Моряк всегда возвращается домой

Татьяна Недзвецкая – писатель, актриса, телеведущая. Образование: МГУ, факультет журналистики, ВКСР (мастерская В.И. Хотиненко, режиссер игрового кино).

Рассказ «Моряк всегда возвращается домой», который занял второе место на литературном конкурсе XXVI фестиваля «Боспорские Агоны», был специально написан для конкурса.

* * *

Лета осталось совсем на донышке. Через две недели я пойду в первый класс. А через день папа уйдет в рейс. Перед его отъездом у нас прощальная прогулка. Мне очень грустно от скорого расставания. Папа взял меня за руку, мы пересекли центральную площадь и пошли к горе Митридат. Поднялись до середины горы. Повернули налево и остановились около необычных арочных ворот, сложенных из ракушечника. Они были аккуратно вписаны в высокий забор, также из ракушечника. И забор, и ворота были окрашены яркой оранжевой краской, но штукатурка вся растрескалась и облупилась. Вверху арки возвышалось какое-то причудливое лепное украшение. Похожее на пирожное безе, с завитушками по бокам. Рядом с воротами широко разросся куст садового дурмана. Днем его огромные белые колокольчики были закрыты. Но и без них эти странные ворота выглядели так, будто они из сказки. Вид их разве что портила серая металлическая калитка. Она была нелепо вмонтирована в арку и закрыта.

— Что там? — спросила я папу.

— Там за воротами? — папа подхватил меня на руки и посадил себе на плечи, так, что я смогла заглянуть в зазор между калиткой и аркой. За воротами был пустырь, заросший сухим кустарником, полынью и диким пасленом.

— В нашем городе есть ворота, через которые человек может исчезнуть из этого мира, как исчезли уже многие. Только попасть в этот проход очень трудно. Потому что нужно стать к ним лицом в определенное время. Или находиться еще в каком-то точном положении. И никто не знает какие это ворота. Может быть, вот эти и есть те самые. Похожие арки еще в двух местах нашего города. Или, быть может, вход в каменоломни, которых у нас в городе несколько, могут оказаться той самой кротовой норой.

— Кротовой норой? — переспросила я.

— Да. Так их называют.

— Что такое — кротовая нора?

— Сложно тебе объяснить.

— Почему сложно?

— Ну, хорошо, Морянка, смотри, — папа снял меня с плеч и поставил на землю. Он сорвал большой лист дурмана: — Представь себе, что этот лист — наш город. Для того, чтобы доехать от этого края до этого, нужно преодолеть большое расстояние.

— Как от дома бабушки?

— Приблизительно так. И если ты маленький, как муравьишка, то придется хорошенько попотеть, прежде чем доберешься. А теперь смотри, — папа сложил лист пополам и проткнул его пальцем, — видишь, что получилось? Этот край и этот соединились, а мой палец, как мостик. Помнишь, как-то раз мы разрезали яблоко, а его червяк прогрыз насквозь, а самого червяка не было. Он влез с одной стороны и вылез через другую. Получился ход, который соединил разные стороны яблока самым коротким способом. Этот тоннель и есть та самая кротовая нора. Понимаешь? — я кивнула, хотя я, конечно же, ничего толком не поняла. Просто мне нравилось все, что рассказывал мне папа. Он был: «Бо-о-ольшой фантазер», — так говорила мама. А я любила перед сном вспоминать его рассказы.

— Но для того, чтобы наш тоннель соединил разные края, нам пришлось согнуть лист, — продолжал папа. — А кротовая нора уже существует в том месте, где пространство и время искажены. Пройдя по такому коридору, ты сможешь оказаться не только в другом городе, но и в другом времени.

— А что значит в другом времени? — спросила я и отогнала от себя громадную лупоглазую стрекозу. Она зависла прямо передо мной с гудящим звуком.

— Однажды я тебе расскажу, — сказал папа.

