Махачкала. Возвращение домой

Город рос на глазах. Строительством занимались не только специализированные СМУ, но и организации, имеющие в этом деле опыт работы. Поощрялось частное строительство, оказывалась посильная им помощь. Появилось множество деревянных домов-бараков в районе фабрики 3-го интернационала, на пригорке у «Дома кадров», в районе церкви в 1-й Махачкале и др. Они не имели санузлов, но были пригодны для временного проживания.
Проводимые буровые работы выявили наличие нефти. Пущен асфальтовый завод, быстро шло покрытие им улиц, что сразу преобразило их, появился автотранспорт («полуторки»).
Первые три чёрные «Эмки» были нашей гордостью, нам – пацанам иногда разрешали ухаживать за ними. Помню шоферов – Костя Грек, Павлик Бинятов и Алексей Гидульянов – зав. гаража обкома партии. Для нас они были как боги.
Летом весь день на пляже, вечером и ночью на улицах, мы были в курсе всего происходящего. К лету 1942 года немцы подошли к Кавказу – стали чаще прибывать эвакопоезда с ранеными, по ночам бомбили морской порт. После бомбежек по утрам мы ловили оглушенную рыбу марлевыми сачками по всему побережью. Разбитый бомбами портовый причал заменили огромным баркасом с № 14, который простоял долго уже и после войны.
Урезали норму хлеба по карточкам, очереди за хлебом растягивались до двух тысяч, хотя народу было меньше, но, занимая очередь, многие иногда прихватывали номера для соседей, знакомых. Поэтому для выяснения истинного положения очереди эти в течение суток пересчитывали неоднократно. Номера очереди рисовали чернильным карандашом на влажных ладонях. Исключая случайности, месячные хлебные карточки разрезали по декадам, продавец отрезал лишь сегодняшнюю часть.
За свою жизнь хирурга я слышал много стонов и плача, но вой женщины, потерявшей в толпе карточки всей семьи, я не забуду до конца жизни,
У нашей соседки мужа убили в 1941 году, и у неё на руках остались 5 детей. На обед они кушали жареный тюлений жир, от запаха которого воротило весь двор. Она работала уборщицей в порту, семья голодала. Оборвыши-дети постоянно норовили стянуть что-либо. Один из сыновей, Яйка, вытащил из кармана лежащего в подворотне пьяного 6 рублей – его посадили на 6 лет.
Тяжесть жизни понимали не только люди. На привокзальной площади в здании управления располагалась воинская часть, въезд в ворота охранял красноармеец с оружием и две собаки: желтая немецкая овчарка Валет и громадная чёрная дворняга с перебитой передней лапой Черныш. Наш хлебный магазин располагался в угловом здании по ул. Буйнакского, 27 (после войны — комиссионный магазин). Огромная толпа во время работы магазина перекрывала улицу, проезд. Постоянно стоял гвалт и множество «выходцев из народа, так называемые — ревизоры» старались пробиться вперед. Единственный человек, который мог навести порядок в очереди за хлебом, да и не в меньшей степени за сахаром, был милиционер по кличке «Курносый», его боялся в Махачкале стар и млад. Едва раздавалось это имя, как толпа выстраивалась в нормальную очередь, прекращалась всякая полемика. Он несся как ураган, раздавал тумаки обнаженным пистолетом и ругался на чем свет стоит. Так было везде, где появлялся он. Человек явно не атлетического сложения, но бешеный в борьбе за правду. И это видели и чувствовали все, боялись, но уважали. В то время нарушать порядок было тяжело. Если забирали в милицию, то сперва били и лишь потом спрашивали «как фамилия?». Никаких поблажек – ни место работы, ни национальность – не принималось для смягчения наказания. Но что интересно – ни среди ребят, ни в милиции лежачего не били. Это было бы потерей чести, об этом узнавал бы сразу весь город.
Так вот никто не трогал и не обижал этих двух собак-попрошаек. Они сидели у выхода из магазина, обратив взгляд на выходящих и протягивали передние лапы. При подаянии крохотного кусочка хлеба (чаще давали пацаны) собаки принимали дар изогнутой вверх лапой и слизывали кусочек, обращая в сторону дарующего благодарный взор. Это был ритуал. Никогда шершавый язык собаки не касался ладони или пальцев дарующего. Непонятно, но это было так.
Помню вой сирен воздушной тревоги, торопливый бег в укрытия. Припав к чёрным кружкам радио, ловили сводки с фронтов. Навсегда запомнил голос Левитана, тревожный, но внушающий спокойствие – «враг будет разбит!».
Я помню очереди в военкомат с единой просьбой – отправить на фронт. Люди были уверены в скорой победе, что враг будет разбит в его же логове. Школьники старших классов, студенты, рабочие записывались добровольцами, хотели успеть внести свой вклад в защиту Отечества. Мы не знали силу врага, но она не могла остановить порыва жителей Махачкалы.
Наш Кара Караев, собрав лошадей по всей республике, организовал кавалерийскую дивизию, которая с боями прошла до Берлина. По числу Героев Советского Союза Дагестан занимает первое место среди союзных республик. Наш Магомед Гаджиев, командир подводной лодки, торпедировал германский эсминец. Его брат на заводе № 182 «Дагдизель» не только участвовал в производстве торпед, морских мин, но и руководил строительством судов на подводных крыльях конструктора Алексеева.
