Миссия (не)выполнима?

V
Тема следующей главы проекта Стратегии «Ключевые проблемы и конкурентные преимущества социально-экономического развития» вполне логична. После стратегического анализа и оценки потенциала уже можно обозначить направления, которым следует уделить главное внимание, а также то, что лучше всего нам должно удаваться, — точки роста.
 В главе имеется статья «Высокий удельный вес теневой экономики» — действительно, одна из ключевых проблем. За ней следует другая — «Криминализация экономики». А что «тень» — это не криминал? Нет. Оказывается, все-таки криминал. Она тоже упомянута в криминализации.

Тогда почему все не сведено под одну «крышу», а часть тут, часть там? Все та же неразбериха в систематизации. Ну, ладно.
А почему к ключевым проблемам не отнесена экология? Непонятно.

Для всего цивилизованного мира она давно уже ключевая. Даже Ватикан недавно признал пренебрежение экологией одним из смертных грехов. А для нас? Разве мы не хотим обеспечить высокое качество жизни, развивать туризм, рекреацию?

Проблемы экологического характера нарастают как вал, и даже один их перечень занял бы немало места.

А может, экология проходит в обсуждаемой главе по статье этого самого качества жизни? К сожалению, и там о ней ни слова.
***
Перейдем в главе от общего к деталям и рассмотрим, например, как раскрывается такая, надо полагать, глобальная тема, как «Деформированная структура экономики, наличие межотраслевых диспропорций» в статье с одноименным названием.

Из нее можно узнать, что «традиционно сложившаяся в Дагестане отраслевая структура соответствует депрессивной экономике и является одной из основных причин отставания республики от средних показателей по России. Важнейшим звеном современной инновационной экономики является развитое наукоемкое промышленное производство, а Дагестан продолжает оставаться преимущественно аграрным регионом.»(?)

Как совместить тревогу по поводу аграрного засилья, выраженную выше, с тревогой по поводу снижения удельного веса сельхозпроизводства в общем объеме ВРП республики, выраженную при стратегическом анализе? Либо — либо. Но дело не столько в этом. Получается, инновационным, наукоемким может быть только промышленное производство, но никак не сельское хозяйство, где соха и лошадь на все времена? Разве депрессивна Голландия, известная в мире прежде всего как страна, чуть ли не тотально занятая выращиванием цветов, которыми завалила даже дагестанский рынок (где мы, а где Голландия?), и средними удоями 9000 литров в год.

Фермеры, составляющие лишь 3,6% трудоспособного населения США, полагаю, вовсе не с помощью сохи и лошади кормят не только свою страну, но и обеспечивают 40% (!) мирового экспорта продовольствия.

Да если Дагестан, где более 50% населения проживает в сельской местности, будет обеспечивать хотя бы 1% мирового экспорта, мы заживем на зависть другим и без промышленности, какой бы наукоемкой она ни была. Потому что это будет означать, что у нас очень даже передовое, инновационное, наукоемкое и пр., и пр. сельское хозяйство. Что же касается промышленности, даже не наукоемкой, если ее наличие экономически оправдано, кто же в здравом уме от нее откажется?

***

Даже полное отсутствие промышленности не есть ни необходимое, ни достаточное условие для погружения экономики в депрессию, и в то же время «наукоемкое промышленное производство» не есть гарантия от этого явления.
Чтобы у заказчика и фактически исполнителя проекта Стратегии не возникали ложные ориентиры, авторам следовало бы правильно расставлять акценты.
Депрессия — это глубокий кризис, в котором может оказаться любая экономика, если ею неумело управлять. В свое время США пережили Великую депрессию вовсе не по причине отсталости в промышленном развитии, о которой не могло быть и речи. Да и сейчас страна находится на грани рецессии, хотя преимущественно аграрной ее вряд ли кто назовет.
Когда экономика России в 90-х годах оказалась в кризисе, что не могло не затронуть и экономику Дагестана, для нас это было следствием объективных внешних обстоятельств, но никак не каких-то там структурных диспропорций между промышленностью и сельским хозяйством. А то, что падение нашей экономики оказалось значительно глубже, чем в других регионах, то это, в первую очередь, было проблемой качества управления республикой, а потом уже все остальное.
Короче. И промышленность, и сельское хозяйство следует развивать исходя из критериев наибольшей экономической эффективности, а отраслевые пропорции — это уже следствие. Какие они сложатся для обеспечения этой самой эффективности в наших конкретных условиях ( географических, природно-климатических, социально-экономических), такими, значит, и должны быть.

