Хорошо бы еще дружить с наукой

Разумеется, вся эта шумиха не могла пройти мимо внимания сотрудников научных организаций, занимающихся непосредственно проблемами языкознания. И, как следовало ожидать, было принято решение провести научное обсуждение новинки (тем более, этого требовал и сам автор), которое состоялось 9 июня в Институте языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы ДНЦ РАН. В обсуждении, помимо сотрудников самого ДНЦ РАН, участвовали сотрудники кафедр теоретической и прикладной лингвистики филологического факультета ДГУ, преподаватели агульского отделения ДГПУ и почти все агуловеды, в том числе и известный лингвист-агулец из Петразаводского госуниверситета, доктор филологических наук, профессор З.К. Тарланов и другие лица. Сам М. Рамазанов почему-то на обсуждение не явился.

Если оставить в стороне теоретические выкладки, неизбежные в таких случаях, но не всегда понятные читателю, то содержание прозвучавших на заседании выступлений и оценок словаря можно суммировать в следующем виде.

Работа М. Рамазанова выполнена на высоком полиграфическом уровне и, несомненно, является плодом огромного труда автора. В словаре более 83 условно-печатных листов, что составляет 710 страниц.
 Объем словаря, как заявлено, составляет более 40 тысяч слов. Хотя относительно бедности лексики дагестанских языков существует расхожее мнение, и в различных словарях отражено значительно меньшее количество слов (русско-хиналугский словарь Ганиевой — 8 тысяч, табасаранско-русский словарь — 10 тысяч, русско-лакский словарь Хайдакова — 13,5 тысячи, а в остальных — по 20 тыс. слов), цифра 40 тысяч слов для них все-таки не кажется невероятной. Но в данном случае вопрос состоял в том, насколько эта цифра соответствует реальности. И, как выяснилось в ходе исследования «Словаря…», указанный объем лексики в работе М. Рамазанова является не более чем блефом автора, о чем более конкретно скажем ниже.

Сам «Словарь…» М.Рамазанова состоит из двух частей, именуемых «алфавитная» и «гнездовая». Во второй из них, «чтобы дать читателю хотя бы самое куцое представление о глагольном словообразовании», как пишет Рамазанов, сконцентрирована «глагольная лексика». А на самом деле в данной части словаря сосредоточена не лексика, а количеством 21 тысяча единиц различных грамматических форм этой части речи.

Агульский глагол действительно обладает колоссальным формообразующим потенциалом. По данным исследователей, в нем различают 22 типа времени, 11 наклонений, около десятка обстоятельственных форм, формы повторного действия, отрицательные формы и т.д. Очевидно, М. Рамазанов, когда рассуждает по этому поводу, не понимает сути самого явления и поэтому настаивает на том, что в агульском языке находится до полумиллиона слов. По большому счету это вполне достаточный аргумент, чтобы признать околонаучный характер лингвистических взглядов М. Рамазанова и на этом основании прекратить дальнейшие рассуждения на эту тему.

Что касается «алфавитной» части «Словаря…», то здесь автором сосредоточено 20500 статей. Первое, что здесь обращает на себя внимание, — это обилие заимствований из русского языка. Причем картина, складывающаяся при этом, следующая: в текстах религиозного содержания заимствования не встречаются вообще; при составлении литературных текстов проблема заключается не столько в наличии или отсутствии собственной терминологии, сколько в актуализации существующих в языке соответствующих слов и их значений. То же самое можно сказать и о текстах на философские, социальные, экономические и политические темы. Необходимость в заимствованиях в таких текстах минимальна. Реальная проблема составляет лишь терминология технического характера, которая в агульском языке действительно испытывает дефицит. Поэтому естественен вопрос: 20% заимствований из русского языка – много или мало? В численном выражении в отношении ко всему корпусу лексики, сосредоточенной в «алфавитной» части «Словаря…», это около 5 тысяч слов. Но если учесть, что полноценных слов здесь всего 11-12 тысяч, о чем мы скажем ниже, то цифра эта в процентном выражении доходит до 45%. Безусловно, это слишком много.

