В его творчестве – вера в человека

Бадрутдин не обделен читательской любовью. Объясняется это особенностью  читательской любви к нему.

Поэзия в части влияния на умы людей своим поэтическим слогом обрела в Бадрутдине редкого по мощи и искусности овладения этим качеством художника.

Последние десятилетия во многом преобразили и перекроили облик российских, дагестанских читателей. Тем не менее, стихи Бадрутдина сумели сохранить в их глазах свою притягательность. Источники ее можно было бы находить в неодолимой тяге автора к земле, природе, девственной естественности сельского бытования. Однако она одинаково характерна и тем, кто никогда не отлучался от «лона природы», и тем, кому незачем  компенсировать эту будь то действительную или кажущуюся «сиротливость» посредством стихов. Стихи Бадрутдина посвящены не одной природе, он пишет прежде всего о человеке, о его прошлом и будущем,  о его судьбе, печали и счастье.

Бадрутдин стремится зажечь в читателе веру в свет, отворить перед ним двери земных радостей, обездоленному – участливым словом навеять надежду. Его поэзия  с самих истоков устремлена к упорядочению хаоса в человеческой душе, к состраданию к человеку.

Главное в творчестве Бадрутдина – вера в человека, в красоту жизни, вдохновляющая гуманистическая патетика.

Не будь добро людское
зла сильней,
Земля не избежала бы
распада.
И если б не разлад среди
людей,
То был бы мир, как райский
сад Багдада.

Эти незамысловатые слова раскрывают суть личности Бадрутдина, своеобразие его таланта и миропонимания.

Жизнь не раз испытывала поэта тяжелыми потрясениями, когда жизненный диссонанс и душевные коллизии, казалось, запутывались в неразрешимый клубок. В такие минуты перо его выводило:

«Когда же станет в жизни
нелегко,
Пускай удача осенит крылом,
И с дома начиная моего
Планета будет полниться
теплом…». 

Стихи поэта даже самых минорных тонов сдобрены верой в благополучный исход, надеждой на счастье. За неизбывно тоскливым слогом звучат строки: «Жизнь моя, ввысь и ввысь ты над землей тянись», проглядывает нечто возвышенное, что указывает из мрачного лабиринта выход к свету. Гуманизм, человеческое участие, «растворенность» во всем живом красной нитью проходят через все творчество Бадрутдина.

Все свое детство он провел в родном селе Какамахи. С младенческих лет познал «блеск и нищету» деревенской жизни, «пропитался потом» нелегкого сельского труда. Сельские дали, проведение первой борозды, сенокос, ночное… Все эти вехи сельского быта, словно в анналах истории, глубоко запечатлелись в душе юного Бадрутдина. 

Ранние стихи Бадрутдина насыщены запахами, наполнены разноцветьем и звуками. Слышится «ржание коня, словно песня», всходит «песнями посев над полем», «плачет струнами древний комуз». Вокруг – «вселенная распахнута, как поле», «словно буйволы – в дальней дали – лунной полночью горы легли», «как красный бык перед покорным стадом, грядет рассвет перед идущим днем», «утро лижет спину Земли, как корова теленка». Его героиням-сельчанкам «чужды модные одежды и мечты о звонком серебре», они «и сами — золотые в неподкупной гордости своей», у них «ежевикой схвачены колени, икры исцарапаны стерней», «залегли в глубокие морщины их долготерпение и труд». В стихах поэта переливаются все цвета радуги.

В ранних стихах Бадрутдин мифологизирует сельскую жизнь, с ней связаны его верования и самые сокровенные чувства. Поэт не просто живописует сцены из деревенской жизни, а, словно древний жрец, проповедует их, стремясь зажечь в душе читателя светлую и радостную искру жизни. 

Однако за внешней умиротворенностью в его стихах смутно проступают и эсхатологические мотивы. В произведениях Бадрутдина немало сцен расставаний, поминок, во многих стихах образ могилы выступает у него символом бренности человеческой жизни, вечного упокоения.

Но во всех этих сложных жизненных перипетиях смерть в стихах поэта  манифестируется не в качестве конца земного человеческого бытия, а как аллегория, как сожаление о несбывшемся счастье, которое тем самым заряжает его творчество благородными идеями человеколюбия, извечными ценностями человеческого бытия.

Ну, а если настигнет смерть,
Будь бесстрашен перед
бедой,
Чтобы даже и умереть
Осененным красотой…

Как ключевые атрибуты его поэзии через все его творчество проносятся милосердие, боль от несбывшихся человеческих надежд,  мечта о человеческом благополучии, вера в человеческое счастье.

Одной из важнейших, стержневых черт поэзии Бадрутдина является нераздельность его бытия с жизнью народа. Приснопамятные призывы властей к литераторам «идти в народ»» для него никогда не служили «руководством к действию» в постижении «души народа». Отчий дом, родная земля одарили его мудростью,  народным миросозерцанием, обогатили его миропонимание об истине и лжи, о счастье и горе, о добром и злом началах в духовной сущности человека. Она растворилась в нем вместе с «материнским благословением, породнившем небо с землей», с песнями и плясками родного края, со сказками, поверьями, пословицами и поговорками, из которых он пил и пьет «родниковую воду» своего творчества. Мастерски владея этим бесценным природным даром, он сам стоит в ряду певчих в стоголосой народной песне, а многие его стихи стали подлинно народными песнями, песнями нежными и бойкими, печальными и привольными, впитавшими все многозвучие чувств и чаяний своего народа.

