Купить PDF-версию
13:22 | 29 марта, Пт
Махачкала
X

О творчестве и ремесле писателя

Амир Макоев / г. Нальчик
61

Много раз читал признания писателей в том, какие причины побудили их заняться сочинительством. Но сколько бы ни отвечал на подобный вопрос, заданный мне другими, я не находил ни одного вразумительного ответа. Перебирая возможные причины, на ум приходили банальные вещи, далекие от правды. И только когда я сам себе откровенно задал этот вопрос, нашел ответ. Причина в моем случае таилась гораздо глубже простого порыва что-либо сочинить. Все началось с несправедливого отношения ко мне. Боль долго не уходила. Но первое сочинение я написал непроизвольно, без намерения этим спастись, без осознанного желания внести порядок в свой внутренний мир. Кто-то или что-то побудило меня обратиться к письму. Потом я часто вглядывался в себя, стараясь понять природу того состояния, которое заставляло меня писать. Нижеследующие записи об этом. На мой взгляд, в них в какой-то степени отражена психология и философия творческого человека.

Когда ты открываешь в себе территорию Бога, законы общества перестают действовать, знаки всего земного и человеческого теряют своё значение. Ты уже не можешь зарабатывать деньги, считать прибыль, вести коммерческие дела, стремиться к материальным благам, уюту, состоять в отношениях с людьми с выгодой для себя. Если кто-то делает это с успехом, то едва ли такой человек является истинно верующим. Отныне движения твоей души и помыслы принадлежат только Ему. И теперь ты не можешь считаться верующим и оставаться успешным человеком в нашем – обывательском – понимании этого слова. Так и в литературе: как только тебя охватывает писательская страсть, в реальной жизни ты уподобляешься бодлеровскому альбатросу, неуклюже передвигающемуся по палубе на потеху поймавшим его матросам. Там, в небесной выси, ты сильный, красивый и величавый, а здесь, внизу, смешон и жалок в глазах самодовольных глупцов.

* * *
Состояние истинного художника, который, как известно, постоянно находится в творческом напряжении, часто сравнивают с женщиной в положении. То есть писатель во всякое время обременен плодом созревающего в нем произведения и испытывает все предродовые радости и муки, присущие этому состоянию. Истинный художник как бы и не человек в обычном смысле этого слова – он есть в некотором роде вселенская матерь, которая вот-вот разрешится и явит миру еще одно свидетельство Бога. Несчастен и унижен художник, когда в этом состоянии он вынужден ремеслом, далеким от своего истинного призвания, добывать себе пропитание, чтобы выносить благополучно свое дитя и разрешиться к положенному сроку.

* * *
Ты знаешь: здесь от тебя мало что зависит. Тебя пропускают в запретные чертоги, ты волен выбирать любую историю и рассказать о ней людям, даже назначены часы, когда сможешь это сделать наиболее ярко и убедительно. Но бывают дни, когда у тебя ничего не получается. Не складывается ни одна затея, затруднено общение даже с близкими, закрыты пути, ведущие к главной цели. Тебя выдавливают из обжитого уютного уголка, разрывая привычные связи. Проку от тебя в житейских делах никакого, все, к чему ты стремишься, – это писать. Оно благо, если бы этот порыв был всегда продуктивным, и ты мог назвать свои муки сладкими. Но ведь он появляется и с «пустыми руками» – без утешения и светлой грусти, с предчувствием неумолимого бесплодия. Куда идти, где укрыться, у кого просить помощи, если мучения эти насланы на тебя свыше?

