Поэтические строки

Магомед Гамидов

СОЛДАТСКИЕ ПИСЬМА

Под кровлей отчей, засветив чираг,
Той, что в печали выплакала очи,
Я столько раз читал по вечерам
Заветных писем выцветшие
строчки.
«Ночь расплескав, прожгла туман
ракета
И вниз стекла, как будто кровь
с виска.
Редеет мгла. В преддверии рассвета
Ждем, замерев, условного свистка.
В последний раз пройдут по
кругу фляжки.
И траки танков березняк сомнут.
Как сладостны последние затяжки!
Нам до атаки только пять минут.
А за рокадой крепнет канонада.
Под градом мин вся Ладога горит.
Прижав листок к тугой щеке
приклада,
Пишу тебе. Мне так сегодня надо
С тобою обо всем поговорить.
Пожар сражений нежности
не выжжет,
Раскатам пушек душ не расплескать.
Твоя любовь, надежда и тоска
В жестокой битве мне помогут
выжить.
Пусть путь далек до Сирагинских
скал,
Ты не была еще ни разу ближе,
Чем в краткий миг, когда мы ждем
броска.
Как наяву звенят в стерне метели.
Всю ночь горит светильник на окне.
И в тишине, склонясь у колыбели,
Ты снова вспоминаешь обо мне.
А ветер шалый по застрехам шарит,
И наугад летит в логах пурга.
И на пороге запахнешься шалью
И, как молитву, шепчешь, чтоб снега
Врагам в меня прицелиться мешали,
От пуль укрыли горы и луга.
Наш путь далек, а ратный труд
опасен.
Но слез не лей, свою судьбу кляня.
Родная, знай, я смерти
не подвластен,
Я буду жить, пока ты ждешь меня.
А пулемет промерзший лес стегает,
Обшив равнину огненной тесьмой.
Опять ракета. Время истекает,
И не успел я дописать письмо…».
Забыть ли мне, как, засветив чираг,
Той, что в печали выплакала очи,
Я столько раз читал по вечерам
Заветных писем выцветшие строчки.
Плуг распахал и рвы, и блиндажи,
Погибшие, увы, не оживают.
И их напрасно дома ожидают.
Но письма тех, кто головы сложил,
Сердца людей, как пламя, обжигают.
Прошла война, давно не воют мины,
Но письма тех, кто пал в бою за нас,
Мы сберегаем, как огонь в камине,
Чтоб поделиться щедро
в трудный час.

НЕ МЕШАЙТЕ

Где встали скалы в каждой
нашей сакле,
Печаль навечно затаив в очах,
Всех тех, чье сердце пули отыскали,
Ждут матери, рыдая по ночам.
Их схоронили где-то на планете,
Над ними нету каменной плиты.
И кто ответит, где могилы эти,
Чтоб принести заветные цветы?!
И снова горе сердце обжигает,
Сжимают горло горькие слова:
«Сынов напрасно мамы ожидают,
Погибшие в бою не оживают».
Обычай древний исполняя точно,
Чтя земляков, что в битвах полегли,
В аул неиссякаемый источник
Всем джамаатом горцы провели.
Стекали струи, радугой сверкали.
И на граните гладком, как стена,
По букве люди  высекали
Героев дорогие имена…
Журчит ручей, уносит годы
в вечность,
Лепечет, как ребенок, в тишине,
Перебирая ручками беспечно
Сверкающие камушки на дне.
И горя испытавшие немало,
Седы до срока от лихой беды
Сюда приходят женщины  – «Мама!» –
Им слышится сквозь тихий
плеск воды.
Как колыбель, качаясь у излучин,
Спешит поток, травинками шурша…
Язык его лишь мамами изучен,
И лучше их беседе не мешать.

ЖАТВА 42-го

Все выше солнце,
Пышет зноем пыль.
Вершины полдень
В мареве колышет.
«Попить!»– скрипит
Кузнечик у тропы.
Ни ветерка. Ни облачка.
Затишье.
Пусть в кровь стерней
Исколоты стопы,
Пусть еле дышим,
Но хрипим:
«Терпи!».
И труд кипит,
И вяжутся снопы.
Кто сможет,
Тот расскажет и опишет,
Как тяжелы
Горбуши и серпы
В худых руках
Измученных мальчишек!
Когда бы смог
Прохладный ветерок
Принесть нам тучку
С горного отрога!
Когда б воды—
Единственный глоток!
Летит поток
На дне сырого лога.
Но даже водоноша
Изнемог.
И длится день
Невыносимо долго.
Сменив отцов,
/В огне и Дон,
И Волга/.
С ног падаем,
Но выполняем долг.
Мы знаем твердо:
Каждый колосок
Сейчас, что пуля—
Ворогу в висок,
Приблизит срок
Победы, хоть немного.
Спешат года,
Как под уклон арба.
Но как всегда
Не в силах наглядеться,
Смотрю на поле,
Где шумят хлеба.
Здесь навсегда
Сплелись в годину бедствий
Судьба Отчизны
И моя судьба.
Здесь кончилось
Безоблачное детство.

