Поцеловать небо

А я – ребёнок. Что мне до неожиданной маминой слезы, упавшей на цветную детскую книжку? Я радовался жизни, как человечек, не ведающий, что папа должен быть рядом.
Наив продолжался до семи лет. Мои неприятные вопросы стали маму напрягать. Она жалела мои нервы и себя. Пыталась оградить от грязи и серости своих взрослых проблем и воспоминаний. Из ее немногословных объяснений я вынес одно – папа хороший, и он обязательно обо мне вспомнит.
В моей голове рождались романтические образы отца. А как же иначе? Он же вертолетчик! Я насмотрелся разных кинофильмов, где затрагивалась тема возвращения блудного папы к жене и сыну, и верил в то, что такое бывает не только в кино.
Я представлял себе, как здорово находиться с папой рядом, в вертолете. Впереди горизонт, закатные лучи и уютные облака, рассекаемые винтом.
Воображение привело меня к восстанию чувств. На Новый год, в канун своего двенадцатилетия, я пожелал увидеть папу во что бы то ни стало.
И он явился. Не думаю, что Дед Мороз приложил к этому руку. Просто папа приехал забрать принадлежавший еще его отцу точильный станок.
Папа выглядел совсем не романтично: лысеющий, сутулый, низкий и очень неразговорчивый. Я отгонял от себя навязчивый вопрос касательно того, что же нашла в нем моя обалденно красивая мама. Но зато мне стало ясно, почему я коротышка с мясистыми мочками и пухлыми губами.
Папа ничего мне не привез. Он думал, я буду в школе. Выходит, что весенние каникулы его «подвели».
Он шел к сараю. Я за ним. Говорю, что учусь хорошо. Мама смотрела нам вслед и злилась, что ее сын без достоинства и гордости. Я узнал о ее чувствах потом. А в тот момент я только ощущал ее взгляд на своем затылке. И не думал, что надо вести себя по-другому. Любопытство царило над всеми возможными чувствами. А то, что папа избегает разговора, наоборот, подстегивало меня навязываться в собеседники.
– Где ты живешь? – спрашивал я, чувствуя нервные мурашки на всем теле.
– Далеко, — ответил папа, не глядя в мою сторону.
– Где именно? – настаивал я.
– В другом городе.
– И где этот «другой» город?
– Далеко.
– Ты любил маму? – вдруг спросил я дрогнувшим голосом.
– Было, но прошло, – отозвался отец, глядя куда-то совсем в сторону.
– Пап, а кто для тебя я? Тоже то, что было и прошло?
Отца, видимо, передернуло. На пару секунд он замер в полной неподвижности, а потом натянуто улыбнулся и поверхностно провел ладонью по моим волосам.
– Вырастешь, поймешь, – едва слышно выговорил он, откашлявшись.
– А ты возьмешь меня полетать на вертолете?
– На чем?! – папа резко взглянул на окно, в котором было видно лицо мамы. Он растерянно пожал плечами и как-то теплее посмотрел мне в глаза.
– Когда-нибудь я прилечу к тебе, сынок. И мы поцелуем небо.
Его последние слова пронзили мне сердце. Я не мог сдержать слез. Они тяжелыми каплями скатились по щекам и росинками упали в траву.
– Пойди к маме и скажи ей от меня спасибо, – вдруг попросил папа.
Я нехотя побрёл к дому. Наш ветхий барак нуждался в ремонте. Почему-то я сконцентрировал все еще сырой взгляд на выщербленной черепице. Я знал, что сегодня пойдет дождь, и мы с мамой снова будем подставлять тазики с ведрами.
Переданные мной папины слова подействовали на маму так сильно, что она расплакалась.
Отец ушёл.
Дождь лил.
А на следующий день неожиданно приехали рабочие и починили крышу, сказав, что им уже заплатили.
Я понял, что это папа. Это его спасибо за что-то.
Больше я отца не видел. Я ждал его вертолета, и я его получил. Через пять лет. В посылке. Открываю, а там вертолет ручной работы, сделанный из тончайших металлических прутиков.
К подарку прилагалось письмо. Отец писал, что он никогда не был летчиком. Он сидел в тюрьме за непреднамеренное убийство. А вернуться к нам он не мог, потому что убил не кого-то, а маминого любимого брата. Это была случайность, но именно она потопила лодку их любви. Папа до сих пор не простил себе той опрометчивости. Живет недалеко от своей тюрьмы и выживает благодаря тому, что из любых материалов конструирует интересные вещицы. «Извини, что я не смогу выполнить своего обещания полетать с тобой на вертолете, но ты и без меня можешь это сделать. Ты смышленый парень. У тебя все получится. Прощай».
Дочитав письмо, я снова поймал себя на том, что слез нет. Теперь я многое понял. Понял мамину боль, ее закрытость, скованность в общении с людьми и лаконизм ответов на мои бесцеремонные вопросы. Я принял новые факты как данность и не стал искать выход эмоциям. Их не было. Их не бывает в пространстве полностью проставленных точек над «I».
Маме и вправду большое спасибо. Она не позволила моей душе озлобиться. Потому я не стал и даже не подумал мешать ей своей сыновьей ревностью, когда она захотела выйти замуж. Я так давно не видел маму счастливой, что, заметив, как она плачет от счастья, убил ревность в зародыше.
Что касается лично меня, то я не отказался от мечты стать летчиком и поцеловать небо.