* * *
Писателя нужно оценивать не только по его умению красиво расставлять слова. В лучшем случае это всего лишь литературный продукт для невзыскательного потребителя. И не по его способности сочинять один за другим развлекательные истории, мало отличающиеся по своей простоте одна от другой. Писателя нужно оценивать по тому, сколько раз он, работая над текстом, коснулся крыльев божьего вестника. Прорыв в бездонные пространства человеческой души и озарение, которое он при этом переживает, а затем доносит до нас, и есть, как мне кажется, истинное литературное сокровище.
* * *
Фолкнер справедливо обозначил критерии определения лучших (американских) писателей, отдавая первенство тем, кто ставил себе задачи непомерные, наверняка зная об ожидающих их поражениях. И в самом деле, в любом ремесле растешь только тогда, когда пытаешься совершить невозможное. Ты видишь цель, которую никто, кроме тебя, не видит, идешь к ней на ощупь, и никто не может знать, выйдешь ли ты к цели или нет, победишь или проиграешь. Но это не так важно. Важно, что ты сделал несколько шагов в сторону истины, в то время как другие без конца ходят по давно натоптанным тропам, жуют тысячи раз пережеванные другими образы.
* * *
Удивляюсь огромному количеству превосходно написанных современных романов. Как ловко и мастерски они сделаны. Но ведь чтобы так писать, не нужно обладать ни истинно литературным, ни человеческим талантом. Кажется, у этих авторов не было никакой внутренней необходимости создавать эти произведения, а руководило ими только одно – желание прославиться и заработать деньги.

* * *
Лев Толстой устами Андрея Болконского говорит, что знает только два вида несчастья: болезнь и угрызения совести. Стендаль сказал о том же гораздо страшнее: страсть, нарвавшаяся на преграду, и абсолютная пустота. Так вот: самое страшное – это абсолютная пустота.

* * *
Аввакум, Николай Гоголь, Иван Тургенев, Лев Толстой, Иван Бунин, Иван Шмелев, Владимир Набоков, Борис Шергин, Михаил Шолохов, Юрий Казаков, Виктор Астафьев – вот писатели, которых я читаю, когда чувствую, что язык мой скудеет.

* * *
Во время работы писатель не принадлежит даже самому себе. Разве можно в такие часы требовать от него привычной связи с материальным миром.

* * *
Судить и оценивать меня как писателя следовало бы еще и по тому, что мне так и не удалось написать. Что ж, я всего лишь не смог зафиксировать эти бесценные сокровища своих душевных переживаний. Однако не менее важно, что этот чудотворный мир был создан и существовал во мне. Но они остались в небытии, где лично я присутствую в той же степени, как и в бытии. Правда, и оценить эту красоту сможет только тот, кто вложил в меня страсть к сочинительству и зорко за мною наблюдает.
* * *
По занятости я какое-то время не имел возможности заниматься чтением, размышлениями, созданием новых миров, установлением между людьми различных взаимоотношений, поиском справедливости. И в этот короткий срок я почувствовал невероятное духовное оскудение, необратимое интеллектуальное обнищание. Но как живут те, которые никогда не обременяют себя подобными упражнениями?

* * *
Художнику не следует становиться лучше остальных, он не должен мечтать быть у всех на устах, ему не нужно быть первым. Он должен быть единственным.
* * *
Мы сильнее любим того, кто дает больше возможности довершить его образ. Ведь мы всегда склонны идеализировать. («Натюрморт с чайкой»).

* * *
Мой ум не обладает ни способностью к оперативному мышлению, ни сколько-нибудь твердыми знаниями, ни глубиной. Но в нем есть множество темных залов, каждый из которых содержит неразрешимую тайну.

* * *
Невыносимо тяжелы те периоды, когда из ночи в ночь просиживаешь часами не в состоянии написать и строчки. Кажется, Бог от тебя отвернулся. Такое ощущение, что в тебе погасло что-то очень важное, без чего не имеет смысла жить.

* * *
Похоже, я старомоден. Я пишу только по вдохновению. Но о самом сокровенном. Во всяком случае, так мне кажется.

* * *
Возьмем для наглядности наиболее известных героев русской литературы: Григория Печорина, Павла Ивановича Чичикова, Андрея Болконского, Пьера Безухова, Илью Обломова, Григория Мелехова. В каждом из них я узнаю себя. Более того, все они со всей завершенностью своего типа умещаются и свободно живут во мне. Читаешь об одном и думаешь: «Вот же – он весь я». Читаешь о другом: «Боже правый, все это есть и во мне».

* * *
События и героев важно выхватить и описать в момент их высшего развития, когда правда о них еще не перешла в ложь. Ведь они идут дальше, а то и вовсе исчезают. Потом их отчетливо уже не разглядеть.
* * *
Досадно, что я никогда не записывал свои впечатления о прочитанных книгах. Кто-то сказал, что прожитые дни, которые не описаны, словно бы и не прожиты. В случае с книгой подобное утверждение особенно примечательно. Прочитать книгу и записать свои мысли о ней, а потом перечитать записи через много лет – нет, кажется, ничего увлекательнее. Ты как будто читаешь мысли до боли знакомого тебе человека, ты его не узнаешь, или узнаешь с трудом. Так или иначе, к тебе возвращается мироощущение давних лет, жизнь как бы повторяется, и ты проживаешь ее с прежней силой.

