Не благодаря, а вопреки

Я приехала в Дагестан, и она вновь стала моим «проводником» в этот загадочный край. В наш век, пресыщенный разнообразной информацией, когда ответ почти на любой вопрос — несколько «кликов» компьютерной мышки, а Интернет пестрит рассказами о самых диковинных и труднодоступных уголках земли, с непременной подборкой красочных фотографий, поневоле хочется почувствовать себя в некоторой мере первооткрывателем, ощутить детско-первобытную радость познания мира.

Меня пугали. Пугали много и разнообразно, зачастую весьма творчески, изысканно даже, не ограничиваясь банальным «убьют, похитят, в боевики завербуют»; если собрать всё, что мне было сказано многочисленными друзьями и знакомыми, наберётся на небольшую книжечку. В конце концов я просто перестала делиться с окружающими планами на лето — надоело убеждать, доказывать, оправдываться, слушать наставления «как себя вести». Мне нечего было предъявить в ответ, кроме всё тех же стихов Миясат да моей огромной любви к Кавказу — необъяснимой, не вполне адекватной по определению. Против телевидения и прочих «авторитетных источников информации» — аргументы далеко не для всех. Почти три дня в поезде, пролетевшие легко и незаметно (а сколько раз довелось мне выслушать, как же это ужасно и вообще невозможно выдержать!), — и вот я уже ступаю по махачкалинской земле.

И тот, кто с песней по жизни шагает…

Я без труда выделяю для себя самое основное в этом путешествии, самую его суть, то, ради чего и стоило ехать. Без сомнения, это Дербент, Балхар и море (неважно, где и как, просто море в своём естестве). Всё остальное, не менее прекрасное, — приятное дополнение, по выражению одной моей знакомой, «розочки на торте». Но моим открытием оказались еще и сами дагестанцы. То ли у Миясат с ее умением ценить и поддерживать всех талантливых людей такой круг знакомых, то ли все в Дагестане так талантливы, интеллектуальны, открыты, доброжелательны.

Не было даже никаких сомнений, что петь мне придётся. На уютных домашних посиделках или как-то более публично — я не знала, но знала, что песен от меня ждут. Потому что именно через творчество началось наше знакомство с Миясат Муслимовой; потому что и прошлая наша встреча — в Петербурге, на ее литературном вечере в Доме учёных, куда приглашают самых ярких поэтов, — была на этих песнях завязана. Я исполняла песни на ее стихи. В конце концов, если у человека есть гитара — он непременно берёт её с собой, а путешествуя с гитарой, не петь невозможно. Это был конец самого первого дня, когда меня абсолютно покинуло какое-либо ощущение времени — казалось, что здесь, в Махачкале, я нахожусь уже целую вечность, что ничего иного не видела и не знала, и было так всегда.

Признаться честно, перепугалась я нешуточно. Выступать где-либо доводится мне, как говорится, раз в год. Но… «отступать некуда, позади Москва» (точнее, Петербург вместе с родным Великим Новгородом) — и в какой-то момент появилось чувство совершенного спокойствия и лёгкости. И даже «соседство» с двумя именинниками: неизвестным мне доселе, но, как говорят, весьма знаменитым и уважаемым Сабиром Гейбатовым и, по понятным причинам непосредственно среди нас не присутствовавшим, но всем известным Владимиром Маяковским, которое, конечно, задавало свой определённый уровень, уже не страшило нисколько. Чувствовала даже — удивительное дело! — какой-то азарт, увлечение тем, что я делаю. Пожалуй, во многом (если не полностью) это ощущение — заслуга собравшейся там публики: открытой, доброжелательной, увлечённой. Мне случалось уже не раз оказываться на подобных творческих посиделках, и, честно признаться, чувствовала я себя там, как говорится, не в своей тарелке. Не спасало даже присутствие рядом друзей и знакомых. Здесь же никого, кроме Миясат, не зная, испытывая некоторый трепет перед серьёзностью, что ли, окружавших меня людей, я тем не менее с первой минуты ощущала какую-то естественность всего происходящего, чувствовала себя на своём месте. Нет, что бы там ни говорили и сами дагестанцы про себя (их самокритичность меня удивила), уровень образованности у них высок. Я далека от политики, поэтому на эту тему мне нечего сказать, единственное, отмечу атмосферу воодушевления и надежд, связанную с именем руководителя республики Р. Г. Абдулатипова и его политикой. Я попала на концерт, посвященный Конституции Дагестана, который проходил на площади в Махачкале, и, честное слово, сама была готова надеть национальный наряд — до чего он красив. Все национальное меня очень влекло, насколько успела, я поездила по некоторым маршрутам. Дагестан — это потрясающий клондайк для этнотуризма, но, по-моему, сами дагестанцы мало что делают для развития этнотуризма. Я, например, не смогла найти ни буклетов, ни открыток о Дагестане, чтобы купить как сувениры, не смогла воспользоваться маршрутами поездок через турфирмы. Телефоны турфирм, которые даны на официальных сайтах, либо не отвечают, либо на том конце провода предлагают нереальные условия. Например, мне нужно в Дербент, но, чтобы дождаться комплектования группы, надо ждать несколько дней. Либо за очень большие деньги могут индивидуально обслужить. Но у меня, слава Богу, был свой гид.

