На весах Парижа или, 13 вопросов к поэту Миясат Муслимовой в пятницу 13-го

В августе этого года в Брюсселе прошёл поэтический фестиваль «Эмигрантская лира-2019», лауреатом которого стала поэт Миясат Муслимова. Кроме того, австралийский ежегодный альманах «Витражи» (Залман Шмейлин (Zalman Shmeylin)) выбрал её в числе трёх лауреатов фестиваля для публикации на своих страницах. Приглашение публиковаться поступило из Германии, Израиля, от московского издательского дома, выпускающего антологию «Литературная Евразия».

По словам руководителя фестиваля Александра Мельника, главная задача «Эмигрантской лиры» – объединение поэтов со всего мира на основе русского языка и русской поэзии. За 11 лет, что проходят поэтические фестивали, между собой познакомились тысячи человек, живущих в разных уголках земного шара.

«На конкурсе «Эмигрантской лиры» кто-то сказал обо мне, что самый богатый русский язык у нерусского автора. Конечно, это образная передача впечатления. Но я подумала о том, что на Северном Кавказе за два последних десятилетия сложилась сильнейшая русскоязычная литература, которая осталась вне поля общероссийской критики и внимания в целом. Неудивительно: понятие «общероссийская литература» мало кого волнует, национальная литература тем более, а русскоязычная изначально русским авторам кажется чем-то второстепенным. Для них это литература, написанная на русском языке нерусскими, по умолчанию – не могущими в должной мере им владеть. По сути, вся современная литература разбита на тусовки, и создаётся впечатление, что кроме любви к себе и подобным себе там ничего особенного нет. Попавшие туда самобытные авторы вряд ли вызовут интерес. Хорошо, если они не будут искать признания и останутся верны своему поэтическому голосу. Безусловно, эти тусовки тоже чем-то полезны, но истинное и настоящее чаще всего творится не там, где свои награждают своих (в этом смысле международные конкурсы объективней, интересней)…». Миясат Муслимова

Марат Гаджиев: Последнее время мы не часто пересекаемся и уже давно бежим параллельными дорогами, но это не значит, что мы живём в разных измерениях. И первый мой вопрос может кому-то показаться банальным, но он именно про вас. «Лишь облака свободны от границ, Их пересечь здесь – заново родиться…». Когда вы успеваете писать, Миясат Шейховна?

Миясат Муслимова: Ночами. К тому же я не пишу стабильно-равномерно. Отзвук на события жизни и впечатления может появиться позже. Каждая полоса жизни – новое рождение, оно ищет свой язык, поэтому количество дорог у меня больше количества стихотворений. И для меня это хорошо, потому что сама жизнь мне больше интересна, чем мои стихи о ней.

М.Г.: Что дал вам литературный псевдоним Мариян Шейхова, и почему вы от него ушли?

М. М.: Когда я позволила себе писать, меня достаточно хорошо знали как чиновника, публициста, педагога. Псевдоним дал возможность читателям и мне воспринимать произведения без наложения оценок других сторон моей жизни и личности в целом, то есть максимально объективно. Потом пришлось отказаться от псевдонима по просьбе читателей, так как имя быстро узнали и это стало их запутывать. Книги вызвали резонанс, поступило много приглашений из других регионов с просьбой встретиться с читателями: Петербург, Краснодар, Владикавказ, Грозный, Иваново и т.д. В Тбилиси прошёл большой вечер презентации моей книги, изданной там. От мэрии города я получила звание «Посланник грузинской культуры». Естественно, пришлось «открыть личико», и в одних случаях псевдоним мешал, в других – имя сбивало с толку. Нужно было определяться. Мне немного жалко было расставаться с псевдонимом, потому что меня уже знали за пределами Дагестана как Мариян Шейхову, были публикации в «Журнальном зале», а тут в определённом смысле пришлось начинать сначала.

