Сила духа

Петушиные мысли

Жанаваром кликали небольшого черно-белого петуха на длинных ногах со шпорами и зубчатым багровым гребнем на крупной тяжелой голове. Предметом зависти как кур, так и петухов, стал пышный хвост цвета радуги, который скрадывал невыгодное впечатление от тщедушного тела. То ли зная о достоинствах хвоста, то ли просто для праздного удовольствия, он любил помахивать им, словно экзотическим веером, особенно когда рядом оказывались чужие куры.
В кровопролитных схватках с недругом, из чувства затаенной зависти, были выщипаны наиболее яркие, золотисто-зеленоватые, серпастые перья, переливающиеся в лучах солнца перламутром. Но от этого ни хвост Жанавара, ни сам он не стали менее привлекательными: он нес над собой и за собой – вместо одной! – две радуги!
С досадой обратив на это внимание, недоброжелатели еще более ожесточились против него. А его главная жена Княгиня, гордясь своим избранником, заигрывала с поклонниками, но не изменяла своему властелину, хорошо зная о его тиранически ревнивом и лютом характере.
Жанавар ставил противников в тупик не только своим необузданным темпераментом и неожиданными наскоками, но и немигающе-колючим взглядом жемчужно-серых глаз-пуговок. С любым противником, каких бы внушительных габаритов и скандальной репутации он ни был, Жанавар с самого начала, а еще вернее – задолго до начала схватки, вел себя как победитель, пытаясь холодным, леденящим кровь взглядом подавить его волю. И это нередко удавалось ему. Перед боем он вспушивал перья, задирал хвост, похлопывал крыльями и первым кидался на врага, ошеломляя его неистовым натиском. Он бился не только клювом и крыльями, но и когтями, и шпорами… Но и тогда, когда, потеряв сознание, будто замертво падал на землю, но хвост – пистолетом!
Он терпеть не мог снисходительного отношения к себе, и всегда готов был взорваться по сущему пустяку. Также не переносил он безделья и пустоты и, чтобы занять себя чем-нибудь, нарывался на ссоры и драки. С этим он ничего не мог поделать – таков уж был его неукротимый характер.
На жизнь смотрел он философски: я мыслю – значит существую; существую – значит мыслю. Следовательно, мысль, как и я сам, материальна. Чем раньше задействуешь ее – тем лучше для себя же…
Как знать, может он и прав. Ведь в природе не все происходит так, как это кажется нам на первый взгляд. Не все родственное и однотипное одинаково растет и развивается в одно и то же время. Два цветка в совершенно одинаковых условиях (почва, влага, климат…) растут по-разному: один еще почки завязать не успел, а другой – цветы уже распустил…
По тем же неписаным законам природы рос и развивался наш Жанавар.