Секреты мастерства

Наверное, было что-то символичное в том, что мне довелось побывать именно в Балхаре. Я безмерно люблю и уважаю всякое ремесло, всё то прекрасное, что делается человеческими руками. Запах глины — совершенно особенный, живой, ни с чем не сравнимый; молчаливая сосредоточенность мастериц, которой буквально наполнен воздух… Необожжённые изделия — тёмные, даже в цвете их видна какая-то тяжесть и сумрачность, готовые уже — звонкие, задорно-красные… Кувшины — изящество и простота слились в их форме, расписные блюда, вечные труженики-ослики. И можно, наверное, вечно глядеть на то, как движется гончарный круг и будто сами собой появляются тонкие стенки очередного кувшина; как из-под тоненькой кисти — то штрих, то завиток, то тянется ровно-ровно каёмка по краю тарелки или кувшина.

И уж точно невозможно забыть, как легко и открыто принимали нас балхарцы, как запросто приглашали в свой дом — и Абдулжалил, глава администрации, и местные мастерицы… И чувствуешь что-то чуждое, незнакомое, неизведанное в бесхитростном местном быте, в самой обстановке…Привыкший к простору взгляд северного жителя то и дело натыкается на каменные стены вдоль узких улочек, приземистые домики с маленькими, «подслеповатыми» окнами; густой, резкий запах сохнущего тут же, на улицах, кизяка будто окружает, обволакивает тебя. И в то же время — до чего невозможно ощущать быстротечность времени! Остаться, задержаться бы — на день ли, на целую вечность… И невозможно тоскливо от неизбежности так скоро покинуть эти края. Покинуть, не зная, вернусь ли когда ещё.

Осталось еще в памяти ощущение тревоги о том, сумеют ли дагестанцы сохранить это искусство? В школах его не преподают, программы трудового обучения не учитывают особенности преподавания труда в центрах традиционных ремесел, люди уезжают в города, финансовая помощь таким центрам явно символическая. Запомнилось, как сокрушался Альберт, что уникальное балхарское гончарное искусство выживает за счет подвижников. Запомнились руки мастерицы Каримат, а еще в памяти остался образ хранителя балхарского искусства Абакара. И в такой простоте, если не сказать — бедности, люди творят уникальную красоту.

Дыхание древности

Невозможно приехать в Дагестан и не побывать в Дербенте. Наверное, это всё равно, что, будучи в Париже, не взглянуть хоть разок на Эйфелеву башню. Я не попала в осеннюю пору, которую описывает Миясат: «День в изобилии неспешном пиры осенние встречает, Дербент старинные кварталы перебирает, как меха…», но вполне ощутила дыхание вечности в нем: «Древний Рим — еще отрок на коленях седого Дербента. Сладко дремлет под тенью платанов, доныне шумящих у моря. Я стою на высокой стене, на ступенях горячего лета. Раскаленная память столетий обжигает нечаянной болью…».

Крепость Нарын-кала очаровывала своим тёплым, живым охристо-медовым цветом (особый «дербентский» камень, который только там и добывают), покоряла своей основательностью, непоколебимостью… Прямо под крепостью простирался как на ладони город, дома с такой высоты — словно игрушечные. Древность и современность сплелись неразделимо: здесь когда-то до самого побережья тянулась крепостная стена, здесь ещё до сих пор сохранились её остатки: вот виден купол старинной мечети, вот чуть поодаль будто тянется к небу такой же старинный христианский храм…

Экскурсовода зовут Тамерлан, в об­щем-то уже всё равно, что он будет рассказывать; с этим хищным именем, которое уже само история, достаточно и просто его присутствия. Но экскурсовод отменный, придраться не к чему; и то ли обаяние его рассказов, то ли какой-то особенный дух самой крепости, но, пожалуй, впервые в жизни мне с лёгкостью удаётся представить, как здесь было тогда, в те незапамятные века, когда древние стены были полны жизнью странной, жестокой, полной блистающей роскоши и отчаянной нищеты, так непохожей и похожей в то же время на жизнь нашу нынешнюю…   

Солнце пробивается сквозь ползущее по всему небу мутное марево; ленивая жара растекается над городом. …Вдоль древних стен — заросли ежевики, рыжеют сквозь листву мелкие абрикосы…Меж спутанной сухой травы, золотистой, как камни крепости, — розовые звёздочки мальвы. Рядом — жизнь и смерть, вечность и эфемерность.

Стон хазарских набегов и алчность
персидских династий,
Золотая Орда, ширваншахи, халифы,
эмиры…
В оспу каменных плит замуровано
бремя всевластья,
Под ладонью твердыня горит-остужу
сумасшествие мира….

Мы уезжаем, и я понимаю, что снова ничего не успела. Всего-то и видела малую часть, практически ничто. И я уже даже не огорчаюсь, точно зная одно: это ещё один повод, чтобы вернуться. Только и нужно, чтобы познать свою terra incognita – балхарский кувшин, сухие травы да пригоршня разноцветных ракушек. И — целая жизнь…

Спасибо, Дагестан! За доброту и отзывчивость, за щедрость и талант, за дружбу и гостеприимство. И пусть те, кто напуган и озлоблен ложью и перекосами рыночного времени, откроют тебя так же, как ты открыт миру!

Санкт-Петербург – Великий Новгород