С «дагестанской путевкой» – в большую русскую поэзию

Кроме отзывов современников и друзей все же основной показатель таланта писателя – более важный идейно-художественный уровень произведений, их востребованность читателем. Все это присуще творчеству Алексея Яковлевича. Вот лишь несколько строк:   

Как много видел я обид!

Я падал, слезы жгли гранит.

А ты ходил спокойно разве,

Когда тебя мешали с грязью?

Но я не возложу вины

На плечи дюжие страны —

Обидит мать и пожалеет.

…Вот и сейчас стою пред нею.

Береза гнется, и река

Чуть-чуть дрожит от ветерка

И улыбается: «Встань ближе

И расскажи мне, кем обижен.

А может, сам был виноват?»

… В раздумье опускаю взгляд.

Не напоминает ли это стихотворение наших современников, которые сваливают весь негатив нашей истории «на плечи дюжие страны»? Или же пушкинское «Клеветникам России» не актуально ли и теперь? А.Марков, очевидно, понимал, что со смертью конкретных клеветников клеветничество как таковое, увы, не умирает, в одной своей миниатюре поэт касается даже «технологии» возникновения и распространения клеветы:

Россиюшка, дремучий лес!

Брось клеветническое слово,

И эхо повторит окрест,

И мненье общее готово.

Несмотря на то, что А. Марков скончался в начале «лихих девяностых» (в 1993 году), разве не стали особенно созвучными нашему времени, например, следующие его стихи?

Ловкач

Хитер мыслитель был: не зря

При жизни восхвалял царя,

А после смерти — хаял

И тем кормился, Каин!   

Место занято

Семь пядей можешь ты во

лбу иметь.

Талантами осыпала природа.

И все ж, покуда жив один медведь,

Другим в берлогу нету хода.

И аналогичных произведений у Алексея Маркова много. О творчестве Маркова раньше заслуженно писалось немало, теперь — незаслуженно мало, и это даже в год его пусть не совсем «круглого» юбилея, причем в Год литературы в России. А мы, дагестанцы, тем более не должны забывать этого замечательного поэта, который, говоря образно, получил «дагестанскую путевку» в большую поэзию.

Родился А. Марков в 1920 году в селе Нины Ставропольского края. Здесь же учился в начальной школе. Рано лишился отца. Наступил печально известный неурожайный 1933 год. Для многих во всей своей остроте встала проблема выживания, а для полусироты Алексея — тем более. Он вместе с матерью перебирается в Дагестан, где положение, по-видимому, было несколько лучше — именно «несколько».

А. Марков находит приют в пришкольном интернате села Нижний Дженгутай, где, как пишет уроженец села Ибрагим Керимов, «…давали по утрам на целый день 500 граммов недопеченного мутно-желтого кукурузного чурека. Его, кстати, мы съедали сразу ­и потом голодали до следующего завтрака» («Дагестанская правда», 20 января 1990 г.).

Далее И. Керимов описывает трогательный эпизод из первых дней жизни Алексея в Дженгутае: «Стали к нему приглядываться. Видим, парень серьезный, всегда аккуратно посещает школу, но иногда сидит на уроках, закрыв глаза. Нам казалось, что он спит, но ребята из старших классов объяснили, что это у него от голода. И тогда мы вынесли, пожалуй, единственно правильное решение: каждый по очереди приносил свой паек кукурузного чурека и, завернув в тетрадный листок, клал в парту Алеши. А Алеша этот был очень упрям, ни за что не хотел принимать чурек, но мы пошли на хитрость, сказали, что чурек ничейный, что мы просто каждый день выпрашиваем его у нашего доброго интернатского завхоза» («ДП», 20 января 2015 г.).

Русский подросток, волею судьбы оказавшийся в незнакомом ему крае среди людей, в то время плохо говоривших или вообще не говоривших на русском языке, с удивительным для его возраста тактом усваивал и местные обычаи, и кумыкский язык. Хотя он был освобожден от уроков по кумыкскому языку, не пропускал ни одного. Бывали даже случаи, когда Алеша показывал местным ребятам пример прилежного отношения к этому предмету. Один из таких интересных случаев приведен И. Керимовым: увлеченные первыми весенними днями и уверенные, что родной язык они и так знают, однажды все ребята-кумыки класса пошли на урок не подготовившись. Добродушный учитель не стал отчитывать школьников, но, конечно, был огорчен, и тут, что называется, на выручку классу вышел А. Марков и прекрасно изложил довольно скучные правила, посвященные суффиксам.

Хотя сам Алексей Марков писал, что он первые стихи начал сочинять на кумыкском языке, что публиковались они в кумыкской газете «Ленин ёлу», и лишь позднее перешел на русский язык, хотя в 1941 году вышел его первый сборник, почему-то пишут, что он «первые стихи напечатал во фронтовых газетах» (Марков А.Я. Стихи. М., 1963. С. 2).

О его подготовке к поэтическому творчеству И. Керимов пишет: «Алеша был единственным среди нас, кто завел и аккуратно заполнял дневник. Но это была своеобразная смесь дневника, словаря и записной книжки. В нем порой встречались столбики вроде рифмованных кумыкских слов. Мы, конечно, не знали, что этот русский парень уже пробует на неродном языке писать простые ученические стихи. И вообще не подозревали, что среди нас сидит будущий известный поэт России.