М.Г.: Не считаете ли вы, что имя рождается и умирает вместе с человеком?

М.М.: О тайне связей меж «именем и запахом цветка», говоря словами поэта, можно говорить много, но независимо от нашего желания и нашего отношения к своему имени оно действительно навсегда остаётся с человеком.

М.Г.: Вам, наверно, точно известно, как действует на поэта энергетика «литературных мекк». Почему все так стремятся на Волошинский фестиваль или едут на родину Гёте, чтобы подышать воздухом, которым дышали поэты, – там он действительно другой?

М.М.: Сама над этим думала. Там максимально близко чувствуешь или хочется почувствовать его как живого человека и ещё раз ощутить конкретность вечного. Это и бессознательная, и безуспешная попытка понять тайну творчества через родные места, все литературные имена – это genius loci, точка пересечения Духа и Природы. Там особенное энергетическое поле, лишь бы его не опошляли. Я понимаю, что фестиваль фестивалю рознь, и поэтому уже очень избирательно к ним отношусь.Для меня важно, чтобы фестиваль был по-настоящему связан с именем великого поэта, чтобы это была не определённая литературная тусовка. На мой взгляд, имена великих поэтов обязывают подниматься до них, а не воспринимать их дом, место рождения и имя как фон присутствия для поклонников или других поэтов. Путешествие на родину большого поэта – это то же паломничество, которое позволяет быть строже к себе, очиститься от наносного, суетного, пожить в той паузе созерцания, которую ты сам не всегда можешь обрести.

М.Г.: «Эмигрантская лира»… У рождённых в СССР к эмиграции отношение не однозначное. Что уезжающим сегодня не хватает на Родине и почему, покинув её физически, люди остаются в её духовном пространстве?

М.М.: Причины разные, объясняя их, не хочется уходить далеко от литературы. Поэтому скажу коротко: поэзия – это Язык, в котором живет всё, вся твоя Вселенная, твоя душа. И человек, писавший на русском языке, остаётся навсегда в поле его духовного притяжения, и никакая самая благополучная жизнь в других странах не даст ему счастья, которое может дать творчество. А что оно? То же переживание жизни, рефлексия, осмысление, ведь только её осознание через попытку творчества и даёт ей дыхание подлинности. Мне кажется, эмигрировавшие из СССР поэты, писатели навсегда обречены на двойственность состояния: душа хочет говорить с миром, язык – эхо твоей Вселенной, и тебе обязательно нужен далёкий или близкий собеседник. Поэтому русский язык продолжает объединять всех наших сограждан, когда-либо покинувших свою родину.

М.Г.: Часто приходится слышать разные, порой взаимоисключающие мнения о языках. Например, многие уверены, что когда все языки сольются в один единый и люди без переводчиков будут понимать друг друга – вот тогда мы и заживём счастливо… Но чаще, особенно в Дагестане, говорят о том, что наша сила именно в множестве языков и не надо их терять. Вы, например, не чувствовали в Льеже, Париже – или, если воспользоваться строчками того же «Дорожного» стихотворения: «Звучат слова: Апольда, Дрезден, Йена…», – что вам не хватает знания французского или немецкого, чтобы понять поэзию на этих языках и быть понятой их носителями? Так ли хорошо переводится современный литературный язык?

М.М.: Я за разнообразие языков и народов, глобализация – это упрощение. Я против упрощения культур, этнического разнообразия. Конечно, я жалею, что в своё время упустила возможность изучать языки как наших народов, так и иностранные. В Турции жалела, что не знаю кумыкского. А ведь в детстве я его понимала, росла в общем дворе среди кумыков. Совсем немного надо было постараться и выучить. А незнание английского, французского, немецкого, испанского лишает нашу жизнь многого. Я говорю о бытовом владении языками, до сожаления, что не читаю в подлиннике мировую поэзию, я не доросла. О качестве переводов не могу судить, но точно знаю, что переводы позволяют понять величие многих иноязычных поэтов. Я порой забываю, что мои любимые Гарсиа Лорка, Эмили Дикинсон, Верхарн писали не на русском языке – так изумительно они переведены.