Еще один из значительных пластов агульской лексики, как и других дагестанских языков, составляют арабизмы. По данным исследователей Р.И. Гайдарова и Р.Р. Гасановой («Арабский пласт лексики агульского языка», Махачкала, 1996), арабизмы в агульском языке составляют семнадцать процентов, т.е. почти в два раза меньше, чем русизмов в «Словаре…» М. Рамазанова.
Кроме того, мы должны помнить следующее — для того, чтобы позаимствовать и усвоить указанное количество арабских слов, агульскому языку понадобилось до 1200 лет, а с русским же языком он активно начал контактировать лишь 50-60 лет назад.

Русизмы в «Словаре…» М. Рамазанова являются не единственной категорией заимствований. Обширный пласт слов составляют сугубо авторские заимствования из различных иранских, тюркских, арабских, дагестанских и других языков. Это слова, отсутствующие в языке, но которые автор решил причислить к агульскому лексикону по примеру тех родственных языков, в которых подобные заимствования являются свершившимся фактом.

Таким же обширным и поразительным по смелости представляется и пласт авторских неологизмов, т.е. слов, придуманных самим автором: кентлу «селянин», лабиал «лабиальный звук», рафтарвел «обхождение», сасчи «избиратель», силисачи «следователь», синифинф «относящийся к социальному классу», дафтарчи «счетовод, бухгалтер», европалу «европеец», дербентлу «дербентец», деребег «лучший парень в ущелье», хабардар «знающий, осведомленный, сведущий человек» и т.д., и т.п.

В арсенале автора есть еще один оригинальный метод «обогащения» агульской лексики новыми словами. Заключается он в том, что Рамазанов расчленяет заимствованные из других языков слова с повторяющимися сегментами и представляет их в качестве самостоятельных лексем, хотя в агульском языке такие слова и не существуют.

«Перегнул палку» автор и в случае с этнонимами. В словарь включены практически все народы мира (от абхазов до японцев), первые буквы названия которых совпадают с буквами агульского алфавита.
Приведенные недостатки далеко не единственные, присущие «Словарю…». Но если даже с учетом только этих замечаний попытаться определить объем работы Рамазанова, то увидим, что полноценных слов здесь представлено не более чем 11 -11,5 тысяч единиц, из которых около шести тысяч, если не больше, представляют собой производные слова. Последний тип слов в «Словаре…» также является яркой категорией лексики. Автор, где это только возможно, от каждой основы образовывает от пяти до девяти новых слов. Например, инсан «человек», инсан хьас, инсан акьас, инсанвел, инсанвелди, инсансуз, инсансузвел, инсансузвелди и т.д. Безусловно, это лексика. Но любой специалист знает, что производные слова, передавая различные смысловые нюансы соответствующих основ, может быть, демонстрируют деривационные возможности языка, но ничего не говорят о богатстве лексики. Поэтому если попытаться взглянуть на «Словарь…» М. Рамазанова с точки зрения непроизводных основ, то количество таких слов в нем едва ли дотягивает до пяти тысяч слов. По сути, это лишь одна пятая часть всей лексики агульского языка. А что касается всего остального, то это смесь ошибок, заблуждений и откровенного недопонимания автором многих аспектов языка.

Казалось бы, на этом можно остановиться. Но, к сожалению, невозможно также пройти мимо системных ошибок и недоразумений.

Так, серьезные нарекания вызывает «Словарь…» М. Рамазанова и с точки зрения семантики слов. Неправильная передача значений слов, приписывание им не существующих значений в «Словаре…» носит систематический характер. Приведем лишь некоторые примеры.