Мы пошли по земляной дороге вдоль склона горы. В это время трава на горе была бежево-золотой, выгоревшей от солнца, с черными подпалинами от подожженной травы. Кто устраивал эти пожары — неизвестно, но такое случалось каждое лето. Город простирался внизу. Под нами были крыши домов, крытые черепицей и кровельным железом, окрашенным матовой краской. Мы словно парили над городом, что изгибисто растягивался вдоль Керченского пролива. Яркое небо в легких перистых облаках стало нам теперь чуть ближе. Я смотрела на желтые и красные стрелы портовых кранов, они казались мне большими и грустными жирафами. Ослепительные солнечные блики разбегались живыми искрами по поверхности воды. В легкой дымке перед линией горизонта виднелись суда на рейде. Они напоминали мне, что разлука с папой совсем близко. Скоро он уйдет в рейс и некому будет рассказывать мне истории о дальних странах и древних царях. Тугой ветер озорно трепал мои волосы, они закрывали мое лицо, так что невозможно было рассмотреть предательские слезинки, что мелким и частым бисером катились по моим щекам.

Первые дни после того, как папа ушел в рейс, самые тоскливые. Они все тянутся и тянутся, и даже подготовка к школе не приносит мне радости. Мне мерещится, что папа вот-вот выйдет из другой комнаты, подхватит меня на руки, посадит на плечи и спросит:

— Эй, капитан, что там справа по борту?

За день до первого сентября я услышала в новостях по телевизору: «В Проливе Дрейка обнаружен «корабль-призрак». Советский китобой «Агарес -3» дрейфовал без экипажа. Прибывшие к судну представители ВМС Аргентины выяснили, что экипаж с его борта исчез. Навигационная и якорная системы судна не функционировали, машинные отделения были затоплены водой, от них исходил сильный запах топлива». Для меня было слишком много непонятных слов, но название папиного корабля я знала наизусть. И что значит — «корабль-призрак?» Мама услышав эту новость, замерла и побледнела. Потом схватила стоявший на тумбе телефон и заперлась в другой комнате. Через дверь я слышала, как она разговаривает с кем-то тихим и взволнованным голосом:

— Это какая-то ошибка. Как мог «Агарес» так быстро оказаться в Проливе Дрейка? — мама заплакала.

Я стояла на своей первой школьной линейке с новеньким ранцем и пестрым букетом астр. В жарком воздухе расплывался громогласный голос директора школы:

— Дорогие первоклассники! В этом, в 1980 году, 1 сентября официально объявлен «Днем знаний». И я от всего сердца желаю вам, чтобы вы.., — ее слова гудели где-то вдалеке и путались у меня в голове. Ранец жал мне плечи, астры тоже мешали, а я все думала лишь о том, что значит: «Корабль-призрак»? Капитан теперь тоже призрак? Как мой папа может быть призраком?».

Отношения с детьми у меня не заладились. В детский сад я не ходила, была на домашнем воспитании. А дети пришли в класс уже сдружившимися с детского сада. И по какой-то причине они меня невзлюбили. Чужая. Рыжая. Худая. Со мной даже за парту никто садиться не захотел. Так я оказалась сама по себе. А дружить мне хотелось. Особенно мне нравилась Ленка. Она всегда ходила вместе со своим братом-близнецом Валеркой. Они были совсем друг на друга непохожими. Ленка светловолосая с большими голубыми глазами и Валерка – кареглазый, с красивой родинкой над верхней губой. Они выглядели, как пара дорогих немецких кукол. Я подумала, что если они подружатся со мной, то и остальные захотят со мной дружить тоже. Однажды, по дороге из школы, я их догнала и сказала:

— Я знаю один секрет.

— Что еще за секрет? — удивилась Ленка.

— Я знаю, как быстро попасть в другое место или даже в другую страну.

— Как это? — чуть ли не в один голос спросили меня Ленка и Валерка.

— Есть такое, называется — кротовая нора. Это коридор. Не надо долго ехать на поезде. Ты просто идешь по кротовой норе и попадаешь в другое место.

— Кто это тебе такое рассказал? — спросила Ленка.

— Мой папа, — сказала я, — он знал все на свете. Он рассказывал мне…

— Вранье! — резко оборвала меня Ленка, — брехун твой папа.

— Нет! — сказала я и почувствовала, как мои щеки загорелись румянцем от злости.

— Ну и где же твои кротовые норы? — спросил Валерка.

— Да! Где они? Где? Покажи нам, — с вызовом сказала Ленка.

Я молчала.

— Значит не покажешь? — продолжала Ленка. — А знаешь почему ты нам их не покажешь? Потому что это все вранье. И папа твой — брехун, — нагло повторила она.

— Да! Все — это вранье. Нет никаких кротовых нор, — сказал Валерка.

— Нет. Они есть!

