«Стволы пулемётов обжигали руки…»

Мой отец – Магомед Рабаданов (Магомед Хужа-Гайдаров), 19.04.1865 года рождения, был потомственным кузнецом. Задолго до Октябрьской революции он работал оружейником, и царское правительство установило ему пенсию и объявило благодарность. Документы хранятся в архиве Петербурга. Тогда наш район назывался Кайтаго-Табасаранским округом Дагестана. Он работал в Грозном и Баку оружейным мастером, ковал холодное оружие для бойцов. После победы революции работал в артели «Серп и молот» в родном селе Харбук. В 1918-1921 годах был главой сельсовета. Когда в Акуша пришли большевики, более 100 солдат были размещены у жителей села по 3-4 человека в каждую семью».

По коротким фронтовым записям Абдулкагира Магомедова и его боевой биографии я и составил этот материал.

Вместе с ним в составе стрелкового взвода 461-го стрелкового полка воевали еще двое дагестанцев из Дахадаевского района – Магомед Гаджиев и Ахмед Магомедов.

Абдулкагир Магомедов был призван в ряды Красной Армии в 1939 году (город Выборг). Служил снайпером в 181-м стрелковом полку 43-й Краснознаменной стрелковой дивизии 23-й Армии. Участвовал в боях с белофиннами.

В годы Великой Отечественной войны воевал на Карельском перешейке (в Выборгском направлении – Лахденпохья, Ихала, Ладога…) Ленинградского фронта и на Петрозаводском направлении Карельского фронта.

В 1941 году после боя был принят в ряды Коммунистической партии. За отвагу и храбрость, проявленные в боях с немецкими захватчиками, был награжден орденом Отечественной войны I степени, орденом Славы III степени (полученные документы были утеряны райвоенкоматом), медалями «За боевые заслуги», «За отвагу», «За оборону Ленинграда», после войны медалями «За укрепление государственной границы», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» — всего 9 медалей и еще 7 послевоенных.

На Карело-Финском фронте

Шел 1940 год. От Ленинграда до Выборга горели леса, дороги заминированы, гремела артиллерия, кругом — разорение. От постоянной стрельбы пушек и пулеметов земля окутана дымом. В лесах затаились враги и нападали из укрытий. Много было вражеских снайперов, их называли кукушками.

Все они были снабжены лыжами и часто меняли места, откуда вели стрельбу по нашим солдатам. Противник умело минировал дороги в лесах, и наши подразделения часто подрывались на них, неся большие потери. Приходилось держать заградительные отряды.

В это время Абдулкагир Магомедов служил в 181-м стрелковом полку 142-й стрелковой дивизии 50-го корпуса. Он прошел командирские снайперские курсы, отличился на учениях, в армейской газете его похвалили, был также отмечен в числе передовиков на общем дивизионном собрании.

Фашистские инженеры на финской границе построили многочисленные укрепления, были созданы искусственные болота, широкие каналы. Открытые места были опутаны проволокой, были участки, по которым пустили электроток. Несмотря на такие укрепления, части Красной Армии отбили нашу территорию, углубились со стороны Ладожского узла на 30 километров и укрепились там. Здесь еще сохранились следы военных действий периода финской войны 1939-1940 годов — проволочные заграждения, пулеметные блиндажи.

Сержант Абдулкагир Магомедов за отличную службу здесь был награжден медалью «За укрепление государственной границы». Во время частых стычек с вооруженными врагами снайпер А. Магомедов наносил им заметный урон, настигая вражеских снайперов.

Его и Ахмеда Магомедова должны были отпустить в отпуск, но не успели… Абдулкагир писал: «В ту ночь в 12 часов нас подняли по тревоге, чтобы проверить обстановку на границе. На следующий день на рассвете фашистская Германия напала на нас. И нам пришлось надолго забыть про отпуск…».

