Почему исчезли аристократы духа
Роль интеллигенции усиливается в периоды социальных перемен, особенно во времена кризисов, подобных российским «реформам» последних десятилетий. В российской ученой среде наблюдались массовые метаморфозы, приведшие вчерашних атеистов в служители православия и ислама, идеологов марксизма - в ряды теоретиков либерализма, превратившие поборников интернационализма в ярых националистов, бессребреников — в «новых русских» и т.п. В результате произошло, с одной стороны, упорядочение и очищение рядов ученого сообщества от значительного числа «попутчиков», которые воспользовались открывшимися широкими возможностями проявить себя в иной сфере. С другой стороны, сократившееся число интеллигентов в последние несколько лет увеличивается невиданными ранее темпами, что, может быть, факт тревожный, нежели отрадный.
Не секрет, что не только в образование, здравоохранение, правоохранительные органы, но, к сожалению, и в научную среду повалила малоподготовленная и даже полуграмотная конъюнктурная молодежь. В ряды ученых влились целые группы коммерсантов, банкиров, политиков, претендующих на научную состоятельность с соответствующими дипломами в кармане, способные имитировать некоторые исконные качества интеллигенции. В результате ученое сообщество теряет свою нравственную исключительность, перестает быть аристократией духа, все более заражается примитивным приспособленчеством.
Такие неблагоприятные перемены отрицательно сказались и на деятельности научной интеллигенции Дагестана. Сегодня наша академическая и вузовская наука по ряду объективных и субъективных причин не содействует переходу республики к инновационной экономике — не разработана региональная научно-техническая политика, размыта ее нормативно-правовая база, усилия не сосредоточены на прорывных наукоемких технологиях и т.п. Функции научно-гуманитарной интеллигенции не ограничиваются ее творческой и воспитательной активностью — сегодня актуальны и другие специфические стороны ее деятельности. Как мыслящая часть общества она призвана постичь самосознание народа, сформулировать его национальную идею, а как поборник справедливости — служить посредником между народом и властью и т.п. Но наши экономисты и гуманитарии плохо представляют вектор общественного развития Дагестана. Иждивенчески полагаясь, как и другие социальные группы, на Федеральный центр в выборе и обосновании путей социального прогресса, мы недостаточно активны в формулировании национальной идеи и в формировании государственной идеологии, в поиске региональной модели гражданского общества, в осмыслении этнических проблем в условиях глобализации, в разработке системы воспитания подрастающего поколения.
Гуманитарная интеллигенция республики не справляется с качественным преподаванием в вузах соответствующего блока дисциплин. Интерес студентов к получению знаний невысок, хотя экономические и юридические факультеты имеют самый высокий абитуриентский конкурс.
Студенты и аспиранты плохо представляют прошлое, настоящее и будущее Дагестана, не анализируют общественную жизнь, не понимают механизмов управления ею, искажают ее структурные связи и движущие силы, не осведомлены о важнейших социальных институтах, о процессах изменения, прогресса, модернизации, глобализации, о социальных ролях личности, ее социализации, о взаимосвязи этнокультур, субкультур, контркультур и т.п. Не лучше разбираются во всем этом и недавние выпускники — подавляющее большинство госслужащих, депутатов разных уровней, руководителей органов власти и хозяйств, учителя и педагоги, даже широкая естественнонаучная и гуманитарная интеллигенция. Преподавательский состав в большинстве своем работает по старинке, имея скудный по современным меркам багаж знаний.
Проблемы не только в этом. Основные беды и болезни нашего образования, в первую очередь гуманитарного, в другом. Не все преподаватели-гуманитарии являются носителями подлинно нравственных человеческих отношений. Основные принципы и нормы этики науки — организованный скептицизм, всеобщность, универсализм, бескорыстность и др.- нашими гуманитариями не усвоены и не освоены, зачастую попираются. Установка на предельную самокритичность в оценке своих достижений, на рассматривание их как продукта социального сотрудничества, ставшего всеобщим достоянием, ставка в научном творчестве на исключительно общие правила и критерии обоснованности, доказательности знания, готовность согласиться с любыми хорошо обоснованными аргументами, даже если они противоречат собственным убеждениям, и т.п. — вот уже полтора-два столетия составляют ядро европейской науки. В Дагестане оно осваивалось с трудом даже в советский период управляемого и направляемого развития науки. В частности, не способствуют становлению нормальной этики научного сообщества и характерные психологические качества дагестанцев — горячность и категоричность вместо вдумчивости и сомнения, упрямство и крайности вместо упорства, последовательности и умеренности, амбициозность и поверхностность вместо интеллектуальной скромности и подлинной образованности. Не скупимся мы в оценке научного наследия на эпитеты застольных тостов — все у нас «видные» и «выдающиеся», хотя о них в запредельной от республики науке мало кто слышал, не говоря о том, что читал или ссылался.
