Зайнаб открывает Кубачи

И только дойдя до места, поднимаю голову, вижу и вздыхаю – Кубачи! Мы стоим с Зайнаб Канаевой, любуемся видами. Я прислушиваюсь к десяткам, сотням ударов ювелирных молоточков, и мне хочется думать, что в этот час все жители аула сидят дома и творят что-то такое, чем снова удивят мир.

«На небоскреб наш аул похож потому, что крыши самых нижних саклей служат балконами-террасами для следующего ряда жилищ, и так гигантской лестницей, в которой не менее трехсот ступеней, он поднимается к крепости Кунака. Правда, в этой лестнице за последние десять – двадцать лет образовались пробоины, так как некоторые сакли разрушены: иные жители аула переехали в город, другие переселились на просторное плато, где можно не только построить саклю, но и разбить перед нею палисадник», – это Ахмедхан Абу-Бакар описывает родное Кубачи в «Ожерелье для моей Серминаз», а Зайнаб Канаева зачитывает. Она заведующая мемориальным музеем Ахмедхана Абу-Бакара, филиала Национального музея Дагестана им. А. Тахо-Годи.

Он открыл для русского читателя Дагестан. Благодаря его произведениям люди проникались духом Страны гор, узнавали о многовековых традициях и обычаях, знакомились со старинными промыслами, узнали о знаменитом ауле златокузнецов. И сегодня мы, читая произведения великого мастера слова, открываем новое о Дахадаевском районе. И с Зайнаб Абдулмуталимовной так же, что не рассказ – новое открытие. Она невероятная, рядом с ней ощущаешь и спокойствие, и непоколебимую уверенность в себе: «Все у тебя получится! Попробуй!».

И ты пробуешь. Пробуешь выгравировать узор на серебряной чашке второй, третий раз, а все не так. Она берет в руки инструменты, говорит «Бисмиллахи рахмани рахим» и начинает. Под ее ловкими пальцами, точно на поляне, расцветают цветы. Учит и меня под каким углом держать инструмент, на каком расстоянии предмет, прочим тонкостям, но бесполезно. Здесь говорят, что в ауле Кубачи настоящим днем рождения считается не тот день, когда ты родился, а тот, когда сел рядом с мастером. С этим нужно родиться, нужно перенять у предков, видеть и пробовать каждый день, засыпать с этим и просыпаться. Главному ремеслу кубачинцев ее учил отец. Она и сейчас живет так, чтобы он ею гордился: живет по совести, стараясь не обидеть, не задеть ни делом, ни словом. А он наблюдает. На стене портрет молодого человека, увешанный орденами и медалями. Это ее папа. Канаев Абдулмуталим Алигаджиевич.

– Мой отец – участник советско-финской войны. В 1940 году принимал участие в боях в составе 33-го истребительного авиационного полка противовоздушной обороны.  Награжден медалями «За победу над Германией», «За оборону Москвы», орденом Отечественной войны II степени. Демобилизовавшись из армии, вернулся в Кубачи, работал учителем физики в школе. Папы не стало 20 февраля 2000 года, но его фронтовой путь навсегда останется в истории страны, республики, села, – говорит она.

Зайнаб Канаеву знают многие журналисты, туристы не только России, но и зарубежья. Любят приезжать к ней за историями, традициями, а она всегда рада гостям. Приехали раз, обязательно вернутся. Выкладывает перед нами все, что знает о родном ауле, искусство которого славилось с давних пор. И ей всегда есть чем удивить. К моему приезду она берегла нечто особенное, старинное, позабытое и неизвестное многим. Это женская кубачинская дубленка.

– Старина – моя самая большая слабость. Все деньги могу отдать за антиквариат. У меня даже несколько групп есть в социальных сетях, там продают и покупают антиквариат. Я считаю так: лучше купить одну старинную вещь, чем десяток новых, – говорит она.

За небольшой кусок старинной парчи в антикварных группах в социальных сетях просят десятки тысяч рублей. Мастерице пришлось купить для украшения дубленки, но этого было мало – в жертву принесла и свою норковую шубу (для отделки). Ну, мы, женщины, такие – если нам что-то надо, то в расход идет всё!

Через несколько минут в комнате вновь застучит швейная машинка, разрисованная солярными знаками, которую, кстати, Зайнаб Канаева привезла из Туркменистана в 80-х годах.

– Шьет как танк! – говорит она, подводя под лапку ткань. – Не поверишь! Как приду с работы – сижу, шью и шью, и даже не замечаю, как за окном уже утро! О-о-о, сколько нервов и ткани я попортила, пока добилась результата! Мне во всем помогает научная сотрудница музея Бика Кишиева. Она у меня умница!

Сегодня Бика тоже с нами, пришла завершить начатое несколько месяцев назад, ее задача – карманы.

Как шить дубленку, мастерицу, которая теперь еще и дизайнер, и модельер, и швея, никто не учил, не показывал, хотя в ауле и есть женщины, в чьем гардеробе когда-то такая имелась. Но ей хотелось самой понять, освоить, научиться, возродить ремесло – это ее дань памяти предкам.

– Последний раз дубленку в нашем селе шила Хадижат Мусаева 70 лет назад, а ее уже давно нет в живых, – рассказывает она и дает очередную строчку. – Ткань называется дарай, ее привозят из Пакистана. Норковая отделка, как я уже сказала, из моей норковой шубы, начинка, скажем так, из ваты.

Знаменитая Зайнаб надевает дубленку цвета спелой черешни, оценивает вид в зеркале (так ли села), поправляет каз и мы идем в народ, ловим удивленные взгляды сельчанок, даем потрогать дубленку, разглядеть со всех сторон и… Она идет так быстро по неровным извилистым улочкам, будто вовсе не за ее спиной висит мучал и не на ее груди повис кувшин… Мы идем за водой к роднику, как и сотни лет назад…