Ожоги войны

Подобное имело место и с моим отцом, но в несколько ином ракурсе.

Дело давно минувших дней. Кто-то осмелился его обозвать «горелым». Заметив в тоне разговора оттенок оскорбления, отец схлестнулся с обидчиком. В результате его чуть не посадили. То были годы прошлого столетия, и мог ли кто-то предположить, что настанут времена, когда некоторые недоросли выразят сожаление о поражении Гитлера, будут грезить о баварском пиве и укорять ветерана, горевшего в танке.

Мой отец, Отарбаев Джумали Аджигеткенович, с малых лет остался круглым сиротой, приходилось терпеть и голод, и холод. Нужда вселила в него стойкость и веру. В 1941 году отец ушел добровольцем на фронт.

Вначале был курсантом Бакинского танкового училища, где всех обучали быть заряжающими. Затем отца отправили в Тбилиси, а оттуда в составе 1-го Украинского фронта в качестве заряжающего экипажа танка он принял боевой крещение.

В одном из боев, когда немцы уже истекали кровью и дрогнули, его танк был подбит снарядом. Отца вытащили из загоревшегося танка, как попал на перевязочный пункт, он не помнит. Джумали Аджигеткенович выжил и даже не потерял зрение, хотя лицо его было сильно обожжено. Почти год он пролежал в госпитале в Гомельской области, где его «заштопали», как могли. Обладая завидным здоровьем, крепкими мускулами, но при этом имея изуродованное ожогами лицо, он гордился долей могучего избранника природы. Он внушал себе, что красота души компенсирует изъяны лица, и старался быть предельно простым и удивительно располагал к себе людей. Подлечившись, отец снова ушел на фронт. Это было время, когда советские войска начали наступательные операции, но все еще шли изнурительные бои с отступлением на некоторых участках. В одном из таких боев вблизи границы Польши Джумали Аджигеткенович получил тяжелую контузию и остался без сознания на территории, захваченной врагом. На следующий день их подобрали фашисты, и он оказался в числе военнопленных, готовых к отправке в лагерь.

Отступая, фашисты заперли их в каком-то сарае и то ли забыли, то ли бросили в спешке, но получилось так, что подоспевшие наши вой­ска освободили их.

И дальше в качестве пулеметчика, в обнимку со своей ППШ он прошагал по дорогам жестокой войны, где каждый день был испытанием, проверкой на прочность.

Забыв о тяжелой усталости, бесконечных линиях обороны, которые они прогрызали вместе с артиллерией и пехотой – траншею за траншеей, воины шли вперед в дьявольском лабиринте укреплений, дотов, врытых в землю стальных бастионов, связанных в одну систему смертоносного огня. Лабиринт смерти уходил далеко в глубь территории врага и упирался в толщу каменных дворов и поместий, способных выдержать удары артиллерийских снарядов. Но, когда поднимается с влажной земли рядовой фронта, фашистский лабиринт смерти трещит по всем швам. Нет и не было силы, которая могла бы остановить вал штурмующих пехотинцев.

Победу отец встретил в лесах под Прагой. Наступило утро светлого мира после черной фашистской ночи. Смелых, непокоренных, любящих свободу и независимость солдат войны ждала иная жизнь.

Джумали Аджигеткенович вернулся домой в начале весны 1947 г. Вернулся с орденом Красной Звезды, медалями «За освобождение Праги», «За освобождение Варшавы», «За Победу над Германией».

За это время следы ожогов на лице немного затянулись, но обидное прозвище «горелый» за ним закрепилось навсегда. Сначала отец выражал недовольство по поводу этого, но после разговора с парторгом колхоза, который представил его людям как прототип Егора Дремова из рассказа великого писателя Алексея Толстого «Русский характер», успокоился, поскольку это прозвище в дальнейшем приобрело даже некоторый похвальный смысл.

Джумали Аджигеткенович был одним из тех солдат, который с честью отстоял независимость своей страны, и, будучи глубоким стариком, мог постоять не только за себя, но и за тех, кто воевал рядом и положил жизнь на алтарь Великой Победы. Он – простой деревенский мужик, один из миллионов воинов, кто всегда будет олицетворением доблести и отваги для тех, кто живет благодаря их подвигу.