— Ну так, давай, покажи нам их, — сказала Ленка.

— Это может быть…

— Может быть что?

— Это может быть опасно. Зайдешь туда и не выберешься.

Ленка выразительно закатила глаза вверх и протяжно сказала:

— Морянка — дочь брехуна!

Ребята отвернулись от меня и пошли. Я стояла одна и готова была расплакаться от досады и злости.

— Хорошо. Я покажу, — крикнула я им вдогонку.

Мы вышли со двора. Прошли мимо фонтана, выключенного на профилактику. Я шла впереди, а Ленка и Валерка за мной. Я свернула направо, на тропинку, которая извивалась между невысоких холмиков. Я увидела валуны в низине. Посреди этих валунов был лаз, закрытый наполовину толстенным, ржавым листом железа.

— Это вход в Старокарантинские каменоломни. Тоже мне придумала — «кротовые норы», — передразнил меня Валерка.

— А давай мы пойдем туда и она покажет нам свои чудеса, — сказала Ленка.

Валерка полазил по карманам и нашел смятый, полупустой коробок спичек. Вход в каменоломни был очень низким, так что нам пришлось согнуться. Очутившись в каменоломнях, я почувствовала прохладу и особый, сырой запах известняка, смешанный с неприятным, едким запахом испражнений. У меня тут же перехватило дыхание от накатившей тошноты.

— Фу! Вонища, — сказал Валерка и сплюнул себе под ноги большим и жидким плевком. Он зажег первую спичку. Потолок и стены около входа были закопченными дочерна. — Батя рассказывал, что здесь семь уровней, а, может, и больше. Камни ломали еще с древних времен. Ай! — прогоревшая спичка обожгла Валерке пальцы.

— Ну что. Давай! Веди нас. Где там переход в другие страны? — сказала Ленка и подтолкнула меня в спину.

— Темно. Может, в следующий раз? Я возьму из дома фонарик. Прорезиненный. Таким можно даже и под водой светить, — сказала я.

— Следующего раза не будет! — сказала Ленка.

И мы пошли. Стена с левой стороны была, как и потолок, идеально ровной. А справа, неровной кладкой, была сложена отбраковка. Свет от входа все слабел и слабел, а когда его стало совсем мало, Валерка начал жечь спички одну за другой. А потом сказал:

— Все. Осталась одна.

И вдруг Ленка обеими руками сильно толкнула меня в спину. Это было так неожиданно, что я не устояла и упала. Ленка схватила за руку Валерку и закричала:

— Побежали! Пусть она тут одна.

Я тут же вскочила на ноги и побежала за ними. Коленки и левый локоть больно саднили. Кожа на них была содрана до крови. По щекам текли слезы от обиды.

Мне казалось, что мы прошли совсем немного. Но мы все бежали и бежали. Никак не могли оказаться около выхода. Казалось, что невидимый, злой волшебник растянул наш путь на несколько сотен метров. И вдруг свет, что тянулся от выхода бледной полоской, начал меркнуть. Мы не сразу поняли, что происходит. А когда догадались, то заорали втроем, наперебой:

— Стойте!

— Нет!

— Не закрывайте!

— Мы здесь!

— Не закрывайте! Нет! Нет!

Наши тоненькие детские голоса, словно теннисные мячики, упругим эхом отскочили от плотного и ржавого листа железа, которым кто-то плотно закрыл вход. Мы забарабанили кулачками по железу. Мы кричали и визжали, и выли навзрыд, как брошенные в яму щенки:

— Эй! Откройте! Эй! Выпустите нас!

— Выпустите нас!

— Помогите!

— Люди! Люди! Эй! Эй!

— Откройте!

— Выпустите нас!

Валерка зажег последнюю спичку. Она осветила наши лица. Я увидела страх в глазах Валерки и Ленки.

— Мы останемся здесь навсегда и умрем! — сказала Ленка. Хныкнула, а уже через секунду она шипела, как ядовитая змея: — Это все из-за тебя. Ты нас сюда затащила, — и вдруг она со всей силой вцепилась мне в волосы.

— Аа-аа-а-ай! — закричала я от боли и тоже вцепилась ей в волосы. Ленка от неожиданности отшатнулась назад. Подвернула ногу и рухнула на землю, ну и я за ней тоже. Мы катались по грязной земле и наносили друг другу удары. Мы щипали друг друга. Таскали друг друга за волосы. Валерка кинулся разнимать нас:

— Перестаньте! Дуры! Перестаньте! — кричал он и старался нас растащить, — Хватит! Вы только хуже делаете!