Грезы любви

В период юности обычно петух вступает к пяти-шести месяцам со дня рождения, когда перья линяют, приобретая соответствующий окрас. Полноценным женихом он становится в годовалом возрасте, когда молодая кровь начинает колобродить в жилах при одном только приближении к нему таинственного создания другого пола.
Юность и любовь нашего Жанавара оказались несколько ранними в силу некоторых немаловажных причин.
Рос он хилым и невзрачным птенчиком, который был на день моложе братьев, отличавшихся как благородным внешним видом, так и добрым здоровьем. Оба старшие братья и семеро сестер относились к нему весьма снисходительно: одни не замечали его, будто он вообще не существовал; другие подтрунивали над ним, то, как бы незаметно, но нарочно толкая в бок, то наступая на ногу; третьи просто пинали его.
Одна только мать опекала его, заботясь о нем как о дорогом чаде: укрывала крыльями под сердцем, отводя ему самое мягкое и теплое место; приберегала лучший корм, отгоняя других, пока не прикатится он; звала его к себе особым воркующим голосом, с которым должны были считаться братья и сестры, не перестававшие ревновать его к матери.
Продолжалось все это до поры до времени. Цыплята росли и развивались не по дням, а по часам. Хоть и не так заметно, но рос и младший, названный матерью Тихоней. С возрастом он чувствовал, как болячки и болезни покидают его и свежие силы дают знать о себе; снисходительное отношение братьев и сестер начало тяготить его, и он стал задаваться вопросом: «Почему все так пренебрежительно относятся ко мне? Чем я хуже их?! Я не хитрю, как средний брат; не чванюсь, как старший; ровно отношусь как к сестрам, так и к посторонним; всей душой люблю маму; считаюсь с отцом… Несмотря на нескладное тело, хвост мой красивей, чем у других. А духом своим я не уступлю никому!».
Обида на все и всех накапливалась и разрасталась, как горная река после продолжительных и обильных дождей, расчищая маленькие и большие преграды на пути своем.
Но обиднее всего была для него безучастность отца к его судьбе. Он не обращал на него никакого внимания, будто не был таким же родным сыном его, как и старшие братья. Впрочем, и старшими братьями отец особо не занимался, хотя и примечал их.
Тихоня затаил обиду на отца. Ничего, мол: «когда он заболеет, постареет, и ему понадобится его помощь, я прикинусь ничего не видящим и ничего не слышащим!».
Мать была единственным существом, кому верил и на кого он опирался. Но даже и ей не верил, когда она говорила, что за всяким разочарованием следует очарование и – наоборот, ибо таков, мол, закон жизни и природы.
Но кто в юные годы всерьез думает о законах природы?!
Однако тут отец задал ему задачу.
Он был в курятнике, когда во дворе отец набросился на мать:
– Когда ты перестанешь нянчить его как ребенка? – вскричал он, топнув ногой.
– Кого это? – удивилась мать, не слышавшая до сих пор обидного слова от мужа.
– Тихоню своего!
– Что в этом плохого? – расплывчато улыбнулась мать: с одной стороны, было приятно, что он оценил ее старания, с другой – не понятно, почему это нервирует его.
– Ты из него не сына растишь, а золотого оболтуса! – хлопнул одним крылом отец, что обычно делал, когда выражал свою готовность наказать жену не только словом, но и делом.
– Сейчас такая мода пошла, – благодушно кашлянула мать, довольная вниманием отца к сыну.
– Какая мода пошла? – передразнил ее отец, подняв раздвоенный хвост как меч – признак своего могущества и непререкаемого авторитета.
– На золотую молодежь, – многозначительно моргнула ему мать.
– Да что ты говоришь?! – презрительно покосился отец жемчужно-серыми, как и у Тихони, глазами-пуговками.
– Ты посмотри вокруг, какие вундеркунды окружают тебя!
– Ты понимаешь, что говоришь, или нет? Слова правильно сказать не можешь, а воображаешь себя всезнающей! Вундеркинды и золотая молодежь – совершенно разные…
Но мать перебила его:
– Мой сын умнее и лучше других! Хоть и тихоня, он умом своим и поступками превосходит не только братьев, но и всех ровесников.
– Глупые мысли матери-няньки больного сына! – отец гордо отвернулся от нее и помахал хвостом: с такой дурочкой и говорить нечего, мол!
– Он уже давно не болеет, – самодовольно улыбнулась мать.
– Значит, я виноват, что он стал таким недорослем?! – хлопнув по бокам обеими крыльями, повернулся к ней лицом отец и принял угрожающий вид.
– А кто же еще, если ты его родной отец, а не отчим?! Скажи, пожалуйста, когда ты занимался с ним как с сыном? Учил его уму-разуму? Общаться с другими и спорить. Бороться и побеждать! Ты только собой и хвостом своим занят! Одни гулянки да дранки! Даже о своих супружеских обязанностях забываешь…
– Ты… ты там… осторожно на поворотах! А то худо будет…
– Уж хуже и некуда, – великодушно хохотнула мать.
– Знаешь, что, дурочка?
– Знаю, что я жена дурака.
– Ах ты стерва такая-сякая! Не жена, а баба-яга! Говорю громогласно: ты можешь подыскать себе умного мужа, но сделать из моего сына оболтуса тебе я не дам!
– Слава Аллаху, хоть раз по-человечески назвал его «моим сыном» – мать тихо, но с достоинством покинула двор, не мешая мужу думать думу свою.
Тихоня был шокирован. Оказалось, отец не так уж плохо относится к нему: он не любит его как мямлю, и хочет видеть в нем достойного наследника своего! А ведь с отцом его, несмотря на малые, как и у него, габариты, считаются все петухи аула! Лишь по гребню одному можно понять, какой он отважный боец: на нем давно нет обычных острых зубцов – одни черно-красные комки запекшейся крови от непримиримых схваток. Порою сыну кажется, что отец гордится ими, как воин своими наградами. Так оно и есть, наверное: не зря его называют Драчуном!
Почувствовав себя вновь родившимся, Тихоня вышел на улицу, осмотрелся вокруг, ища с кем бы поцапаться, но никого не нашел. Хлопнув крыльями, несколько раз подпрыгнул от избытка сил и впервые в жизни кукарекнул, хоть и неумело, но гордо, заявляя на весь мир, что на свет появился еще один отважный боец. Как говорят, наш петушок не нажил гребешок, а уже кукарекнул! Оглянувшись на хвост, остался доволен переливающимся в лучах солнца радужным видом и стал помахивать им, представив в воображении рядом с собой красавицу-невесту в белоснежном одеянии с экзотическим ожерельем на шее. А почему бы и нет?
Только мямля не мечтает о возвышенной любви!