Интересные сведения о связях Маркова с Дагестаном приводит М. Дугричилов, проделавший большую работу по своевременному выявлению и фиксации фактов, по укреплению этих связей. В частности, Алексей Яковлевич ему говорил о том, что он в местных газетах публиковал не только свои стихи, но и переводы на кумыкский язык В. Маяковского, о том, как удивился Аткай Аджаматов, узнав, что он русский. Позднее они стали друзьями, и на одной из своих книг А. Марков с юмором написал Аткаю, отличавшемуся полнотой: «Всесторонне, особенно вширь растущему Аткаю».   

Из этих воспоминаний Алексея Маркова мы узнаем и дополнительные важные штрихи деятельности неутомимого Эффенди Капиева, владевшего не только родным ему лакским и кумыкским языками, писавшего на этих языках, но, пожалуй, не хуже многих именитых русских авторов писавшего и на русском языке. Призванный в армию Э. Капиев в 1941 году по просьбе Союза писателей и Дагкнигоиздательства на 2-3 дня приезжает в Махачкалу, напряженно работает и по ночам, но выкраивает время на редактирование первого сборника Маркова. Став опытным поэтом, Алексей Яковлевич понимает, что первые его произведения были довольно слабыми и что Капиев открыл путь к их изданию, чтобы начинающий писатель не потерял веру в свой талант, и по истечении многих лет Марков при написании каждого стихотворения мысленно как бы отчитывался перед Э. Капиевым.

Алексей Марков хорошо знал Дагестан, что называется, изнутри: после окончания Дженгутаевской школы и Буйнакского педучилища он работает учителем в Усемикенте Каякентского района ДАССР. Перед самым началом Великой Отечественной войны трудится в Наркомпросе Дагестана, в то время особенно остро стояла проблема привлечения молодых кадров в школы, и Марков по своей инициативе вплотную занимается их обустройством в аулах, затем работает корреспондентом «Дагестанской правды». Этот период его деятельности особенно обогатил Маркова в глубоком постижении им «дагестанского духа», что в особенности важно для поэта. В то время, вспоминал А. Марков, для поездки в командированные места, в распоряжении редакции был лишь один конь, заменявший машину, и на том коне он выезжал во многие районы республики. Там журналист попутно собирал и устное народное творчество, которое, по признанию поэта, так или иначе сказывается во всех его книгах, в частности, нередкое его обращение к малым стихотворным формам во многом обусловлено влиянием восточной поэзии с ее ярко выраженной философичностью, акцентированным вниманием к мудрости, к поэтике… Не случайно А.Марков известный мифологический рассказ о том, как ангел (или Бог) летел (скакал на коне) над планетой и из мешка высыпал разным народам языки, как его мешок прорвался, зацепившись за один высокий гребень Кавказских гор, и все оставшиеся в его мешке языки высыпались в Дагестан, шутливо дополнил: у ангела (Бога), очевидно, было два мешка, во втором из них содержались таланты, и они тоже высыпались в Дагестан.

Не случайно и то, что первое крупное произведение А. Маркова — поэма «Вышки в море» — было посвящено дагестанским нефтяникам, и писалась она в Избербаше (опубликована А. Твардовским в «Новом мире»).

Можно сказать, что А. Марков никогда не порывал связей с Дагестаном: он был в тесных творческих взаимосвязях с А. Аджиевым, А.-В. Сулеймановым, А. Аджаматовым, И. Керимовым: помогал дагестанским авторам ценными советами, рекомендациями и т.д. Конечно же, с Дагестаном его связывала и святая память о самом дорогом человеке — его мать похоронена в Махачкале. При встрече в Москве с М. Дугричиловым он признательно говорил, что если бы в тяжкие ему дни он не попал именно в Дагестан, может быть, он и не стал бы тем, кем является сейчас, а для России, возможно, и не родился бы еще один поэт. И в искренности этих слов сомневаться не приходится.

Будучи уже известным поэтом, он приезжал в ставший ему родным Дагестан, вместе с М. Дугричиловым они побывали в Буйнакске, Нижнем Дженгутае, Избербаше, Кубачах, где встретился и с товарищами, с которыми некогда работал в Аштинской школе…

Я, к сожалению, лично не был знаком с Алексеем Марковым, данную статью написал, опираясь на его произведения и на некоторые публикации о нем. Разумеется, в этой статье очерчены лишь основные параметры связей крупного поэта с Дагестаном, они могут быть значительно обогащены. Интересно было бы обратиться к его дагестанским произведениям и переводам конкретнее. Хотя и он, и его сверстники ушли в мир иной, наверно, есть более молодые люди, которые могли бы дополнить материалы, т.е. можно было бы подготовить книгу по данной теме. И в заключение отмечу, что он вполне имел право писать так:

Я прямо шел, как только мог,

Вступая в спор и перепалку,

Боялся я кривых дорог:

Они всегда ведут на свалку.