Сначала лошадь, а потом телега.

***

Здесь же напрашивается и другое замечание. Республика вовсе не сегодня начала демонстрировать двузначные цифры роста экономики. Значит, предприниматели сами и без подсказки Стратегии находят пути наиболее эффективного использования своего капитала. В проекте же вместо того чтобы объяснить это явление, выявить точки роста, дать рекомендации, которые могли бы способствовать дальнейшему сохранению темпов (вот для чего нужен нормальный стратегический анализ), говорится о депрессии, дается при этом неверное объяснение причин, породивших ее, и вроде предлагается рецепт, как экономику из этой депрессии выводить.

Странное впечатление оставляет мнение, что «высокие проценты роста… вовсе не говорят о реальном переломе в промышленности, поскольку в целом объем промышленной продукции в 2006 г., по оценке, составил лишь 59% к уровню 1990 г», приведенное еще при стратегическом анализе. Получается, если человек находился чуть ли не при смерти, а потом начал быстрыми темпами выздоравливать, то это еще не перелом в болезни. Перелом наступит только тогда, когда он не только окончательно выздоровеет, но и начнет бить мировые рекорды.

Да, экономика уже вышла из депрессии и, как ни странно, с той самой «депрессивной» структурой, бурно, но главным образом, стихийно и безалаберно развивается. Перед ней много дорог и соблазнов, и она все еще очень слаба. Нужна грамотная тактика, обеспечивающая быстрое и окончательное выздоровление, а не диагноз, ставящий все с ног на голову.
Нельзя лечить грипп, придерживаясь тактики лечения рака.

***

Следующая сентенция, и тоже дезориентирующая заказчика — «Промышленность вместе с тем необходимо рассматривать как важнейший компонент материальной культуры, современной постиндустриальной цивилизации, как условие повышения культурного, образовательного и профессионального уровня, развития человеческого потенциала.»
Общеизвестно, что постиндустриальная цивилизация есть цивилизация, уходящая от промышленности. Поэтому она и названа «post», что в переводе с английского, если кто не знает, означает «после». Постиндустриальная цивилизация — это цивилизация, живущая главным образом за счет интеллектуального труда, а не станка. Она, в сравнении с индустриальной, создает несоизмеримо большее «условие повышения культурного, образовательного и профессионального уровня, развития человеческого потенциала».

Для того чтобы собирать на индустриальном конвейере компьютеры или автомобили, достаточно интеллекта обезьяны — вот и весь образовательный уровень и человеческий потенциал. Это вовсе не наукоемкое производство в целом, как может показаться на первый взгляд, а лишь его последний цикл. Поэтому постиндустриальные страны и выносят все эти, как мы называем, высокотехнологичные производства, например, в страны Юго-Восточной Азии, где не только постиндустриальным, но даже индустриальным зачастую не пахнет. Вся же созданная интеллектом добавленная стоимость, которая составляет львиную долю продукта, остается, естественно, в Детройте или Силиконовой долине. Там, где проектируется оборудование, разрабатываются программы и технологии.

Это и есть работа того самого человеческого капитала, о котором у нас в последнее время не устают твердить.

Дело не в том, что сволочные американцы или японцы решили выжимать из неразвитых стран оставшиеся соки, согнав их на конвейеры. Просто непродуктивно использовать высококачественный человеческий капитал, который сформировался в постиндустриальной стране, для стояния у конвейеров. Он слишком дорого стоит и может выдавать неизмеримо больше продукции, но только не крутя всю жизнь одну и ту же гайку на конвейере, для чего не нужно даже уметь читать. Место этого капитала за компьютерами, лабораторными приборами, испытательными стендами, в производстве и наладке единичной, выпускаемой небольшими сериями сложной техники, которую на конвейер не поставишь.

Возможно, это кого-то и удивит, но сегодня в США чисто материальное производство создает лишь 10% ВВП (!).

Даже в тех производствах, которые остаются в самих странах, вступивших в постиндустриальную эпоху, за конвейером стоят в основном трудовые мигранты. Еще лет тридцать тому назад я сам видел, как на конвейерах завода Даймлер — Бенц (того самого) в Германии работали одни турки, которых, кстати, насильно туда никто не сгонял. Квалифицированным немцам этот труд был не интересным и слишком мало оплачиваемым. Для их уровня квалификации экономика располагала более высокооплачиваемыми нишами.