М.Г.: Кстати, от наших родных филологов приходится слышать, что европейское стихосложение сегодня – это сплошь верлибр и это не есть поэзия. Но так ли важно соблюдать форму и размер строф? В чём для вас магия стихов?

М.М.: Да, Запад тяготеет к верлибру, прочно занявшему своё место в поэзии европейских стран, но та же русская литература убедительно доказывает, что соблюдение размера и формы, как и их несоблюдение, не могут препятствовать появлению подлинно художественного произведения. Для меня магия стихов неразрывно связана с самобытностью авторского видения мира, что всегда отражается в образном ряде, интонационном рисунке, в точности и ёмкости слова, в богатстве его смыслов и образов, что позволяет считывать несколько планов текста, в безупречном владении языковой культурой. Массовое увлечение сочинением стихов сегодня так изуродовало русский язык, а невзыскательность читателей, рукоплещущих любому рифмованному опусу, так удручает, что уже радуешься, когда произведение просто грамотно написано. Но это уже совсем другая тема.

М.Г.: Вы человек книжный, скажем больше – педагогической «закалки», и понятна ваша радость по поводу того или иного альманаха или журнала коллег по цеху. Разве сегодня не достаточно публиковаться на электронных ресурсах (ваши стихи многие открыли для себя именно там) и чувствовать себя реализованным? Что может дать толстый журнал или литгазета живущим в гаджетах, и не только молодым по возрасту, людям?

М.М.: Да, сегодня легко можно публиковаться в Интернете, и это большое благо, так как путь к массовому читателю стал короче и легче. Это, кстати, подкосило те союзы писателей, которые работали по советским лекалам и считали, что они решают, кому быть поэтом или писателем, а кому нет. Власть их кончилась, автор обрёл свободу. Но дело в том, что массовый читатель не всегда взыскателен, а публикация в толстом журнале проходит такой жесточайший отбор, что её появление подтверждает внутри профессионального литературного сообщества статус автора, он получает признание у мастеров. Эта оценка дорогого стоит.

М.Г.: Вашим путевым блокнотом долгое время был ЖЖ (живой журнал), а потом стал ФБ (фейсбук). В вас не зреет желание прокрутить ленту событий обратно и собрать все оставленные там сюжеты, образы, мимолётные мысли и настроения в одну историю? Книгу можно было бы назвать «На весах Парижа», фразой, родившейся во время вашей прогулки перед Лувром.

М.М.: ЖЖ был мне очень дорог, но у меня пропала техническая возможность размещать фотографии, и я забросила его. В это время оказалась на «Фейсбуке», и это огромное, многоканальное общение с его ощущением бурлящего вихря где-то там, за пределами моего информационного поля, с его подвижностью, мгновенностью реагирования и возможностями более стремительного расширения круга друзей меня поначалу захватило, завлекло. Конечно, «Фейсбук» мешает творчеству, потому что энергия расходуется на сиюминутные посты, но, с другой стороны, далеко не всё становится темой осмысления в стихах, а соцсеть помогает реализовать возможности общения по всем направлениям, которые мне интересны: политика, педагогика, культура, литература, общество. Из этого калейдоскопа материалов хочется отобрать важнейшие и на их основе, доработав, написать что-нибудь стоящее. Я даже знаю, какую надо было бы издать книгу по материалам «Фейсбука»: о маме. Очень много поступало вопросов и просьб в личку от друзей с просьбой рассказать о маме и издать отдельную книгу. На каждый пост о ней – взрыв активности всех друзей. Когда я начинаю беспокоиться, что давно нет кого-то из друзей, я проверяю, всё ли у него благополучно, по посту о маме: обязательно своим лайком или комментарием он обнаруживает своё присутствие. Надо подумать над вашим вопросом и превратить его в предложение.