Мы обе фыркали и урчали, как две бешеные кошки.

— Пожалуйста. Прекратите уже. Девочки! – взмолился Валерка, и вдруг он заплакал. Громко. Пискляво, с надрывом. И столько было отчаяния в этих звуках, что мы немедленно остановились.

— Здесь несколько входов и выходов, — хлюпая носом сказал Валерка, — Я помню, что один выход есть где-то совсем рядом. Мы минут через десять выберемся наружу.

— Куда мы пойдем? Если так темно, — спросила Ленка.

— Мы будем держаться друг за друга! — ответил Валерка.

— Я с вами не пойду, – сказала я. — Вы оба — подлые. Вы меня опять бросите.

— Пойдем. Если ты останешься здесь, то умрешь первая, — сказал Валерка.

— Да? А вдруг мы заблудимся? – сказала я, — ты сам сказал, что здесь много уровней. Что если мы попадем в лабиринт и заберемся глубоко под землю? Что тогда?

— Мы поймем, что уходим вниз и не будем идти туда, — сказал Валерка.

— Как мы это поймем? — спросила я.

— Очень просто. Мы не пойдем по наклону вниз, — ответил Валерка.

— Нельзя никуда идти, — сказала Ленка, — мы должны быть здесь. Кто-нибудь видел, что мы идем сюда. Спохватятся и будут нас искать. Подойдут ближе, и мы закричим. Надо ждать.

— Дура! Заблудившиеся в каменоломнях умирают через несколько часов. Одни — от холода, другие — от страха, а третьи от того и от другого сразу, — сказал Валерка.

— Вот именно, что заблудившиеся, а мы около входа, — поэтому я отсюда не пойду никуда, — сказала Ленка.

— Мы только зря теряем время! — взмолился Валерка. — Пойдем. Я обещаю вам, что знаю выход.

Вдруг совсем рядом с нами послышался какой-то шорох.

— Тихо! — закричал Валерка. — Кто идет? — спросил он в темноту.

— Это летучие мыши. Они проснулись и летят на нас стаей, — закричала Ленка. Но шорох тут же стих, и мы услышали, как чей-то тихий и очень грустный голос сказал:

— Я пришел вас освободить.

Этот голос был невероятно чист и звонок. Словно в подземелье, вдруг зазвенел хрустальный колокольчик.

В кромешной и густой тьме появился едва заметный крохотный, ярко-зеленый огонечек. И через мгновение прямо рядом с нами из темноты возникло лицо. Оно было слабо освещено этой фосфоресцирующей искоркой. Все это было так неожиданно, что от ужаса мы с Ленкой завизжали. А Валерка неожиданно загудел протяжным басом:

— А-а-а-а! А-а-а-а-! А-а-а-а!

Я оцепенела от ужаса, не могла двинуться ни в ту, ни в другую сторону. И холодными-прехолодными стали и без того замерзшие ноги. Это слабо освещенное лицо было таким кошмарным и таким прекрасным одновременно. Лицо подростка, на вид лет 12, не больше. Он был совершенно лысым. У него не было ни бровей, ни ресниц. Его лицо было восково-бледным. Кожа была ровной и гладкой-гладкой, как вода во время полнейшего штиля. Черты лица подростка были изумительно правильными. Ровный и красивый нос с изящными ноздрями. Рот его, как будто был прорисован талантливым художником. И эти правильные черты лица создавали еще больше ужаса в этом холодном подземелье, в кромешной тьме и бледном свете огонька. Но самым кошмарным в этом лице были его глаза. Эти глаза были огромными. Очень красивыми, наполненными бездонной печалью. И даже в отблеске этого крохотного огонька нам всем было видно, что цвет его глаз прозрачно-голубой. Почти прозрачный, как ледниковая вода. Сверху рубашки у него был повязан пионерский галстук. Он смотрел на нас и сквозь нас одновременно. Он протянул мне свою раскрытую ладонь. На ней сидел светлячок. От него и шел этот холодный свет.

— Говорят, что жуки-светляки — это души мертвых, которые не могут найти свой путь. Возьми его.

Я взяла светлячка и посадила себе на ладонь.

