Ценности истинные и мнимые

У ортодоксального ислама оказалось немало последователей, и не только среди мусульман, но и православных, о чем свидетельствует возрастающее количество тех, кто принял радикальный, так называемый «чистый» ислам. Так что же сегодня происходит в духовной сфере? Что разделяет и объединяет тех, кто вещает о страшном суде, призывая к смирению и покорности судьбе, и тех, кто, взяв в руки оружие, беспощадно уничтожает братьев-мусульман и немусульман, превращая мир в джихад?

Беспощадная война религий, давно перешедшая в политическую плоскость, уже не вызывает вопроса – в чем же корень зла? Скорее, наоборот. Ее инструментарии используются в большой политике как форма противостояния внутри самой исламской уммы, враждующей друг с другом под разными знаменами. Вот и Кавказ, столкнувшийся с джихадом в начале 90-х, оказался во всепожирающем огне смуты, жертвой которой стало молодое поколение.

Накачав дагестанский сосуд смертоносной жидкостью, отравляющей души и сердца всё новых поколений, ближневосточные проповедники продолжают утрамбовывать почву для пропаганды идей джихада, превращающих человека в зомби. Так какой же опыт мы извлекли из того, что пришлось пережить, перестрадать? И можно ли быть убежденным в том, что мы справились с тяжким недугом?

Да, можно сказать, что во многом ситуация контролируема и волна последователей исламского государства пошла на спад. Но не стоит убаюкивать себя относительной стабильностью. Сменив тактику, идеологи террора трансформируют психологию убежденного сторонника псевдохалифата, ранее существовавшего за пределами Интернета, во вполне жизнеспособную, чуть ли не ежедневно меняющую векторы обработки сознания конструкцию в виртуальном пространстве.

Борьба с экстремизмом осложняется еще и тем, что власть никак не может разобраться, светское ли мы общество или несветское. Но хотелось бы напомнить, что в попытке свести в единое целое культурные и религиозные ценности, ни в коей мере не ущемляя чувства верующих, не стоит подменять культурные общечеловеческие ценности религиозными постулатами, несмотря на то, что это часть общественного сознания. Подобные противоречия подталкивают независимых экспертов к проведению мониторингов, чтобы разобраться со светскими и религиозными приоритетами совсем запутавшегося в определениях россиянина, так до сих пор и не разобравшегося, какому богу он должен молиться.

Но, помнится, молились и во времена советской власти, а в кинотеатрах демонстрировались фильмы, герои которых крестились, ходили в церковь. А сколько действующих монастырей, мечетей существовало в нашей стране. Так что же произошло? Оторвавшись от материалистических убеждений, россияне, лишившись идеологии, растерялись в поиске духовно-нравственного вектора. Религиозная подоплека размышлений на эту тему оказалась болезненной для большей части российской интеллигенции, все чаще задающейся вопросом: так отделена у нас религия от государства или возведена в ранг государственной политики?

Сдержанно оценивая создавшееся положение, трезвомыслящие политики, ученые воздерживаются от комментариев, что в конечном итоге приводит к половинчатости, неразберихе как среди православной церкви, так и в исламе.

И развязанная международным терроризмом по всему миру война только усугубляет ситуацию, подталкивая молодое поколение к псевдорелигиозным войнам под видом борьбы с неверными, усиливая позиции радикалов, ведущих завоевательные войны под знаменами ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация) или других воинствующих религиозных группировок, ратующих за джихад, призывающих к борьбе с неверными, ведущих в интернет-пространстве прямую агитацию к вооруженному сопротивлению.

Но, превратив религию в инструмент политической борьбы, толкователи сути ислама, преследующие далеко идущие цели, не имеющие ничего общего с истинным исламом, находят сотни мотивировок, пробуждающих в сознании людей агрессивность, жестокость, создавая резкий контраст между реальными и мнимыми ценностями. И новообращенные с легкостью поддаются на эти уловки, рассматривая религию как социальную опору, рассчитывая не на свои, а на высшие силы, воспринимая джихад как единственно верную модель противостояния с неверными, несправедливостью, неравенством. Задумываешься над тем, что же необходимо для того, чтобы разрубить гордиев узел, уравновесить взаимоотношения власти с религиозными организациями.

Вспомним, как поначалу позиционировал себя ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация), демонстрируя искусственно созданную модель государственности со своей «валютой», заработанной на грабеже стран, откуда нефть перетекала в бездонные карманы идеологов джихада. Используя фундаментальные элементы, ближневосточные и западные политтехнологи оказались столь иезуитски изобретательны, что с первого взгляда непосвященному практически невозможно проанализировать природу навязанной дьявольской игры, разобщающей человечество, превращающей его в разрушенного на куски идола без веры, в слепой ненависти уничтожающей все живое на земле.

И валить всё на глобализацию не стоит, хотя, безусловно, она разделяет народы, вымывая бесценную родовую идентичность. Мы о другом, о том, что связывает каждого из нас тем общим, что зовется родным очагом, родной землей, ощущая себя неотъемлемой частью огромной страны, заставляющей пристально всматриваться в будущее, чтобы задуматься: так что же происходит с сознанием поколения нового века, которому, как и нам, должно быть небезразлично, в каком отечестве мы живем. И что должно лежать в основе его национальной идеи, какие скрепы объединять многоконфессиональную, многонациональную страну.

Никто не призывает к возврату к прошлому, хотя и сегодня политические элиты продолжают яростно спорить о советском феномене, от которого российский народ не только не отказался, но, проливая слезы по прежней стране, мощной, державной, мечтает о новой России, сохраняющей прежние завоевания, которыми дорожили и во имя которых отдавали жизни. И что-то нам подсказывает, что, преодолевая мыслимые и немыслимые преграды, мы восстанавливаем некогда серьезно больной организм, мысля самостоятельно, а не в унисон.