Воспитывал тем, что был рядом

Мы жили на Буйнакской улице и часто по утрам выходили из дома вместе с папой, он торопился в редакцию, а я в – первую школу. Шли, держась за руки, болтали обо всем на свете, скользили по заснеженным дорожкам – одно из немногих ощущений какого-то острого счастья. А вечером всегда хотелось домой: папа катал наши санные «поезда» или пел какие-то необычные, веселые свои песни, которые не услышишь по радиоприемнику. Откуда они?

Наш неугомонный отец успел побывать и в геологической экспедиции, и на целине. Вот фотографии той поры: заснеженные вершины, геологический молоток на плече, палатки над рекой, веселые молодые люди в клетчатых ковбойках. Баловень судьбы, единственный любимый сын, умница, закончивший хасавюртовскую школу с золотой медалью и поступивший не куда-нибудь, а в Московский государственный университет!

Он не был для нас, как принято говорить, авторитетом, никогда не воспитывал специально, а только так: тем, что был рядом с детьми, заражал тем, что самому было интересно. Например, свободное время проводить с книжкой в руках или путешествовать. Совсем маленьких брал нас с собой в дальние походы по окрестностям Хасавюрта. Уходили из дома налегке, шли зябкими кружевными лесами, по руслам высохших речонок, казалось, далеко-далеко, на край света. Мне трудно сейчас восстановить в памяти географию этих походов, думаю, бродили мы по любимым местам его детства.

Чем старше я становлюсь, тем больше удивляюсь тому, как много вложено в нас родителями и как тактично, незаметно это делалось. Не знаю, шло ли такое воспитание по плану или было таким оттого, что родители наши были молоды и неопытны.

Недавно развеселила мысль: папа женился, когда ему был всего 21 год! Совсем мальчишка по нынешним меркам, и потому, наверное, его детям было так легко и радостно общаться с ним. Он был отходчив, легкий его характер помогал держать в друзьях множество народу. Папа обрастал друзьями в каждой своей поездке и годами потом переписывался с этими людьми. Уже после его смерти мне пришлось многим его корреспондентам объяснять причину папиного молчания.

Молодость, врожденное чувство юмора, круг чтения (среди постоянно перечитываемых были Ильф и Петров), сам творческий дух профессии сформировали знаменитый «гамалеевский юмор». Папа был неистощим на выдумки, розыгрыши, сюрпризы, причем партии эти были многоходовыми, как в его любимых шахматах, в них нередко были задействованы друзья по всему Союзу, с энтузиазмом подключавшиеся к его придумкам. Старинный друг отца Иззет Минкаилович Алиев не раз с восхищением писал про эти истории в «Дагправде» – не буду повторяться. Помню, как однажды мы с папой написали на стене в прихожей нашего дома слова Маяковского: «Мы вас ждем, товарищ птица, отчего вам не летится?!» – сюрпризом для мамы, которая должна была вернуться из санатория. Потом их несколько раз забеливали, но они упрямо проступали сквозь известку.

Мы очень любили наш дом, двор, соседей, с которыми жили по-родственному, весь уклад нашей хасавюртовской жизни. Папа был настоящим творцом праздников, застолий. Поход на привокзальный рынок превращался в восторженное действо, покупалось много, даже с избытком (мама часто сердилась на такую расточительность, и правда, денег до зарплаты родителям часто не хватало). Но традиции этих «праздничных воскресных завтраков» сохранились в нашей семье и после его ухода. Он был очень щедр, каждого пришедшего в дом человека полагалось непременно кормить, поить, и нередко прибивались к дому «нахлебники», которые месяцами жили и столовались у нас – это было в порядке вещей.

Мы переехали в Махачкалу в 1973 году, и папа начал работать в «Дагестанской правде». В семье сохранилась легенда: тихая и необычайно скромная наша мама вдруг заупрямилась и настояла на этом переезде, понимая, что трем дочерям надо будет после школы учиться дальше. И папа сдался. Он довольно быстро оброс в Махачкале новыми друзьями и знакомыми, в первую очередь «дагправдинцами»; и в нашем доме зазвучали новые имена: Комиссаров, Рашевский, Коликов, Вахсман, Бахшиев, Дрокин, Макстман, Зимбель, Трунов, Чутуев, молодые Айдунбеков, Шульгин и др. Это была новая страница в его жизни, новые возможности, но его сердце – я точно это знаю – осталось в Хасавюрте, в его редакционном кабинете с большими окнами, в нашем дворе, в нашем маленьком рае.

Папа оставил нам библиотеку, любовь к стареньким, неброским книжкам его и нашего детства. В нашей семье абсолютное большинство гуманитариев, полагаю, и это – его наследство. Именно от папы я впервые узнала, что книжку можно читать не только ради сюжета, нетерпеливо заглядывая в последние страницы, а получать удовольствие от слов, от того, как необычно они соединяются, как звучат. Первая прививка к будущей профессии…

Был ли папа идеальным человеком? Конечно, нет, многие его достоинства продолжались недостатками: он не был тверд, разбрасывался, жил одним днем. Но когда папа ушел, оказалось, что эту пустоту заполнить совершенно невозможно: мы действительно осиротели…