Зато партикуляризм, местничество, пристрастность оценок, организованный догматизм в защите точки зрения группы ученых — все они давно нашли благодатную почву в условиях этнической пестроты, тухумной спаянности, партийного подобострастия и были взяты на вооружение многими дельцами от науки и образования, в том числе и ныне почивающими на лаврах. Даже некогда святой для республики национальный принцип расстановки научных кадров зачастую применяется кощунственно — разве что для травли компетентного специалиста.
Весьма негативным образом отразилось на этике научного сообщества, во всяком случае Дагестана, и несомненное достижение постсоветской России — обретение учеными творческой и мировоззренческой свободы. «Такая свобода, — как правильно констатирует исторические тенденции в науке известный российский методолог науки Е. А. Мамчур, — является величайшей ценностью в науке». Однако свобода эта понята превратно. Раскованная учительская и вузовская интеллигенция смело перешагнула зыбкую грань морали, права и ныне широко культивирует должностные преступления — плодит неграмотных выпускников, необразованных кандидатов и докторов наук, которые с одобрения «новой этики» беспардонно теснят заслуженных в науке и педагогике людей в руководстве кафедрами, факультетами и вузами. Окрыленные легко добытыми научными регалиями руководители разных мастей почувствовали себя равными с академическими учеными и все чаще обнаруживают в себе «генетические» педагогические призвания. Растет число экономистов, юристов, историков и т.п., совмещающих высокие чиновничьи должности с руководством вузовскими подразделениями, а также занимающих их после ухода на пенсию с госслужбы.
К специфическим негативам дагестанской научной элиты относится и то, что даже в критические для республики годы религиозного противостояния наши обществоведы «не поймали» момент истины — всей их «теоретической мощи» в борьбе традиционного для Дагестана ислама с ваххабизмом хватило только на «обоснование» политических утверждений о его экстремистском характере, связях с международным терроризмом, на критику лозунгов джихада за установление исламской власти и т.п. При этом сознательно или по незнанию извращалась суть ваххабизма, как-то в тени оставалось то, что все суфийские тарикаты, исторически культивируемые мусульманами Северного Кавказа, как известно, далеки от ортодоксального ислама, скорее его сектантская ветвь. Есть и другие теологические и религиоведческие проблемы, которые отданы на откуп дилетантам и в которых ясность не помешала бы широкому общественному сознанию. И если не в подобной общественно-политической ситуации, то когда соответствующие специалисты-ученые проявят себя как личности?
Конечно, злободневные задачи социальной ответственности российского научного сообщества должны быть не только востребованы, но и стимулированы и управляемы. Те же научно-исследовательские разработки осуществляются сегодня бессистемным, порой случайным финансированием различного рода государственными, коммерческими, общественными организациями и частными лицами, общий вектор интересов которых не всегда подчинен региональной и республиканской эффективности. И если в сфере естественнонаучного и технического знания такая ситуация отражается на экономическом и технологическом развитии, то «бесхозность» гуманитарной науки, точнее, ее откровенная зависимость от фондов Сороса, Карнеги и научных грантов Юнеско, Совета Европы и т.п. затрагивает само будущее страны, идейные ориентиры воспитания молодого поколения.
Приведенные здесь примеры, иллюстрирующие, на мой взгляд, слабости функций дагестанской социогуманитарной научной интеллигенции, ее отступление от своих подлинных назначений и обязанностей, далеко не замыкают список.
Можно было бы говорить и о неумении публицистически доводить свои идеи до людей, о недостойных ученого мелких националистических разборках ее некоторой части и т.п. И такая критическая самооценка только бы возвышала достоинства и подчеркивала подлинные преимущества научной интеллигенции перед другими социальными слоями.