Ювелиром может стать каждый, а художником…

— Лейла, у Вас такая творческая семья: родители, другие родственники связаны с ювелирной работой. Как Вам кажется, был ли у вас шанс заниматься в жизни чем-то другим? Или все было предопределено еще до Вашего рождения?

— Трудно так сказать… С первого класса дети в кубачинской школе учатся рисовать орнаменты, знают наизусть их названия. Мой дядя Гаджиомар Изабакаров, именитый мастер, разработал специальную программу для школы в Кубачах. У нас в семье все так или иначе заняты творчеством, племянницы мои тоже…  Вот, наверное, моя сестра Зейнаб не похожа в этом на нас всех. Она биолог. Хотя… Она прекрасно вышивает традиционные кубачинские платки, называются они «каз».

— А как все начиналось? Вы доставали маму «помоги, покажи, как сделать вот такую красивую штучку»?

— Когда мне было три года, мамин портрет нарисовала известная грузинская художница Кетеван Магалашвили (она училась и затем дружила с Халилбеком Мусаевым). И когда этот портрет принесли домой, я нарисовала картинку, как художница рисует этот портрет. В тот вечер к нам пришел тбилисский художник, увидев рисунок, рекомендовал сохранить его. И, наверное, все началось с этого рисунка. Вот он, висит с тех пор у меня в рамке. В первом классе меня отвели в Тбилисский дворец пионеров в кружок рисования, а с пятого класса я перешла учиться в детскую художественную школу на отделение живописи. Дома мама иногда показывала азы ювелирного мастерства.

Я видела, как мама и папа работают, я на этом росла, и мне казалось, что я все это знаю. Но, как водится, практика разошлась с теорией. Мама мне говорила, что гравировка — это одна из важнейших техник в ювелирном деле, основа основ. Если ты владеешь этой техникой, ты можешь уже закрепить камень, гравировать для наложения черни и т.д. И вот однажды в десятилетнем возрасте мама дает мне резец и медную пластину, чтобы вырезать простые штрихи, линии. Это как изучение алфавита. Уже будучи постарше, как-то сидела рядом с мамой, пыталась работать и бросила затупившийся резец. Мама тогда возмутилась: «Ну попроси меня, я же рядом, заточу резец!». Она корила меня за неусидчивость, рассказывала, как она в день по два раза поднималась за два квартала в гору к мастеру затачивать резец, настолько она была одержима этим делом. В другой раз я бросила инструмент, потому что поранила резцом себе руку. У кубачинцев есть такая пословица: если ты 40 раз не воткнул себе в руку резец, ты не станешь мастером. Мама словно не замечала этих порезов, даже никогда ничем не обрабатывала и продолжала дальше работать. Она работала каждый день по 14-16 часов, поэтому оставила после себя такое богатое наследие.

— Можно ли подсчитать количество работ Манабы Магомедовой?

— Сложно ответить однозначно на этот вопрос. Примерно около двух тысяч. Я не знаю, сколько работ в частных коллекциях, особенно в Грузии, там вся интеллигенция носит ее украшения. Все они уникальные, ни одно не повторяется. Семья поэта-академика Ираклия Абашидзе (друга Расула Гамзатова) имеет большую коллекцию маминых работ. 100 с лишним работ хранится в грузинских музеях, более 70 – в московских музеях, в Санкт-Петербурге – 15, в Чехии столько же – 15. А в Дагестане всего 19 работ Манабы.

— Какой мама была в обычной жизни? В быту?

— Маме всегда было жалко уделять время готовке, быту. Хотя она все прекрасно могла делать сама. Она считала, что если женщина может заниматься чем-то другим, кроме домашних дел, то можно заниматься любимым делом в ущерб быту.

— Нетипичный такой подход кавказской женщины. Скажем так…

— Да она сама была такая — нетипичная.  Нет такого мастера на Кавказе, у кого был бы такой широкий диапазон работ: от ювелирных украшений до люстр. Вот, например, люстры в Русском театре. Их ведь делали мои родители. Семь люстр трехметровой высоты, на каждую напаяно более 2,5 тысячи деталей – это итог их трехлетнего труда. Маму однажды во время сборки люстры ударило током. Электрик разжал ее руку с проводом и, может быть, спас ей жизнь.

– Были ли у Вас совместные с родителями работы?

— Да, есть у нас общие работы. Например, «Древо желаний». Оно из меди, а на веточках кольца, в основном цветочные мотивы. Мы втроем делали эту работу: я, мама, папа.

— Есть ли у Вас любимое направление в творчестве? Вот, например, может, кольца любите делать?

— Все больше хочется делать миниатюры для интерьера. Очень много начатых вещей, формы заготовлены. Например, серия — портреты дагестанских женщин. Не каких-то конкретных, а разных женщин в национальной одежде. Уже готова работа под названием «Кубачинка». 

— Какое будущее у кубачинского мастерства?

— С такой традицией наше искусство, конечно, не должно угаснуть. Просто сейчас такой сложный переломный момент,  жизнь такая, что ручной труд плохо оплачивается, и поэтому люди переходят на более дешевую работу, чтобы как-то содержать семью. Конечно, это уникальное ремесло, и оно должно сохраниться.

— Можно ли научиться ювелирному искусству?

— Ювелиром может стать любой, у кого есть дар усидчивости. Но художником… Это уже природный дар. В ремесле превалирует техническое совершенство, а художник всегда хочет создать что-то новое. Наверное, в этом разница между ремеслом и искусством.

— В своих детях Вы видите задатки будущих мастеров по металлу?

— Старший, Расул, студент факультета иностранных языков, он больше в отца своего (Мурад Канаев – спортивный журналист. – Прим. ред.). А младший, Тимур, пока учится в шестом классе. В нем, мне кажется, есть кое-какие задатки. Он рисует графические изображения, даже поля дневника испортил своими рисунками. Мне кажется, в них можно проследить определенный орнамент. Буду надеяться, что он продолжит традиции нашей семьи.