БАЛЛАДА ОБ ОТЦОВСКИХ САПОГАХ

Шагая по рощам, по росным лугам,
По кручам, где тропка торится,
Пришлось потрудиться вовсю
сапогам.
Теперь им изрядно за тридцать.
Впивались колючки, хлестала арча,
Терновник на росном покосе.
Но тысячи верст по горам отстучав,
Похлебки не просят, теплы, как очаг.
За мерку отборного проса
Их лучший в округе сапожник тачал,
Да так, чтобы не было сноса.
Орудуя шилом, старик не спешил,
И зная работу дотошно,
Он дратвой смоленой головки
прошил,
Гвоздями из клена прибил от души
Навечно тройные подошвы.
Когда-то на старой тропе у ручья,
Кочуя с овечьей отарой,
По звону подковок во тьме по ночам
Я вмиг земляков от чужих отличал.
Была эта пара сапог у сельчан
В ту пору единственной парой.
Был строг мой отец и обнову берег,
Впрок дегтем при случае мазал,
До самого снега ходил без сапог.
Но если просили, ни разу не смог
Промолвить словечко отказа.
Их все аульчане носили в черед.
Не зря же у нас говорится:
«Случится несчастье, в полях
недород,
Аул пропадет, коль не будет народ
Последней крупицей делиться».
Мне эти года не забыть никогда.
Война над страной бушевала.
Пустело село. Что ни сакля – беда.
Спасала тогда нас одна лебеда,
Да только и той не хватало.
Однажды под вечер сосед заглянул,
И снег отряхнув на пороге:
– Гамид, я за хлебом в далекий аул…
Отец мой вздохнул, сапоги
протянул:
В чарыках продрогнешь в дороге.
Что делать? Помялся сосед и надел,
И в путь свой пустился по свету.
Принес сапоги через пару недель.
Пришел, а хозяина нету.
В горах голосила по-вдовьи пурга,
Крутила снега, что есть силы.
Как будто в угаре, шагнув наугад,
Поставил сосед два его сапога
В ногах у отцовской могилы.
Отцу, отдавая последний свой долг,
Склонились мужчины в печали.
Казалось тогда, не на белый флажок,
На пару тяжелых крестьянских сапог
Молились мои аульчане.
Бегут наши годы, как речка в логу.
Минули былые невзгоды.
Но те сапоги, как могу, берегу,
Пусть грубы, пусть вышли из моды.
Окатит порой беспросветной
тоской,
Такой, что не пьется, не спится,
Лишь трону потертую кожу рукой
И скрипнут в квартире моей
городской
Под грузной стопой половицы.
И снова отец, попросив закурить,
Начнет разговоры неспешно.
Коль грешен я, будет сурово корить,
Расстроен – утешит, конечно.
Когда, чуть не плача, кляну
я в сердцах
Судьбу за свои неудачи,
Мне слышится ласковый голос отца:
– Все людям, сынок, отдавай до конца,
Но только не в долг – без отдачи.

Переводы С.Сущевского

Магомед Насрулаев

Пришли мы в срок…

Генерал-лейтенанту М.Т.Тинамагомедову

Мы в мир пришли не рано
И не поздно,
Явились, как солдаты,
Точно в срок.
И глянул мир ознобно и морозно,
Как старшина,
Что к новобранцам строг.
Ему ли улыбаться беспричинно
Всей ширью рек — от Дона до Псковы,
Когда прошел он, воин и мужчина,
К развалинам имперским
От Москвы.
Еще тянуло гарью от Дахау
И корчились от боли Днепр и Буг,
А мы уже,
От плача задыхаясь,
Тянулись к хлебу ковшиками рук.
Отцам — свое.
А разве нам — другое?
Повестку дня опять тревожит смерть.
С полей войны
Чернобыльской пургою
Прах занесен в людскую круговерть,
Друзья мои,
Погодки,
Ваши лица
Я вижу сквозь афганские дымы…
Мы в срок пришли за счастьем,
И родиться
Не опоздали для победы мы!