Безумие века
Закат
Земля сигналит SOS – c нее,
еще живой, сдирают кожу,
и весь лесной покров, похоже,
исчезнет скоро, а зверье
в старинных будет жить гравюрах;
в Сибири узкий алчный глаз
тайгу вбирает про запас:
де-факто – есть, вот-вот – де-юре…
И кровоточат пни и ветки,
останки вывезенных «тел»,
и только поросль – малолетки –
бездумно рада пустоте,
и грезит чуть живая птица –
зажить бы с чистого листа.
В закатном море неспроста
красна и солона водица.
Абсурдистское
Да-да, все банально, сто раз пережито и стерто,
надежды и горести – что и в соседней судьбе,
а литера И одиноко сидит на трубе,
когда А упало, а Б унесло с натюрморта,
в котором не множится смысл, а все больше абсурда
и явственно виден смешной и нелепый коллаж,
где смешаны масло, гравюра, офорт, декупаж
и нет перевода на смысл – только разве что сурдо…
Ну что ж, на здоровье, но где же тут Замысел Божий?
Разрознено все, и в глазах постоянно рябит.
А скоро закончится выданный щедро кредит.
Ответа все нет. То есть есть… ни на что не похожий.
Безумие века
Зуммер безумия звучен, зануден,
В воздухе волглом тревога и смог.
Морок не тронутых Замыслом буден
Глуп и не впрок ни животным, ни людям,
И торжествуют тщета и порок.
Серы, бездумны усталые лица,
В мыслях у каждого – дом на юру.
Тошно. Душа в безулыбье томится.
Время тягуче, мучительно длится,
Нет ему радости в дольнем миру.
Страх и насилие ходят под ручку,
Злом засевая начавшийся век.
Спорят вершители судеб, кто круче.
Век мой! Ты тоже безумьем измучен.
Слезы текут из-под век.
Песенка дурачка
Родиться дурачком мне довелось.
Я в расписанье числился у Бога
Средь тех, кому ума дано не много.
Ну что ж, раз так, – туда мне и дорога,
Раз дурачком родиться довелось.
Всегда надеюсь только на авось –
В расчетливой семье не без урода.
А катастроф все больше год от года,
И в воду я суюсь не зная брода,
Во всем надеясь только на авось.
Без сильных мира жизнь и вкривь, и вкось.
За них готов идти в огонь и воду!
Взамен они толкуют про свободу –
И в дождь, и в снег, и в жаркую погоду.
Без обещаний жизнь и вкривь, и вкось.
Пока вращается земная ось,
При дележе большого огорода
Нам, дурачкам, – ботва, а корнеплоды –
Все в руки умников – и нет исхода,
Покуда крутится земная ось.
Меня все учат – вместе и поврозь –
Так много умного вокруг народа!
Из этого я выбыл хоровода,
И в тыщи раз меня умней природа.
Пусть учат – им ведь нравится, небось…
Сонет по псалму Давида 57
Да кто вы такие, сидящие там, наверху,
Чтоб властью своею решать, кому кнут, кому пряник?
Деяния ваши – хвалебные гимны греху:
В них аспидов яд – все живое и гибнет, и вянет.
В своем окруженье лелеете сплетни и лесть:
Полезны услужливый плут и глупец, если верен.
И ратовать праведник будет напрасно за честь –
Наткнется на окрик «Не лезь!» и закрытые двери.
Спесивые судии, чье лицемерье безмерно!
Под маской скрываете львиную пасть и клыки.
Безвинная жертва – булыжник на чашу безмена,
И дьявол возрадуется. Но все зло мировое
Развеет Создатель одним мановеньем руки,
И праведник, верю, займет ваше место без боя.
Камешек
На тропке камешек лежал –
Что знал простак о виражах?
Тропа бежала, как ручей,
А он лежал – один, ничей.
Ей – все б крутиться нитью тонкой.
Он выбрал – край; и жил в сторонке.
Весь день у бедной суета.
У камня внешне жизнь проста.
Она уснула в семь, не поздно.
А он всю ночь смотрел на звёзды.
Прощание навеки
Закат румянил стены,
кидая в окна тысячи рубинов.
День уходил.
Он принимал судьбу с благодареньем.
Мы с ним прощались нежно.
Он безмятежен был
и утешал меня,
все говорил, чтоб я не горевала;
что я его забуду –
он неприметен с другими рядом.
– Нет-нет, – я отвечала, –
твои мгновенья,
как воду родниковую,
я мелкими глотками
пила, закусывая ароматом
полыни, мяты, яблок, –
понимая, что отныне
причастна буду
к достоинству и благодати
прощания навеки.