«Хочу пожать Расулу руку»

Расул Гамзатов был баловнем судьбы, о нем заговорили, когда он еще учился в Литинституте. Его взлелеял всеобщий интерес читателя к творчеству мастеров глухих провинций, народностей, о которых прежде даже не слыхали. К тому же его отец, истинно народный поэт аварец Гамзат Цадаса пользовался издавна большим авторитетом. Наверно, по наследству талант перешел и к Расулу Гамзатовичу. Кто бы мог подумать, что паренек из глухого аула Цада, представитель народа, насчитывающего всего треть миллиона человек, будет способен заставить громадную страну заговорить его выражениями, зачитываться его стихами, запеть песни на его стихи! Помнится, как плакали люди, впервые слушая его проникновенных, наполненных истинно высокой поэзией «Журавлей» в исполнении Марка Бернеса. Тогда редкий концерт проходил без чтения его стихов, переведенных на русский, стихов мудрых, глубоких, вызывающих и серьезные раздумья, и просветляющие слезы.

Мне довелось присутствовать на всяческих писательских съездах Союза и России, и каждое выступление Гамзатова все ждали с нетерпением. Едва объявлялось его имя в качестве следующего оратора, как из фойе, где подчас бывало многолюдней, чем в зале, валом валили люди, зная, что он внесет оживление, скажет что-нибудь остро необходимое, запоминающееся, смешное. И потом в кулуарах долго повторяли его удачные, меткие выражения.

На одном из российских писательских съездов Расул удивил многих, когда необыкновенно резко, даже непривычно грубо, вызывающее зло и ядовито высмеял одного процветавшего и обласканного властями поэта, опубликовавшего лжепатриотическую, спекулятивную поэму о скольких-то там сотнях шагов, которые преодолевают солдаты, идущие на смену к знаменитой усыпальнице. Сидящие в зале боялись поднять глаза, ожидая немедленной расправы над аварцем. А не произошло ничего. Поэму просто забыли.

Многие ли знают, что этот благополучный и обласканный Гамзатов первым поддержал Твардовского, когда на русского поэта, редактора «Нового мира», обрушился государственный гнев. Власть была тогда свирепо-могуча, некоторые «единомышленники» как-то быстро стушевались, чтобы не привлекать к себе внимания. Гамзатов же до конца оставался с Твардовским… 

Знаю, нынешние молодые люди читают стихи Расула. А кто не читает, тот обкрадывает самого себя. Да и телевидением, к сожалению, сделано все, чтобы двумя-тремя фигурами новых жрецов поэзии заслонить все, что было создано в этой области трудами многих поколений замечательных мастеров. Но даже самые злые ненавистники «старого» не посмеют сказать, что в стихах Гамзатова не пылает огонь, что в них нет оригинальной поэтической мысли, что они не рождены народной жизнью и что они не несут в себе острой философичности.

Однажды в наш город на один день приехал Гамзатов с женой Патимат; они направлялись на отдых в Болгарию, теплоход из Одессы должен был отправиться поздно вечером, и они решили провести этот день в Молдавии.

Нам было поручено встретить и приветить семью знаменитого аварца.

Да, он был действительно знаменит, на улице его узнавали встречные, с доброй улыбкой здоровались с ним, затем провожали восторженным взглядом. Некоторые нарочно обгоняли нас, чтобы заглянуть ему в лицо. А оно было очень выразительно, характерно, колоритно. Несмотря на полноту, ходил он быстро и легко, вся его фигура дышала преизбытком здоровья. Общаясь с ним, и ты сам становился бодрей, веселей и, как мне казалось, даже остроумней.

Мы объехали город на машине, Расулу Гамзатовичу понравился застраивавшийся тогда район Рышкановки, окруженный молодым леском. Созидание не могло не воодушевить поэта, он выходил из машины, в задумчивости рассматривал намечающиеся кварталы и улицы. Больше всего его привлекли старые улицы, очень характерные для старого Кишинева, одноэтажные строения под мощными купами акаций, тополей и каштанов. Его умилили эти почти деревенские улицы в самом центре громадной столицы.