Следующий этап постиндустриального развития — это заводы-автоматы, где в цехах вообще нет никого, а из производственного персонала — одни лишь наладчики, да и тех на каком-то этапе заменят роботы. То есть число создаваемых этими производствами рабочих мест вообще не будет хоть как-то ощутимо сказываться на рынке труда. Все рабочие места переместятся в лаборатории, конструкторские бюро и пр. И это не фантастика, а уже все более расширяющаяся реальность.

Короче, авторы, обозначая промышленность как «важнейший компонент…» постиндустриальной цивилизации», вместо того чтобы ориентировать республику именно на опережающее развитие, получается, планируют движение во вчерашний день стран, уже живущих в постиндустриальном обществе.

Индустриальное общество — это общество малоквалифицированного в своей основной массе рабочего класса, а постиндустриальное — высококвалифицированных рабочих, как правило, с высшим образованием и чисто «белых воротничков».

Сказанное выше – это призыв не к отказу от промышленности, а к тому, чтобы задуматься о приоритетах, о векторе развития, который должен иметь правильную ориентацию. Раз уж нам сейчас приходится начинать чуть ли не с нуля, во что выгоднее вкладывать деньги прежде всего? Как это следует правильно делать? Как выбираться на магистраль, ведущую к постиндустриальному обществу?

В Стратегии, кроме верных, конечно же, слов типа «инновация, наукоемкость, человеческий капитал», ответа не найдешь. Однако, как известно, от частого повторения слова халва…
Естественно, постиндустриальное общество, какие деньги ни вкладывай, за три дня не создашь. Это сложный процесс, кардинальным образом затрагивающий все аспекты социального и экономического бытия общества. За день можно приобрести суперкомпьютер, а человеческий капитал формируется годами. Однако в течение 12 лет можно очень серьезно продвинуться в этом направлении.

То, что наша экономика в разрухе, – это минус. Но зато мы имеем уникальную возможность строить все с нуля, чтобы сразу же оказаться «впереди планеты всей», и это колоссальный плюс. Если, конечно, с умом им воспользоваться.

***

Цитируем дальше: «В настоящее время происходят активные структурные изменения в самой промышленности, но отраслевая структура здесь далека от оптимальной.»
Что такое оптимальная отраслевая структура промышленности для Дагестана? Каковы ее критерии? В чем неоптимальность нашей отраслевой структуры, и почему? Ответов нет. Вместо них просто заявляется, что маловат (10,2%) удельный вес машиностроения и металлообработки в общем объеме промышленности. А каким и из каких соображений он должен быть? Например, 90% это хорошо или плохо? Почему? А может, необходимо не машиностроение, а нефтехимия или легкая промышленность? Если да, то опять-таки почему? Молчание.

Остается только принимать на веру, что 10,2% это нехорошо, неоптимально, и все.
Интересно, что лучше — вложить миллиард в машиностроение с прогнозируемой отдачей, например, десять копеек с рубля или в немашиностроение с отдачей в двадцать копеек с рубля? А если отдача будет, наоборот, у машиностроения — двадцать копеек? Разве необходимо вкладывать в него вовсе не оттого, что это выгоднее, а только потому, что нужно зачем-то повысить удельный вес машиностроения?

***

Чтобы быть правильно понятым, хочу оговориться, что выгода (отдача) для предпринимателя – это вовсе не одно и то же, что и выгода для республики, под которой следует понимать не только отчисления в бюджет или рабочие места, а весь комплекс плюсов и минусов, который не только напрямую, но и опосредованно несет с собою любой бизнес. Поэтому то, что выгодно одной стороне, может не всегда быть столь же выгодным для другой. Все это вполне поддается количественной оценке и должно быть положено на одну либо другую чашу весов. Искусство территориального управления как раз и заключается в создании механизмов, позволяющих гармонизировать интересы обеих сторон. Стратегия должна выстраиваться с учетом необходимости наличия такой гармонии, поскольку в противном случае она будет обречена на неудачу. Полагаю, это очевидно не только мне.

