Там, за туманами…
Кубачи началось со снега, вернее, с разговоров о нем. Я сижу в маршрутке рядом с Галимат, и она рассказывает мне о селе зимой: «Все белое, снегом покрыто. Он так красиво под ногами хрустит».
Сейчас не зима, снега мне не увидеть, но даже само название «Кубачи» – хрустящее, как сочное яблоко. И без снега на дорогах попасть туда — приключение. Дорога идет по горам, и чем ближе к селу, тем сильнее трясет маршрутку. Нужно держаться за что-то или кого-то, чтобы не подпрыгивать до самой крыши, а пакеты и посылки с печеньем, конфетами, колбасой – всем, что везут сюда из Махачкалы, оживают от тряски и двигаются по полу автобуса, как грузные глубоководные рыбины. Если отвлечешься – десять кило конфет «Карамелькино» отдавят тебе ноги. Путь по горной дороге в маршрутке в село учит быть внимательным.
Говорят, дороги тут – главная проблема: большинство из них не покрыто асфальтом. Стоит машине проехать по одной из дорог через село, поднимается огромное облако пыли. Если кто празднует свадьбу, платки с золотым шитьем, нарядные платья – все покрывается тонким слоем сухой желтоватой глины. Жители мечтают об асфальте, а мне, как эгоистичному гостю, нравятся эти ухабистые дороги, покрытые горным камнем, обрамленные изумрудной крапивой, цветущими одуванчиками.
Галимат одета по-городскому, потому что едет домой в село из Махачкалы: на ней темная юбка до колен, бархатный жакет, блузка. «Вы заходите ко мне в гости, как приедете. Только вы можете меня не узнать. Я дома переоденусь в наше, национальное: белый платок, платье. Точно вы меня не узнаете». Многие жители Кубачи национальную одежду носят не по праздникам, а каждый день: местные женщины обвязывают голову белоснежным платком, расшитым золотистыми цветами, длинные широкие платья, на ногах – цветные вязаные носочки-джурабы, поверх них – калоши или тапочки. Рассказывают, что когда сюда приехал Глава республики Рамазан Абдулатипов, устроили пышный прием, ему все очень понравилось, и он под конец сказал: «Замечательно, что женщины сохранили традиции, оделись в свою национальную одежду. Вот бы еще делать это не в честь кого-то, а всегда». Тут все на него смотрят непонимающе: это он о чем? Мы всегда так одеваемся, не ради него совсем.
Говоришь «Кубачи», думаешь – «серебро». В этом селе почти все – ювелиры, чуть ли не в каждом доме есть домашняя мастерская. Местные фирменные изделия – украшения из серебра: с чернением, позолотой, филигранью, перегородчатой эмалью. Здесь вообще все, кажется, что-то делают руками: на главной площади и во дворах домов женщины, переговариваясь, вяжут джурабы и вышивают золотом платки, в домах ювелиры создают украшения, и даже местное кладбище непростое: все надгробия украшены узорами из цветов, листьев, советских звезд и арабской вязи (в Кубачи живут мастера резьбы по камню). Купить серебряные украшения здесь можно почти в каждом доме. Жители предлагают свои изделия ненавязчиво, будто немного случайно (в лучших традициях чикагских драгдилеров): «У нас тут есть кое-что. Есть интерес?». Если пройти по селу и разговаривать с каждым, кто встретится вам по пути, есть вероятность уехать с новыми серебряными сережками, браслетами, кольцами и в ярких шерстяных носках.
В советские времена мастеров согнали в артель и создали ювелирный завод, но сейчас он фактически пустует: после распада СССР развалился и завод, так что основное производство здесь частное. Заводское здание все еще стоит, и сюда водят туристов. Кроме холодных цеховых стен, густо замазанных темно-синей краской, и портретов всех бывших заводских директоров (а также одного нынешнего) тут устроен музей, в котором хранятся ювелирные работы местных мастеров, огромный ковер с гербом СССР и даже меч Надир-шаха. Есть и магазинчик, где в двух советского вида стеклянных витринах выставлены несколько видов сережек, браслетов и магнитов на холодильник (тоже из серебра). Зеркала нет – чтобы померить сережки, нужно смотреться в малюсенькое, карманное, и видно только мочку уха и висящую на ней сережку: ничего лишнего.