Обедали в ресторане мотеля «Стругураш». Было шумно, весело. Неподалеку от нас закусывал полнеющий статный мужчина. Время от времени он оставлял вилку и нож и останавливал пытливый взгляд на Гамзатове. Наконец незнакомец подошел к нам, склонился ко мне и спросил вполголоса: «Скажите, это действительно поэт товарищ Расул Гамзатов, или я ошибаюсь?»– по произношению чувствовалось, что это иностранец. Услышав, что он не ошибся, незнакомец добавил: «Я немецкий шофер, из ГДР, у нас очень любят стихи товарища Гамзатова. Я хочу пожать ему руку. Можно это сделать?» Я представил его Расулу Гамзатовичу и тот широким жестом пригласил немца за стол.

Выпито было достаточно, но поэт держался молодцом, одна лишь милая, улыбчивая Патимат время от времени вполголоса умоляла меня не наливать ему больше. Присмотревшись внимательно, я понял, что ее муж больше играет из себя выпивоху, этакого беззаботного гуляку. Его глаза впитывали все окружающее, он умел внимательно слушать, мимо его сознания ничего не проходило. А иной раз только пригубит рюмку, произнеся перед этим затейливый тост, и почти полную отставит.

Я в разговоре вспомнил моего друга Любомира Йоргу – остроумца, балагура, музыканта, танцора, мастера по изготовлению молдавских музыкальных инструментов и вообще человека с причудами. Как воспламенился Расул Гамзатович: «Поедем к нему!» Все стали втолковывать, что теперь уже не поспеют на теплоход. Но поэт был непреклонен: «Пусть плывут без меня!»– последовал красивый жест правой руки, что должно означать: скатертью дорожка. Нельзя было не улыбнуться, глядя на этого полного, седеющего, сияющего доброжелательством обаятельного ребенка.

Поехали. Мастерская Йорги находилась в небольшом домике на южном выезде из Кишинева. Он встретил нас у входа залихватской мелодией на свирели-флуере.

И Гамзатов готов был пуститься в пляс, но Патимат удержала. На верстаке, с которого только что смели ароматные стружки, под щитом с укрепленными в гнездах рубанками, стамесками, сверлами стояли две бутылки популярного тогда в среде творческой интеллигенции дешевого вина «Роз де масэ» и тарелка с нарезанными брынзой, хлебом, луком. Это было так привлекательно, что поэт обхватил меня за плечи: «Спасибо, что привез сюда! Как пахнет стружками, лаками, клеем! Волшебная картина!»

Понадобилось игриво-смешливое упорство мудрой и прекрасной Патимат, чтобы наконец вытащить поэта из мастерской. Йорга успел выжечь на недавно изготовленной цевнице (народный пастушеский многоствольный духовой музыкальный инструмент) имя гостя и приветствие ему. Тот расцеловал мастера, сделавшись совершенно серьезным, заявил: «Обязательно приеду сюда, в Молдавию. Уже надолго приеду».

Было поздно, стемнело, когда одесская «Волга» поглотила его могучую фигуру, резво рванув с места… Мы еще долго не расходились, восхищались Гамзатовым, вспоминали его наиболее забавные выражения, рассказывали всяческие, возможно, мифические истории, происходившие с ним, цитировали наизусть из «Моего Дагестана» выражения, начинавшиеся одними словами: «Абуталиб сказал…».

Конечно, этот день, проведенный в обществе замечательного поэта-горца я описал несколько шутливо, и чтобы не создалось у читателя представления о том, что это праздный кутила, напомню, что им создана целая библиотека книг, потребовавшая громадного ежедневного (и подчас еженочного) труда. В каких только стихотворных жанрах он ни пробовал себя, из-под его пера вышли поэмы, философские, политические стихи, любовная лирика, сонеты, четверостишия, двустишия, всевозможные «надписи» на дверях и воротах, на могильных камнях, на часах, на кинжалах и т. д., эпиграммы, восьмистишия. Он написал прозаическую книгу «Мой Дагестан». И они, строки, исходили сто и более дорог в мире.

Не так давно (это было несколько лет назад) один мой товарищ, ездивший в Элисту на празднование 75-летия Давида Кугультинова, рассказал мне, что встретил там Гамзатова, который уже с трудом ходил, сопровождаемый молодыми друзьями, но все же приехал на юбилей старого друга. Досадно, что к нам Расул больше не приехал «надолго».

И теперь уже никогда не приедет.

Николай Сергеевич Савостин – молдавский поэт и писатель, пишущий на русском языке. Автор более 40 книг. Заслуженный деятель искусств Молдавии, кавалер ордена Республики, орденов Отечественной войны II степени, «Знак Почета», лауреат Международной литературной премии имени Юрия Долгорукова.