***

«В Дагестане образовалась и уже многие годы существует диспропорция между производством сельскохозяйственного сырья и его промышленной переработкой… Перерабатывающая промышленность находится в упадке, и возникла опасная диспропорция между производством и переработкой сельхозпродукции. Организация переработки сельхозпродукции является важнейшим условием развития сельского хозяйства… развитие сельского хозяйства и пищевой промышленности является основой обеспечения продовольственной безопасности…», — очередная сентенция из этой же статьи проекта.

В чем опасность возникшей диспропорции? Какой должна быть пропорция? Почему это вообще нужно считать диспропорцией? А может, все оптимально? Неизвестно. Заказчик опять-таки должен верить разработчикам на слово, что опасность существует.

Может, производители плодов и овощей весь сезон уборки урожая атакуют наши консервные заводы, которые не в состоянии справиться с обработкой, и потом, не дождавшись приемки своей продукции, сбрасывают ее гнить в овраги и от этой жизни вскоре разбегутся? Тогда действительно опасно. Однако вроде ситуация обратная — консервщики даже при своих нынешних жалких мощностях жалуются на нехватку сырья, а ее производители прекрасно обходятся сами. В оврагах продукция не гниет.

А может, зимой прилавки пустеют? Свежих плодов и овощей нет и консервированной не запаслись? Такой картины тоже вроде не наблюдается.

Ну и какова оценка всего этого при очевидном упадке консервной промышленности? В чем причины? Ответа нет. А какие без него могут быть рецепты? Заводы стоят, но нужно еще построить заводы? Потому что во времена СССР мы выпускали консервов больше?

***

Авторы, судя по всему, не учитывают изменения, произошедшие и продолжающие происходить в структуре питания россиян, и продолжают оперировать критериями, сформировавшимися во времена нищей социалистической экономики, когда и население, и промышленность страны летом усиленно занимались заготовками на зиму — консервированием, когда апельсины появлялись на прилавках лишь на несколько дней к Новому году, а северяне могли видеть помидоры только маринованными. Сейчас совсем другая ситуация, и она с ростом доходов населения будет только смещаться еще дальше в сторону роста в рационе удельного веса свежей плодоовощной продукции перед консервированной.

Если было бы выгоднее загонять еще с лета все это хозяйство в банки и баллоны, так оно и было бы. Значит, выгоднее для сельхозпроизводителя (а разве у нас не говорят на каждом углу о том, что сельхозпроизводителя надо любить?) либо сразу на рынок, либо сохранить и потом продавать в несколько раз дороже, чем в разгар сбора урожая. И потребителям полезнее.

Одно дело, когда сырье добывают у нас, а перерабатывают в другом регионе. Естественно, нужно стремиться и перерабатывать у себя. Зачем же кому-то дарить дополнительные доходы, когда можно иметь их самим? Но плоды-то и овощи от нас везут вовсе не для переработки на чужих консервных заводах, а для потребления в свежем виде. Это совсем другая ситуация, и этому явлению следует дать правильную оценку. А почему даже к нам — в Дагестан везут сейчас свежие плоды и овощи с юга? Почему их все там — в Иране, Азербайджане, Турции… не консервируют, а потом..? Они что, в убыток себе так работают? А производство сухофруктов? Возможно, этим тоже нам следует заниматься?

У консервов имеется своя ниша, которую они и занимают. Абрикос или огурец лучше есть свежим, а горошек — консервированным. Но где в Стратегии определяются размер и структура этой ниши? Где объективный анализ тенденций и предложения на этот счет? Как заманить сельхозпроизводителя с его продукцией на консервные заводы? Ответа нет.
 Зато в главе, посвященной приоритетам социально-экономического развития, имеется статья, посвященная переработке сельскохозяйственного сырья, в которой отдельное место отведено формированию и развитию плодоовощного кластера, в котором ни слова о необходимости развития мощностей по хранению плодоовощной продукции в свежем виде.
 А если наш сельхозпроизводитель как возил, так и будет продолжать возить плоды с овощами не на вновь построенные заводы, а в Центральную Россию или придерживать, чтобы продавать зимой? Заставлять насильно делать то, что ему невыгодно? Не получится. Он тогда просто перестанет производить.

Вообще-то ответ на последние вопросы у меня имеется — нужно просто, чтобы норма прибыли для сельхозпроизводителя при сдаче на завод была чуть выше, чем при отправке продукции на рынок. Тогда на подъезде к заводу сразу же выстроится очередь из них. Но это порождает серию других вопросов, отвечая на которые можно окончательно превратить настоящую публикацию в безразмерную.
(Продолжение следует)