«Наша снайперская рота 18-го стрелкового полка в первый день войны находилась в пограничном лагере и была разбомблена немецкой авиацией. Блиндаж и траншеи, где мы находились, были накрыты землей от разорвавшихся вражеских бомб. Пропавших в траншеях более 20 вооруженных бойцов мы откапывали трое суток. Ночью землю выносили на шинелях и таким образом спасали своих товарищей. Нас-то и так осталось человек пять живых и двое раненых.

… В полночь бригадный комиссар объявил, что мы попали в окружение. Меня в 11 часов в штабе приняли в члены партии. В это же время нам приказали не отступать ни на шаг, бороться до конца и держаться, сколько сможем. Это была ночь на 28 июля 1941 года. На следующий день нам поручили поджечь большой лес, где прятались враги. Большой участок леса был сожжен дотла.

… 181-му стрелковому полку пришлось отбиваться в тяжелых условиях. Мы понесли очень большие потери. Погибло много бойцов, были и без вести пропавшие. Враг рвался к Ленинграду. Он также пытался захватить город Выборг.

На холм, где мы притаились с пятью пулеметами «Максим», немцы группами бросались в атаку, но мы их встречали огнем. Стволы пулеметов перегревались и обжигали руки, поэтому их приходилось менять. Гаджиев, Носков, Алиев, Горбунов, Магомедов в этом бою уложили много фашистов. Обожженными ладонями от пулеметных стволов они били по своей одежде, охлаждая их, а по их лицам лился пот.

Мы перетащили к себе еще 4 ящика патронов, 2 ящика с зажигательными бутылками, 18 гранат и 4 ящика мин.

Мы отвечали за опорный пункт, который находился на этой высоте, он контролировал подступы к Выборгу и Ленинграду. 29 дней шли ожесточенные бои. С неба бомбили самолеты. Беспрерывно работала вражеская артиллерия, обстреливали из минометов. Помню, в эти горячие дни нас направили в разведку. Мы повесили на груди металлические листы под одеждой и пошли в разведку в кромешной тьме. Восемь вражеских солдат взяли в плен и привели в штаб живыми. Один из них оказался врачом. В кармане у него нашли приказ с требованием в течение 40 минут уничтожить наши заградительные отряды. Эти фашисты, оказывается, обязались сделать это.

Враги атаковали наши позиции пять дней подряд, используя все виды вооружения. И мы, и они несли большие потери».

Самым тяжелым и решающим был пятый день. С утра возобновились атаки врага. По приказу Абдулкагира Ахмед Магомедов и Магомед Гаджиев взяли в руки зажигательные бутылки и 8 гранат и поползли в сторону врага. Сам Абдулкагир поливал врага пулеметным огнем и следил за действиями своих бойцов. Приближались вражеские танки. Кругом дым и пожар, земля дрожала под лязгом гусениц танков и бронетранспортеров. Абдулкагир был ранен. Боеприпасов у него не осталось, и пулеметы замолчали. Он посмотрел на раненую руку, взял зажигательные бутылки, вылез из траншеи и пополз навстречу танкам врага. От зажигательных бутылок загорелись два танка, остальные отступили.

Вечером, когда большинство оборонявшихся бойцов погибли и были ранены, фашисты добрались до наших траншей. Немцы наших раненых и подающих признаки жизни протыкали штыками.

Абдулкагир лежал на поле боя без чувств, потом наши вынесли его, он пришел в себя в санчасти. Позднее он вспоминал: «Мои боевые товарищи погибли в этом бою. Я долго пролежал в госпитале, стал инвалидом и был отпущен домой. О последующей жизни не буду говорить. Всю жизнь буду помнить мужественных боевых товарищей, которые навечно остались на подступах к Ленинграду».

Тридцать лет мучился Абдулкагир Магомедов, храня одному ему известную тайну: не мог он тогда сказать родным Ахмеда и Магомеда, что они погибли на его глазах, словно был виноват, что он остался в живых, а они – нет.