А почему бы и нет?..

Отдыхают. Вспоминают. Сравнивают, как было и как теперь. Играют в шахматы, шашки и еще в какие-то «сидячие» игры. Приходят, чтобы «поесть» чистого воздуха, как йогурт, ложкой. Это они так сказали. Почти все в головных уборах.

– Уже и не помню, откуда она взялась, шляпа эта, – говорит Дибир Магомедов.

А мне хочется расспросить его и про штаны с идеальными стрелками, и про этот персикового цвета пиджак, и про строгий галстук. Чем не франт?

– Я в прошлом офицер технических войск. Много где служил: в Румынии, Чехословакии, Германии, Украине, Белоруссии. Отец мой погиб во время войны в Харькове. Мне было 11 лет, когда отца призвали. Я даже не успел понять, что он за человек. Он мне только одно сказал перед уходом: «Всю семью поручаю тебе. Теперь ты старший в доме». Я тогда плохо соображал, что значит быть главой семьи. Семьи из трех братьев, сестры и больной матери. Старался отца не подвести.

Дибир Магомедович – шутник и весельчак. Если в час дня его здесь нет, друзья обязательно пойдут за ним домой.

Багомед Ададаев тоже хочет рассказать про себя и свою шляпу:

– Знаешь, ее я купил, когда сыну было 18 лет! Сейчас ему 51! Смотри, моль хотела ее съесть. Я не дал сделать это, – обращает он внимание на свою «приятельницу». Потом рассказывает про работу на ГЭС, цитирует Расула Гамзатова, желает мне всего хорошего и собирается домой. Широко улыбается то ли солнцу, то ли мне, то ли «радуемся, что долго живем»… Крошечная внучка уводит деда за руку. Он ходит, как и говорит – медленно, с расстановкой.

За Сабияром Тагировым сюда все время приходит жена. Он прогоняет ее, а она, упрямая, все равно ждет его на соседней скамейке с подружками. Вот это любовь! Снимаю перед ними воображаемую шляпу.

Но о любви на годекане говорить не станут. Только про игры. Про шешбеш, например, и непопулярные в Юждаге шахматы.

– В Махачкале такого чая, как в Ахтах, никогда не нальют, – ностальгирует по селу Сабияр Тагиров. – Переехали недавно. С барашками всю жизнь ходил, землю пахал. Что только в селении ни делал! Все уже – хватит пахать, – говорит он и отправляет строгий жест рукой: «Молчи, женщина» – в сторону жены. Все дружно смеются.

– А я недавно поднимался на Тарки-Тау. Видел оттуда наш пятачок, – говорит Магомед Джамалудинов, педагог на пенсии. В одной из акушинских школ 45 лет учил детей биологии. Жалуется на культуру поведения молодых. Скучает по общению со школьниками. Пытался устроиться учителем в городе, но пока без вариантов. И еще одно обстоятельство не дает жить спокойно: «непонятно, куда деваются обычаи».

– Нет их ни в селах, ни в городе. Одни воспоминания. Единственное, что более-менее сохранилось, – уважение к старшим. Если и этого не будет, то все – конец света. И быть сельским учителем легче, чем городским. Там хоть ученика, когда надо, и отругать можно, и похвалить, потому что ты старше, мудрее. А в городе не так, – говорит он.

Я хотела откланяться и бежать на работу. Не получилось. Заговорили о серьезном. Про территорию неподалеку, что заросла камышами и стала домом для стаи бродячих собак, про нехватку детских площадок и про то, что мечети и церкви должны строиться за чертой города.

Короче. Есть у моих новых друзей и личная проблема-пожелание, и ее хорошо бы решить. Многого им не надо. Небольшой клуб для посиделок.

Прошла по парку – места достаточно. Идет масштабная реконструкция. Если не откликнутся власти, то приютить их остается только Русской учительнице, что над Музеем истории города Махачкалы. Рядом с ним они собираются. А клуб должен быть отапливаемый, чтобы и зимой могли встречаться, и в дожд­ливую осень. И чтобы обязательно такой же культурный, как на Родопском бульваре и в парке имени Ленинского комсомола. А почему бы и нет?