Наш Махачкалинский морской порт участвовал в обеспечении поставок фронту и стране заграничной техники и продовольствия по ленд-лизу. По стратегическому плану Гитлера предполагался захват города и порта с организацией здесь базы для немецкого флота.
Бомбежки Махачкалы осуществлялись непосредственно по порту и его сооружениям. Махачкалинский железнодорожный узел работал круглосуточно. Так же работали и все госпиталя, героический медицинский персонал от няни до начальника госпиталя.
Внес лепту в подготовку летчиков, парашютистов наш аэроклуб, готовя специалистов высокого класса. Один из выпускников нашего клуба долгие годы являлся руководителем и тренером летчиков – профессионалов сборной Советского Союза.
Спустя годы выпускником нашего клуба стал летчик-испытатель Магомед Толбоев, поднявший в небо «Буран».
Уличные мальчишки объединялись в «Тимуровские команды» и собирали металлолом. Первое место в городе заняла наша команда с улицы Буйнакского. На улицах было редкостью увидеть мужчин, везде работали женщины, большей частью пожилого возраста. Но, может быть, это детские впечатления. В то время я не помню махачкалинцев в нарядных одеждах, не видел накрашенных женщин – не до этого было. Все следили за сводками информбюро, обсуждая вести с линии фронта.
После бомбежек на пляже оставались лишь грибки для отдыхающих. Позже ближе к северному молу порта построили ангар и завезли три четырехвесельные лодки и баркас с парусом (по линии ОСВОДа). Сперва тренировки проводили инструкторы ОСВОДа, в последующем они лишь приглядывали за нами, постоянно сдерживая наше желание устраивать трюки с имитацией морского боя. В порт нас уже не впускали, он был дополнительно огорожен и особо охранялся в связи с поставками через него военного оборудования и продовольствия. Там мы впервые попробовали финики, корки кокосовых орехов, реже — консервы с беконом. Эти деликатесы иногда перебрасывали через ограду знакомые сторожа. Но это было по ночам, при разгрузках кораблей, приходящих по ленд-лизу.
Интересно, что узнавали мы это с помощью мальчишеского телеграфа, ведь практически всю ночь мы дежурили у хлебного магазина, боясь пропустить перекличку-пересчет. От этого зависело как ближе к утру ты будешь у входа в магазин.
Немые кинофильмы стали исчезать с экрана, исчез последний тапер-пианист Артём, сопровождающий фильмы игрой на пианино одной и той же мелодии. Фильмы мы смотрели по много раз. Конечно для столь частого посещения кинотеатра у нас не было денег. Обыкновенно, мы стояли гурьбой у пускавшей в зал контролерши. При третьем звонке и погасшем свете тетя Зина или толстая тетя Катя отодвигались и тихо шептали – «мигом и молча». Пять-семь пацанов в темноте ныряли в 1-3 ряды, практически всегда пустые. Первый раз я и мои ребята увидели обнаженную женскую коленку в трофейном фильме «Девушка моей мечты». Этот фильм я смотрел раз десять, не меньше. А что Вы хотите? В это время на пляже наши дагестанские женщины чаще купались в ночном белье до пяток.
В Дагестане на первом месте всегда стояла честь. Мы жили рядом с базаром. Приезжающие на подводах останавливались на площадке у начала Краснофлотской улицы, позади военкомата. Грязь, пыль, навоз на истоптанной лошадьми земле, но у всех мужчин на кожаном поясе был кинжал. Уверяю вас, он был не для красоты. Горцы не знали мат. И горе тому, кто, ругаясь, вспоминал чью-то мать.
В тяжелые военные годы в школах учили воспринимать культуру народов мира. Много-много великих мы знали и любили со школы: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Шевченко, Руставели, Блок, Фет, Маяковский, Макаренко, Гюго, Грибоедов. Нас учили педагоги, которые любили свою работу и делились с нами этой любовью.
Мы ненавидели Антонину Осиповну Осовец – преподавателя немецкого языка (время войны с нацистской Германией). На вступительном экзамене по немецкому языку в Грозненский нефтяной институт экзаменатор неожиданно прервал меня и поинтересовался, откуда я, и поставил «отлично». Он просил передать привет Антонине Осиповне и благодарность за знания. Помню нашу математичку Валентину Степановну Сидорюк, требовательную и кропотливо объясняющую азы своего предмета.
Из 16 учеников нашего 10 «б» класса многие стали известными нефтяниками. Мастер буровых установок В. Гнатченко – прошел трудовую школу и работал управляющим всей нефтяной отрасли Советского Союза; Г. Яковенко – тот же путь, работал управляющим Внешторгнефти Советского Союза; Р. Храмов – был директором крупнейшего в Союзе нефтяного концерна в Самарском регионе. Кроме того: А. Бабский – возглавлял конструкторское бюро автозавода «ГАЗ»; Е. Родионов – был начальником цеха крупнейшего в Союзе Сталинградского завода. Уверен, что и другие ученики нашего 10 «б» внесли значительный вклад в служение Родине.
Во всем этом заслуга наших педагогов, которые учили не зубрить, а мыслить.