На фронте и в мирной жизни

После войны Эльмирза работал на лесоповале в Архангельской области. Там женился на русской женщине, у них родились сын и дочь. Первая его жена Патимат, считая мужа погибшим, после войны вышла замуж за другого.

В архангельском Леспромхозе, где трудился Э. Будайханов, его очень уважали. Там он организовал строительство озера для разведения рыбы. Так его потом и называли местные жители Будайхановским.

Умер ветеран в 1994 году, похоронен в селении Ленинаул. Его земляк Зияродин Кудуев записывал рассказы фронтовика на аварском языке, а Салих Салихов перевел на русский некоторые из них.

Вспоминая войну

Эльмирза Будайханов на фронте был артиллеристом. Вспоминая один эпизод, рассказал:

— В тот день, как и в предыдущие, шли упорные бои. Взглянул на небо и увидел, что прямо на нас летит немецкий самолёт, бежать куда-то в укрытие не было времени, и я крикнул: «Ложись!» — и все мгновенно упали навзничь. Я оказался между двумя бойцами, они лежали по бокам от меня.

Сброшенные самолётом бомбы страшно разворотили всё поблизости. Когда очнулся, был оглохшим и раненым. Собравшись с мыслями, огляделся. Один боец, лежавший сбоку, вообще исчез — тело его разнесло, другой труп был без головы. Я попал в госпиталь…

Работа в Леспромхозе

— После войны попал в Архангельскую область на лесоповал. Примерно на сто километров тянулась железная дорога. По одну сторону дороги были установлены пилорамы для распиливания леса. Недалеко от дороги текла небольшая река. Заготовка леса специально была организована возле реки, чтобы по воде сплавлять кряжи. Столь массовая заготовка леса была организована для восстановления разрушенных войной селений, городов – в лесоматериалах была острая нужда.

В ближайшем деревушке жил местный поп. Мы часто с ним при встречах беседовали, и у нас сложились добрые отношения. Каждый раз, когда я шёл на работу и обратно, вдоль дороги видел какие-то четырёхгранные палки, воткнутые в снег, на которых были вырезаны ножом какие-то узоры, но я как-то не обращал на них внимания. И вот однажды, как обычно, ко мне зашёл этот поп. Между разговором он спросил, видел ли я в лесу палки. Я сказал, что замечаю их каждый раз. Поп поинтересовался, почему я не взял хотя бы одну из них. Я ответил, что мне незачем их трогать. Он с озабоченным видом поделился, что стареет и что он непременно должен найти себе замену: кто возьмёт хотя бы одну из этих палок, тот ниспослан взять на себя его обязанности попа. Я понял, зачем были воткнуты в снег эти палки. Потом поп открыто предложил мне, чтобы я взял на себя эту ношу и что, мол, я справлюсь с этим. Я отказался, он хотел узнать причину отказа. Я ему ответил, что наши веры разные, я мусульманин и мне нельзя этого делать. Поп сказал, что Бог у нас един, это не преграда. На этом наш разговор не завершился, он и в последующем часто просил меня о том же.

В том Леспромхозе работало более тысячи человек, многие из них были охотниками. Все они рассказывали об одном огромном олене, которого невозможно убить: он не дает приблизиться к нему на ружейный выстрел. Я тоже как-то раз издали заметил этого дикого оленя.

Как-то, когда поп был у меня, разговор зашёл об этом олене. Он поинтересовался: если найду этого оленя, смогу ли я выстрелить в него, убить его. Я ответил: «Какой же дурак упустит такую добычу?» Он сказал мне, чтобы завтра на рассвете я вышел за дом, в огород. Я ему поверил, ибо он последователь Исы. Приусадебные участки наши были у каждого по 25 соток, заросшие, как и в лесу, деревьями, ибо прилегали к лесу.

Встав утром рано, зарядив двустволку патронами, стал ждать в укромном месте. Через некоторое время из своего укрытия я увидел удивительно большого оленя с огромными рогами – длиной около метра. Он стоял возле моего бревенчатого забора. Я сделал два выстрела… Наверное, мясо этого оленя весило 13-20 пудов. Издалека даже приходили охотники, интересовались, как я сумел убить такого зверя. Но я не рассказал им свою тайну, отвечал, что, мол, хорошо стреляю, и действительно я был метким охотником. Всем жителям деревни я раздал мясо, отнес большой кусок мяса директору Леспромхоза, у меня с ним были хорошие приятельские отношения.

То, что поп помог мне убить оленя, это, оказалось, было для него средством убедить меня в силе своей веры.

Как-то ночью ко мне в спешке зашёл директор Леспромхоза. Он был очень взволнован. Что случилось? Оказывается на реке образовался огромный затор. Лес, кряжи по воде идут и друг на друга наползают, образовалась большая гора леса высотой 2-3 метра. Такой затор только взрывом большой мощности можно открыть. Директор в войну был офицером, знал суровый закон того времени: этот затор могут воспринять как саботаж. Не зная, что делать, он зашёл ко мне озадаченный. Действительно, директора реально могли обвинить в саботаже, и судьба его оказалась бы плачевной. Он просил меня хоть что-нибудь ему посоветовать. Договорились встретиться в месте затора и обсудить ситуацию.

Утром пошли к реке. Там было большое скопление пиленого леса, на него страшно было смотреть, уже двое суток там скапливался лес. Я вспомнил свою охоту на оленя, и у меня появилась одна мысль.

Я пошёл в деревню к попу и рассказал о случившемся, он, оказывается, уже знал об этом. Я ему сказал: пусть те, кто привёл ко мне на убой того оленя, и устранят этот затор. Он отказался, мол, они его побьют (кто это «они», какие силы, этого он мне не раскрыл). Долго пришлось его уговаривать, взывая к сочувствию.

В конце концов поп согласился, попросив лишь, чтобы на месте затора не было ни одного человека из охраны. Потом пошли мы к директору, всех из охраны отпустили домой.

Рано утром ко мне пришёл директор, радостно сообщив, что затор исчез и кряжи несутся по воде, как и раньше. Он сдержал своё слово, все рабочие Леспромхоза хорошо отдохнули.

А побили попа или нет те «помощники», мне не известно – постеснялся спросить у него.