Вместе с нами на экскурсию по заводу пришел американский турист-пенсионер, но в магазин не стал заходить, остался снаружи. «Ну как американец будет с долларами расставаться?» — наш проводник по заводу спрашивает гида, приведшего американца. «Не будет. Он с долларами никогда не расстается». Про Америку здесь есть своя легенда. Говорят, один кубачинский мастер уехал жить и работать ювелиром в Штаты, а его односельчанин, поехавший туда с визитом, случайно встретил его на улице. Поздоровались, поговорили тут же на улице, а в гости «американец» своего соотечественника не пригласил. Объясняют нам это так: «Он, наверное, не позвал потому, что занят был. Значит, ему приходится там, в Америке, работать без продыха. Даже на гостей времени нет, представляете! Мы хоть и работаем, а кто придет – все бросаем, садимся чай с ним пить».
Насчет чая – правда. Мы с подругой Юлей брели по одной из улочек старого села и случайно зашли в чей-то двор. Стоило поздороваться с женщинами, сидящими во дворе на низких деревянных скамейках, как они усадили нас рядом с собой «отдохнуть», и не просто на скамейки, а на мягкие яркие подушки.
Пока мы отдыхали и разговаривали (о погоде, картошке, которую выращивают на каменистых склонах, непослушных детях, один из которых бегал тут же во дворе в калошах, на десять размеров больше его ног), бабушка вынесла для нас свежеиспеченный хлеб, соленый домашний сыр, зеленый лук – свежий, только что с грядки, домашний сахар (коричневая помадка из песка, орехов и масла) и чай в прозрачных стаканах. Мальчишка в гигантских калошах волочил их по двору, иногда опасно подходя к высокому краю каменной стены дома, с которой можно бы было здорово навернуться, и бабушка, наливавшая нам чай, грозила ему большой деревянной палкой. «Такие они, мальчишки, интересные, — рассказывает одна из женщин во дворе, статная, в темно-бордовом платье. – Вот он еще меньше был, играет с машинкой, ведет ее по моим коленям, а потом раз, и на грудь мне ее завозит. Я говорю, эй, это ты куда направился? А он отвечает, это я в горы, в горы еду!»
И горы здесь отличные. Если подняться на смотровую площадку над старым селом, вид на Кубачи открывается совсем открыточный: слева – светлые квадратики крыш мозаикой покрывают зеленые холмы, справа – белые и черные точки – сельские овцы жуют траву на склоне. Эти горы часто заволакивает туманом, и тогда ходишь вокруг почти наощупь, воздух превращается в молоко. «Надоедает это страшно, когда месяцами – туман, не знаешь, куда себя деть, — рассказывает нам местная знакомая. – А москвичи приезжали – им понравилось. Говорили, с туманом красиво. Пусть даже не видно ничего».
Когда мы в очередной раз проголодались, подруга захотела попробовать местный хлеб. Подходим к небольшому домику с надписью «Хлеб», у окна сидит пекарь в белом халате, улыбается – все похоже на голливудский фильм, слишком уж идеально выстроен кадр. Только руки у пекаря не по-голливудски покрыты ожогами от горячей печи. «Можно купить четвертинку хлеба?» «Конечно, можно, у нас хлеб свежий, сами печем. А вот денег этих ваших не надо, вы же мало берете,» — протягивает нам половину буханки.
Отправились поглазеть на кубачинскую дозорную башню и разговорились с ребятами, студентами из Москвы. В какой-то момент один из них, Леша, подпрыгивает чуть ли не на высоту башни: «Так вы та самая Юля? Мы же знакомы!» Оказалось, Леша с Юлей работали вместе над одним проектом в Москве, переписывались, виртуально общались, но в жизни не видели друг друга. Встретились только теперь — в горах Дагестана, в селе Кубачи, у дозорной башни.