Сила духа

Животные и птицы, в отличие от людей, не мудрствуют лукаво, поучая юные души высокопарными словами и становясь в позу оракулов, а предпочитают словам действия.
Показывая на стоящего в стороне Тихоню, Драчун обратился к среднему сыну – серо-буро-малиновому юнцу по имени Лиса:
– Дай-ка ему щелчка!
– Зачем, папа?
– Хочу посмотреть, чем он ответит.
– Обидится и отойдет. Жалко его. Как-никак – брат ведь, – великодушничал перед отцом средний сын, хотя и любил куражиться над младшим.
– Зачем тогда так часто дразнишь его?
– Не со зла, папа. Ей-ей, не со зла! Просто забавы ради. Но впредь и этого не буду делать.
– Шельмец! Ты всегда выйдешь сухим из воды, – посмеялся отец, зная о двуличном характере среднего и прощая это ему. Сам Драчун придерживался поговорки: «Кто прост – тому бобровый хвост, а кто хитер – тому весь бобер».
Подозвав к себе старшего красно-желтого сына по имени Хулиган, Драчун спросил:
– Ты как относишься к Тихоне?
– Как говорят, ни рыба, ни мясо. А еще вернее: и стар, да петух, и молод, да протух, – высмеивая брата, Хулиган польстил отцу.
– Да-а? Дай-ка ему по носу!
– Зачем? Обидится ведь.
– Не обижаться, а сдачу дать должен!
– Ну что ты: он не способен на такое.
– А ты научи его.
– Чему?
– Давать сдачу.
– Этому невозможно научить.
– Но ты ж научился!
– Гены у меня такие, папа, – опять польстил отцу Хулиган.
– Те же гены дал я и ему. Только они в нем еще не проснулись. Помоги ему, как старший брат…
– Так если он даст сдачу, я не пощажу его. Ты знаешь мой характер – не умею прощать.
– Ну и правильно делаешь!
– Не дай Аллах, так ведь можно и убить брата!
– Лучше, чтоб он от родного брата погиб из-за своей слабости, чем от какого-нибудь проходимца.
– Не хочу я ввязываться в эту драку!
– Я знаю, почему, – пронзил проницательным взглядом отец сына. Он один понимал: по натуре своей Хулиган не был тем храбрецом, за кого выдавал себя: перед сильным – душа дрожала.
– А почему?
– Потому что струсил ты!
– Ха-хха! Ну и выкинул номер, папа!
– Действуй, если такой смелый!
Младший брат стоял в стороне и слышал все, хотя и не подавал виду. И он, как никогда, чувствовал в себе силы необъятные: отец не только болел за него, но и верил, что он справится со старшим братом! Ничего, он еще покажет Хулигану, кто из них «ни рыба, ни мясо!». Одного только боялся сейчас он: брат махнет на него хвостом и уйдет своей дорогой. Кажется, так и происходило, когда Хулиган, даже не глянув на него, прошел мимо. Но вдруг он саркастически усмехнулся, резко повернулся и вырвал из середины хвоста Тихони перламутровое перо, которое давно не давало ему покоя своей красотой.
Дальше все происходило как во сне.
Развернувшись, младший выставил правую ногу вперед, поднял голову, зло сверкнул жемчужно-серыми глазами-пуговками, пробуравил его ледяным взглядом, хлопнул крыльями, вспорхнул над старшим и на лету изодрал гребень. Не дав опомниться, свалил его на землю и стал колошматить клювом и крыльями, когтями и шпорами.
– Вот тебе «ха-хха!». На еще вот! Еще!! И еще!!!
Не ожидавший ничего подобного, старший потерял контроль над собой. Мозги были так затуманены, что он не знал, чем отвечать, что делать.
Разъяренный младший так наседал на него, что старшему ничего не оставалось, как дать деру, поджав хвост.
Отец, смотревший на схватку детей с олимпийским спокойствием, самодовольно хмыкал и торжествующе хлопал крыльями:
– Вот так и надо отвечать обидчикам! Не Тихоня ты, как говорит мама, а Жанавар! Настоящий Жанавар мой! Побеждают не габариты, а сила духа…