Немцы нас звали Иванами

— Я лично слышал, как сам Бог разрешил нам, солдатам, немного расслабиться, — как-то заявил Николай Пушкин.
— И я, — подхватил Малфыгин, — идя к вашему "табору", тоже услышал слова Бога. Но беда в том, что наш старшина, к сожалению, этот разговор не слышал. А раз так, то у нас с расслаблением ничего не получится, — сделал свое окончательное заключение ефрейтор Малфыгин.
— Я смотрю, вы тут очень захотели выпить. У меня есть немного шнапса и немного пива, — смилостивился старшина Опанасенко.
— Спасибо, старшина, за беспокойство. Но для наших трезвенников и целой бочки будет мало. Лучше, конечно, спирт.
— Дайте мне кто сколько может дойчмарок, и я достану спирту, — сказал Малфыгин.
Посидели мы неплохо. Вдруг Малфыгин, обращаясь ко мне, сказал:
— Давай, сержант, зайдем к немцам в гости и поздравим их с окончанием войны.
Я не знаю, что мне ударило в голову, но когда мы подошли к беседке, где сидели немцы и пили пиво, я на полном серьезе сказал:
— Ауфштейн… Их бин юде, алес шисен (встать, я еврей, всех расстреляю).
Немцы от испуга упали на пол и стали причитать:
— Вир нихт Гитлер, мы есть тельмановцы, мы коммунисты.
Видя, что мы совершили страшную глупость, желая ее как-то сгладить, мы подошли к немцам, попросили их подняться с пола и, извинившись, уже хотели уйти. Но немцы нас удержали. Вскоре их жены, дети поставили на стол различную домашнюю закуску, спиртное и пиво.
— Мы все заслуживаем, — сказал один пожилой немец, — чтобы нас русские расстреляли. Но вы проявили к нам снисхождение, и мы приветствуем вашу победу над гитлеризмом.
Вскоре в Циттау, где мы стояли, стали работать объекты общественного питания, заработал театр. Жизнь после страшной войны возвращалась в свою колею. И, как всегда, солдат потянуло к противоположному полу.
— Их бин Грэтта, — представилась мне одна довольно смазливая белокурая немка. — А как звать тебя?
Но произнести мое имя правильно не смогла. И сказала мне:
— Ты будешь зер гут Иван.
В ее поведении чувствовалось, если не ненависть, то пренебрежение. Она все повторяла: русиш Иван. А потом с гордостью показала фотографию.  
— Это мой муж — летчик, герой. Он сбил много Иванов.
Стало противно слушать ее бахвальство, и я в порыве злости сказал:
— Твоего мужа Фрица или Ганса наш Иван…, — несмотря на то, что я докончил фразу на русском языке, она прекрасно поняла и залилась слезами. А потом подошла ко мне, обняла и попросила извинения. Вскоре она поняла, что русские такие же люди, как Ганс или Фриц, как многие другие немцы. А в некоторых случаях даже лучше. В городе было объявлено, что немки, которые беременны от русских солдат, имеют право по своему желанию на бесплатное прерывание беременности. Многие немки рассчитывали, что им разрешат свою судьбу связать с русским Иваном. Некоторые фрау и фрейлейн считали для себя большой удачей, если им оказывали внимание советский солдат или офицер. Жизнь требовала свое, живое тянулось к живому.
Командование нас всячески оберегало от опрометчивых решений. Вы берегите свое здоровье для наших советских женщин, они вас с нетерпением ждут, твердили нам политработники.
Мы, конечно, крепились, берегли себя как могли. Но разве сердцу прикажешь. Бывало, влюблялись в своих "врагов". Правда, браками эти отношения не кончались. Не разрешали жениться. Хотя теперь мне кажется, что это было бы действенным способом налаживать отношения. Во всяком случае, сегодня уже признано, что межнациональные браки нужно всячески приветствовать.