С первых же шагов в большую литературу Бадрутдин проявил самобытность литературно-художественной позиции. Времена меняются, а вместе с ними менялся и поэт, год от года крепчал его талант.

Мужают, весомей
становятся строки,
Теперь не согнуть их разящей
грозой.
И в сложный узор
многогранной эпохи
Вплетается жизнь
виноградной лозой.

Самые разные литературные течения, с которыми Бадрутдину приходилось пересекаться, оставляли некоторый след в его творчестве. Однако корни его поэтического творчества залегают достаточно глубоко, и, посему, эти воздействия не могли внести ощутимых изменений в его литературно-критические взгляды. Несмотря на варьирования «партийных идеологических направлений» в стране, на неоднократные смены разных «измов», его творческая стезя не потеряла внутреннюю монолитность.

Всем своим творчеством Бадрутдин демонстрирует незыблемую связь всякого художественного творения с природой, с жизнью человека, с любовью к Родине. Свою судьбу он неизменно отождествляет с судьбой Отечества.

Бадрутдин стоит в ряду ведущих кумыкских поэтов. Его произведения часто публикуются в газетах и журналах, немало издано его книг на кумыкском языке  и в переводах на русский язык. Его имя известно не только в России, но и далеко за ее пределами.

И отнюдь не личностные побуждения являются вектором его творческих устремлений, а восприятие социальных проблем как своих собственных. Поэтому его стихи полны неподдельной гражданственности, о чем свидетельствуют эти проникновенные строки:

Мой мир – глаза моей любви,
Душа народа, голос правды,
И ощущать его в крови —
Нет большей для меня
отрады.

Частое обращение к проблемам человеческой судьбы в творчестве Бадрутдина детерминировано поиском ответа на наиболее важные вопросы бытия: «В чем смысл человеческой жизни?» и «Какова ее конечная цель?». Эта тема красной нитью проходит в его крупнейшем произведении – драматической поэме «Муки рая». В ней история божественного сотворения человека не является для Бадрутдина самоцелью, он не ставит перед собой задачу во всех подробностях «реконструировать» акт зарождения бытия. За строками поэмы в значительно большей степени прочитываются реалии нашей современности, нежели акты начала времен.

Особое место в творчестве поэта занимает окрашенная в светлые и мягкие тона тема любви, которую по праву можно отнести к лучшей на страницах кумыкской лирики. Слова любовного признания в его стихах звучат как откровение,  именно через это чувство человек раскрывает в себе самое прекрасное. 

Сложное сплетение чувств под его пером находит блестящее раскрытие:

Что значит суетливый мир
в сравнении с любовью,
С ее хрустальной чистотой
и зовом широты?!
Как нищ и жалок человек,
 коль занят сам собою,
А у меня два счастья есть:
ночная песнь и ты…

Здесь в каждой строке проступает искренность чувств и переживаний, оригинальность поэтического слога, великое «да!» любви.

В последние годы в стихах поэта явственно слышится и минорная нотка. Рождена она, думается, мыслями о пережитом, о месте и предназначении художника в этом мире.

Эй, молодость, скажи, кто
виноват,
Что так померк твой
светоносный взгляд?
— Пускай расскажет моя
старшая сестра –
Твоя осенняя пора, ее ветра!

Это, отнюдь, не позерство и не фразерство, не сетование и не игра в «проповедничество», а непреложная правда жизни, постижение неумолимости времени, осмысление моральной ответственности за свои творения. 

Словно росинка, паду
на лист,
Сверкающий, как слеза.
Я перед Родиной также чист,
Какая б ни шла гроза.

Его творческий путь – это не погоня за славой или богатством, а многотрудное служение поэзии.

Читателя не может не завораживать художественный слог мастера, особенно неповторимая пестрота его образных конструкций: река течет «молока густым родником из мараловых сосков», «звезды, как кукурузные зерна», тоска «полиняла, как истрепанный ветром флаг» и др.

В этом проявляется его необыкновенное душевное сближение с читателем,  умение затронуть самую глубину его чувств, зажечь всю гамму его переживаний.

Поистине, «нет пророка в Отечестве своем»! Бадрутдин, будучи официально не отмечен высоким званием народного поэта, по праву им является уже долгие годы.

Впечатляет широта читательской аудитории Бадрутдина. Его творчество отзывается в сердцах людей самого разного социального положения и возраста, самых разных идейных и жизненных устремлений. Объясняется это неповторимой многокрасочностью его художественного слова, в коем каждый читатель находит что-то свое, родное, соразмерное его мировосприятию и близкое по духу.

Многие произведения Бадрутдина философичны. В них нет готового ответа на вопросы, которые в них поднимаются. Это дает свободу воображения, посредством которого читатель обретает возможность  домысливать слово мастера сообразно своему умонастроению.

Из века в век перо проходит
вброд,
Чтоб слог Поэта обрастал
веками.
Вот стук дошел и до моих
ворот:
К несчастью иль добру?
Судите сами…

«Все боится времени, а время боится пирамид», — гласит арабская пословица. Осталось в истории много радостных и печальных событий, пережитых поэтом, волосы его уже отливают серебром. Однако стихи его не стареют. И для каждого читателя, от мала до велика, Бадрутдин остается близок и дорог, потому что не иссяк родник, вскормивший его поэзию, родник, в котором течет народная любовь и человеколюбие. 

Мурат Аскеров, кандидат философских наук