Незаурядный ученый, мыслитель и общественно-политический деятель

Первый анализ его деятельности и творческого наследия содержался в нашей монографии «Мыслители Дагестана в XIX и нач. ХХ в», изданной в 1962 году и вызвавшей шок официальных властей и научной общественности республики. Как пишут профессор Х.О. Хашаев и академик Г.Г. Гамзатов, в этой монографии пересмотрены подходы к изучению мусульманского культурного наследия, оценки связанных с ним процессов и положено начало новому направлению в дагестанской науке. Не хочу ворошить прошлое, но считаю нужным подчеркнуть, что если бы наши ученые-обществоведы поддерживали творческие поиски своих коллег, партийные органы республики не могли бы в те годы наносить столь большой урон науке и изымать публикации. Только у нас изъяли в те годы 17 работ. Многие ученые, не способные к творческому мышлению, либо доносили в обком свои крайне консервативные измышления опубликованных или представленных к изданию книг, либо поддерживали эти измышления. Когда в 1962 году состоялось так называемое обсуждение моей книги «Мыслители Дагестана…» и в 1968 году нашей книги о Каяеве, ни один ученый не поддержал нас, более того, многие участвовали в моем избиении. Достаточно ознакомиться с публикациями О.Баймурзаева, чтобы понять, на какой позиции стояли тогда наши многие ученые. У меня есть записи их выступлений. Жизнь показывает, что в науке не менее важно гражданское мужество и смелость.

Поражают нас сегодня многие ученые своим подходом к освещению обществоведческих проблем. Они делают вид, что они и тогда стояли на творческих позициях и первыми якобы исследуют проблемы, которые еще до них изучались. Причем не соблюдают элементарные нормы научной этики, не ссылаясь на своих предшественников. Другие отходят от научных позиций и нередко при освещении религиозных проблем вступают на путь богословия. Мы тоже отошли от позиции воинствующего атеизма, отошли давно, изучаем творческое наследие религиозных деятелей, но учитываем их социальные и нравственные идеалы, роль в жизни общества, т.е. не встаем на путь богословия.

Гасан Алкадари – выдающийся ученый и мыслитель Дагестана своего времени. Он был одним из носителей арабо-мусульманских культурно-философских традиций. Это значит – Алкадари был и философом, и ученым, и богословом, и поэтом. И во всех этих областях он оставил заметное наследие. Эта энциклопедичность, разумеется, выражалась не в глубине знаний ими наук, а охватом наук своим творчеством. Анализ его философского наследия дает основание заключить, что он в вопросах бытия склонялся главным образом к деизму, а в гносеологии – к теории «двойственной» истины. Это было в свое время в мусульманских странах, и в XIX веке в Дагестане тоже наиболее разумной и прогрессивной позицией с общечеловеческой точки зрения. На этой позиции стояли арабо-мусульманские машшаиты – Аль Фараби, Ибн Сина, Ибн Рушд и др. Алкадари не повторяет их. Более того, его философские взгляды отражают более высокий уровень развития философии и науки. Это объяснялось, во–первых, тем, что он жил в другое, более позднее время. Во-вторых, был знаком со многими достижениями философских и естественных наук в России и в Европе. Но его общефилософская позиция была в основном деистической. Это подтверждается еще и тем, что он отвергает консервативно-религиозную точку зрения самого популярного мусульманского философа, считавшегося доказателем и оживителем ислама имама Аль-Газали, согласно которой все философы, в том числе Аль-Фараби и Ибн Сина являются безбожниками.

Алкадари подчеркивает, что философия связана с естественными науками и последние все больше подтверждают, что в ней, в особенности в последние века, много верного. И при объяснении космоса он исходил во многом из гелиоцентрической системы. Основные прогрессивные направления современной арабо-мусульманской философии стоят на этих же позициях. Они удобны тем, что позволяют, оставаясь в рамках компромисса с религией, отстаивать право науки на самостоятельное существование и развитие. Эта точка зрения наиболее весома сегодня в Дагестане. Она наряду с закономерностью мира признает сотворение мира божеством и с научными истинами — религиозные истины.

К сожалению, ученым приходится высказывать в печати и даже эту точку зрения очень осторожно, чтобы не вызвать реакцию духовенства, которое сегодня во многом определяет общественное мнение.      

Нам представляется, что с точки зрения потребностей Дагестана того времени и дальнейших его интересов более значимы в его творчестве и в практической деятельности идеи и борьба за преодоление культурной отсталости народов Дагестана. У него была своеобразная программа по этому вопросу. Во-первых, он отмечал сильное отставание мусульманского образования и культуры от Европы. Мударисами в мусульманских школах работали полуграмотные муллы, далекие от современной науки и исковеркавшие арабский язык. По его словам, эти школы нужно обновить, пересмотреть в них учебные предметы и ввести современные науки, в особенности такие науки, которые могут дать выпускникам практически полезные знания. Параллельно развивать сеть светских школ. Сохранявшееся продолжительное время в Дагестане негативное отношение к России и ее светской культуре объяснялось, по его мнению, не только ее колониальным господством, но и непониманием самими дагестанцами сущности европейско-русской цивилизации.

Он обращался к мусульманским религиозным деятелям и верующим с призывом осознать значение России для преодоления культурной отсталости горцев, использовать открывшиеся с присоединением к России возможности. Сам он одним из первых открыл у себя в Алкадари светскую школу. Алкадари считал, что нет способных и неспособных к научно-техническому и культурному прогрессу народов. Их нынешний уровень определяется историческими обстоятельствами прошлого и настоящего. Критикуя мнение, согласно которому способность кубачинцев к изящному искусству связывалось с французским якобы происхождением, Алкадарский пишет: «Человеку свойственно развивать знание и, если подобно кубачинцам кто-нибудь из других дагестанцев станет стараться в приобретении мастерства, разве не достигнет цели…».

Отсюда можно сделать вывод, что Алкадари понимал, что способность — не врожденный биологический феномен, а результат исторических условий развития людей и их старания.

Царские власти считали его одним из наиболее трезвых, просвещенных и благожелательно настроенных к России общественных деятелей Дагестана. Таким он и был в действительности и до репрессий и после репрессий.

Мы коснулись двух аспектов его культурно-философского наследия: философских основ его просветительства и характера его просветительских воззрений, которые носят либеральный характер с некоторыми не вполне зрелыми демократическими элементами. А его творчество охватывает чуть ли не все компоненты арабо-мусульманской культуры. Об Алкадарском написано много, но его творчество далеко не исчерпано. В заключение отметим, что его воззрения носили противоречивый характер, что объяснялось рядом причин:

во-первых, он жил в эпоху, когда в Дагестан проникли капиталистические отношения, вызывавшие постепенно изменения в экономической жизни и в сознании масс. Во-вторых, все очевиднее проявлялось культурное отставание мусульманских масс, в том числе Дагестана, и проникавшие капиталистические отношения и светская культура разрушали культурные традиции, на которых он воспитывался и которыми продолжал в основном жить. В-третьих, не могло не сказываться в нем как идеологе религиозных трудовых масс неустойчивое и противоречивое положение крестьянских масс, обусловленное процессом разрушения их патриархального образа жизни. В-четвертых, на его воззрения не могло не сказаться личное противоречивое отношение к России, с одной стороны, он ненавидел царскую Россию за ее колониальную политику и за то, что его дважды подвергали репрессиям, а с другой – понимал ее объективно прогрессивное значение для Дагестана. Это четко проявляется в его творчестве и отмечает его сын в «Ассари Дагестан».