М.Г.: Но согласитесь, колоссальное количество мыслей, постов люди выкладывают в Рунет, и эти посылы исчезают в нём, как в чёрной дыре. Периодически пользователям сети напоминают, что случилось с ними год назад или что вы дружны со мной (именно там, в соцсети) 5 лет. Это я условно. Что даёт вам такая дружба и есть ли в ней искренность?

М.М.: Согласна, есть эффект чёрной дыры, но мне повезло: я встретила там многих друзей, с которыми уже знакома лично. Эта дружба даёт мне радость общения с интересным человеком, она искренняя, проверена временем. Через Интернет поступает много деловых предложений, так что он себя оправдывает, но ограничить пребывание в виртуальном мире, безусловно, надо, чтобы он не вытеснил живой окружающий нас мир.

М.Г.: Помню, у вас было желание взять тайм-аут и закрыть страницу. Как часто вам удаётся быть вне зоны общественного пространства?

М.М.: Да, было, закрыла ненадолго, но вернулась. Сейчас я не так увлечена соцсетями, потому что многие интересные люди ушли из них, а модерация соцсетей различными расплодившимися службами мониторинга и призыв к чиновникам от их начальства идти в народ через соцсети негативно отразились на содержании виртуального информационного поля. Но у меня около 10 тысяч официальных друзей и подписчиков, не говоря о тех, кто просто читает без регистрации, и это обязывает не забывать о них. Тем более что нередко ко мне обращаются с просьбой разместить ту информацию, которую сам человек не решается дать, чтобы не пострадать от тех, кто нарушает закон. Ваш вопрос для меня не столько вопрос, сколько напоминание о том, что большую часть времени надо вернуть из зоны общественного пространства в личное поле.

М.Г.: Миясат Шейховна, цикл стихов, посвящённых Нико Пиросмани, у вас родился под воздействием работ художника. Но ведь в искусстве это так просто не работает?

М.М.: Само собой это не происходит. Я видела картины Пиросмани много лет, и они мне ни о чём не говорили. Но пришло время, и они стали открываться мне совсем по-другому. Я думаю, всё дело в том, что к встрече с любым произведением искусства нужно быть готовым, и когда нам есть чем ответить искусству, оно открывает нам глаза. Мы читаем книги, они читают нас. Так и с картинами Нико. Он мне ответил на то, что уже родилось во мне и не могло до конца себя осознать.

М.Г.: И вновь о дороге, о ваших литературных планах. Что ожидать читателям в ближайшее время?

М.М.: Я думаю, что стихи останутся, но я не тороплюсь теперь размещать их, как раньше. Иногда до них надо домолчаться, я не умею писать много или каждый день. Меня очень тянет проза, жанр рассказа, но я всё не решаюсь начать. Думаю, что писать хорошую прозу труднее, чем стихи. Но есть такие жизненные сюжеты, которые хочется воплотить в слове, чтобы в зеркале короткого рассказа сказать о том, что уходит не узнанным. Писатели и поэты всегда перед выбором: или жить, или рассказывать о жизни. И то, и другое так заманчиво… И так непредсказуемо. Пока по инициативе Северной Осетии во Владикавказе готовится переиздание моей книги о Беслане, готовлю обновлённое переиздание моей книги «Наедине с морем», её мало кто видел, но литераторы, мнение которых я ценю, настойчиво уговаривают меня издать её в другом формате. Вот тут приходится переосмысливать свои подходы: эта книга была о любви, и именно поэтому я не захотела потом её распространения, но, как меня уверяют, этими стихами и ценна книга. Не знаю, станет ли то, что я считала неудачей, успешным при обнародовании, но попробую… Что касается новых стихов, пусть ещё полежат, чтобы проверить их временем, пусть дозреют до права надеяться на читательское внимание.

Беседовал Марат Гаджиев