Слово «мандав» Рамазанов трактует как «потертость шкуры; рана, образовавшаяся в результате притирания у коня, реже у осла, иногда от притирания ярмом на шее вола». На самом деле «мандав» — эта «холка» почти во всех лезгинских языках, в том числе и агульском. Даччал — «ожидаемый посланник Аллаха перед концом света». Но все знают, что посланник Аллаха перед концом света это Магьди, а Даччал или Дажжал — это Антихрист. Слову верхь дается толкование «тополь». Но «тополь» по-агульски — «къавах», а верхь – «береза».

Очень серьезные нарекания вызывает понимание М. Рамазановым и фонетики агульского языка. Он просто не различает фонему и звук, в результате чего в «Словаре…» в единые главы объединены слова, начинающиеся как с усиленных звуков кк, пп, тт, чч, цц, так и их придыхательных коррелятов к, п, т, ч, ц, которые в агульском языке различаются на фонологическом уровне.

Проблемным аспектом представлены в «Словаре…» и многие наречные образования. Автор не различает так называемые локативные наречия и формы локативных падежей. Поэтому в «Словаре…» с соответствующей пометой даются не собственно наречия, а формы падежей (гьвадил «на крыше», нецIухъ «у реки», ч1ириъ «на пастбище»). Возникающие при этом многочисленные вопросы мы оставляем за рамками данной статьи. Пометой «наречия» автор отмечает даже грамматические формы глаголов, выражающие подчинительные отношения в сложном предложении (лик Iехилди, лик Iесуман, акьахилди и т.д.).

Нарекания вызывает и форма передачи в «Словаре…» прилагательных. Так, если в одних случаях такие слова автор представляет без соответствующего морфологического оформления — баба- «большой, крупный» вместо бабаф, бажаран-«способный, ловкий, умелый» вместо бажаранф; ахиран-«последний» вместо ахиранф, то в других, наоборот, искусственно оформляет их (дарф «узкий, стеснённый», сагъф «целый, здоровый», гIабдалф «глупый, тупой»), хотя это и противоречит нормам языка. В результате этого возникают странные, непривычные для агульской речи конструкции.

В «Словаре…» почти все глаголы автор снабжает залоговыми пометами. А между тем известно, что ни одному дагестанскому языку эта категория неизвестна. Также не различает М.Рамазанов слитное и раздельное написание сложных слов; имеет смутное представление об истинных и ложных омонимах, полисемии и т.д., и т.п.

Таким образом, если даже ограничиться приведенными замечаниями, то становится очевидным, что «Агульско-русский словарь» М. Рамазанова по реализованным в нем методам, по совокупному характеру отраженного материала, понимания сути языковых процессов автором и другим критериям является откровенной профанацией науки.

Очевидно поэтому автор, желая, с одной стороны, как-то отвлечь внимание читателей и специалистов от недостатков «Словаря…», а с другой — стремясь создать о нем солидное представление, пользуется, по общему мнению, и некорректными методами. Так, на титульном листе указано, что издание является научным. Но на самом деле «Словарь…» издан по частной инициативе самого автора, а какая-то научная организация тут ни причем. В качестве рецензентов называются доктор филологических наук, ведущий сотрудник Отдела кавказских языков С.Р. Мерданова и кандидат филологических наук, старший научный сотрудник того же отдела Т.А. Майсак. В действительности же в рецензии этих исследователей указывается на то, что словарь в том виде, в каком он был им представлен, с научной точки зрения не готов к изданию, и далее следует перечень пунктов, над которыми автору следует поработать. Однако М. Рамазанов эти рекомендации проигнорировал, но зато воспользовался именами самих исследователей.

Завершая тему, следует отметить и то, что во время обсуждения этого вопроса прозвучала информация о том, что ДНЦ РАН готовит сборник, посвященный околонаучным исследованиям, захлестнувшим в последнее время республику. И неудивительно, что среди первых кандидатов в эту своеобразную лингвистическую «кунсткамеру» был назван труд М. Рамазанова.