* * *
Безостановочная работа мозга производит новые реальности. Поди разберись, какая реальность истинная. Каждая из них порождает своих ветряных мельниц, обещая бесконечные сражения. Легко живется людям, не ведающим иной реальности, кроме той, в которой живут без перемен, – скудное воображение не дает им возможности увидеть другие миры. Есть два способа существования. Первый – в простоте и ясности без полета, в отсутствии желания увидеть даже то, что находится за ближним поворотом. Второй – в способности охватывать все миры разом, видеть сны Бога и не сдаваться, вечно пребывая в сомнении: жив ты или мертв, сошел с ума или блещешь всеми лучами мирового разума.

* * *
Художники – это такой тип людей, которые попеременно себя либо обожествляют, либо уничижают.

* * *
Жизнь писателя – это безвольное блуждание между бытом, добыванием денег и полетами в бездну своей души.

* * *
В современном обществе мало быть талантливым. До людей не дойдет результат твоего дарования, если ты не будешь пробивать дорогу своим трудам. Без корысти, без соперничества, без тщеславия, без стремления оказаться впереди – твой дар сгинет навеки, так и не встретившись с читателем. Но как быть, если у тебя нет способности пробивать себе дорогу?

* * *
Умение затронуть воображение читателя есть мастерство. А умение проникнуть в его сердце и открыть в нем сокровенное, о котором он сам не подозревал, есть божий дар.

* * *
Тебя похвалили и вознесли. Что ж, тем хуже. Дальше тебя ожидает только низвержение и забвение.

* * *
Во время написания «Возвращенного неба» я находился в чужой стране, в чужом доме, один. Зеркало в ванной вымазано каким-то несмываемым клеем. Пытаюсь смотреть на себя сквозь эту муть. Думаю: точно так бывает и в часы творения. В шкафу нашел старый будильник, стекло то ли пострадало от огня, то ли его изъела случайно пролитая на него кислота – ничего совершенно не видно. Завел – работают, тикают исправно. Пусть хотя бы так, все же что-то «живое» рядом. Где-то я записал мысль, что мои часы давно идут без стрелок. Вот я и дождался её воплощения в жизнь.

* * *
В «Возвращенном небе» я оставил героя в момент его приезда на реку. Какие-то хмурые люди молча за ним наблюдают. Не решаются сообщить ему о случившемся и сказать слова соболезнования. А невдалеке, на песчаной отмели, лежит его сын, утопленник. Но герой об этом еще не знает. Не в силах продолжать – слишком много сил было отдано этой сцене, да и время было позднее – я пошел спать. Мысль, что я оставил героя в неведении того, что произошло и позволил себе пойти спать, не давала мне заснуть. Мне казалось, что я совершил перед ним подлость. И все же я уснул. Но через какое-то время проснулся в слезах. Такого со мною не было со времен Сонечки («Спаси меня, мой ангел»).

(Окончание в следующем номере)

Статьи из «Газета «Горцы»»

Салихат – белая луна. Аварская сказка

46
Давным-давно в горном ущелье в одном ауле жили муж с женой. Ахмед был чабаном, а Зулейха ткала ковры. Всё у них было – любовь,...

Большого снега не увидели, но благодать ощутили сполна

17
VII международный фестиваль поэзии...

Маршрутка

19
Участник Межрегиональной писательской мастерской АСПИР в Пятигорске 2022 г. и Итоговой...

Девушка и южный берег Крыма

18
Алина Осокина родилась в Ульяновске. Окончила исторический факультет УлГПУ им. И. Н....

Всё хорошо

35
Ната нажала на отбой, и нудный голос Клавдии Петровны, учителя рисования, умолк. Телефон...

Дух костра

16
Дагестанское отделение Союза российских писателей и Клуб писателей Кавказа подвели итоги...

«В ладонях любви моей…»

10
Осень семнадцатого года была для Дагестана печальной — ушёл из жизни Поэт, чье имя выбито...