— Ты что — слепой? — спросила Ленка и бесцеремонно потянулась к лицу пионера рукой.

Пионер отклонился от нее.

— Я пришел вас освободить — повторил он. — Пойдемте за мной.

И вдруг мне показалось, что я услышала голос папы:

— Нет, — этот голос был таким отчетливым, что я вздрогнула.

— Папа? – крикнула я. Но мне никто не ответил.

— Ну же, идемте! — сказал слепой пионер.

— Нет! — закричала я. — Не ходите за ним. Он приведет во тьму, оттуда точно не вернетесь.

— Ты откуда знаешь? — спросил меня слепой пионер. Его голос был тих и спокоен. Он забрал светлячка из моей ладони и сжал в своем кулаке. Наступила полная мгла.

— Эй! Пионер, ты где? — крикнула в темноту Ленка. Никто не отзывался.

— Он ушел. Это ты! Ты во всем виновата! Он бы нас спас, — кричала Ленка.

— Прекратите орать! — остановил нас Валерка, — надо искать выход. Я точно знаю, он совсем близко.

Мы двигались наощупь. Валерка впереди, за ним Ленка и я сзади них. Свод становился то выше, то ниже. И вот мы оказались в том месте, где коридор расходился надвое.

— И куда мы пойдем? – спросила Ленка.

— Надо бросить по камешку в оба коридора. Там где звук будет тише, там и выход.

Он поднял два камешка, бросил в коридор слева. Мы прислушались. Затем бросил в другой коридор.

— Ну что? — спросил он.

— Мне кажется, что первый звучал тише, — сказала я.

— А мне наоборот показалось. Это — правый, — сказала Ленка.

— Ты что скажешь? – спросила она у Валерки.

— Я не знаю.

— Надо бросить ещё, — сказала Ленка. Она подняла камень и запулила им изо всех сил в правый коридор. Сначала послышался легкий треск, а потом оглушительный грохот… В голове моей возник резкий свист, и тут же наступила безмолвная темнота.

Когда я очнулась, рядом со мной никого не было. Я почувствовала, что лежу на груде камней. За моей спиной был завал. Я подумала, что Ленка и Валерка остались за этим завалом. Я чувствовала тяжесть во всем теле, и какая-то часть меня убаюкивала: «Здесь так уютно. Здесь мир. Здесь покой… Свернись калачиком. Ничего не жди. Здесь немного прохладнее, чем хотелось бы, но терпимо… Все хорошо… не надо усилий… Отдыхай… Отдыхай… Отдыхай…».

Потом я услышала писк. Провела рукой по низкому потолку. Прижавшись друг к другу, на потолке висели летучие мыши: «Какая гадость!» — подумала я. А потом сразу же пришла мысль: «Какая мягкость… Засыпай… Засыпай… Спи-иии… Спи-иии…». Мое тело и сознание стало погружаться в мягкую дрему: «Все так… Спи… Спи… Спи…». Я медленно-медленно уходила в теплую и непроглядную тьму. И вдруг кто-то несильно толкнул меня в плечо.

— Эй, капитан, что там справа по борту? – услышала я голос папы.

— Справа по борту? – еле шевеля языком, спросила я.

— Капитан, поднимайся! Свистать всех наверх! – вновь услышала я голос.

— Папа? Где ты? — слабо вскрикнула я.

— Поднимайся! — звучал голос отца внутри меня и снаружи.

Руки ватные, ноги ватные. Все тело неповоротливое и тяжелое. Я перевернулась на живот.

— Свистать всех наверх, — слабым шепотом сказала я. Летучие мыши пискнули и закопошились.

— Двигайся вперед, — вновь прозвучал голос моего отца.

— Я не могу встать, — сквозь слезы, таким же тихим шепотом, сказала я.

— Двигайся вперед!

Я сделала усилие, согнула руки в локтях, подтянула колени и встала на четвереньки. Маленький шаг вперед. Пошатнулась. «Продолжай!» — стиснув зубы, сказала самой себе. Еще маленький шаг вперед. И так медленно-медленно, на четвереньках я и двигалась вперед. А затем увидела маленький зеленый огонек. Слепой пионер. Он тоже стоял на четвереньках. Его огромные и мертвые глаза, не мигая, смотрели прямо на меня:

— Зачем ты слушаешь его? Он предал тебя. Он обещал, что вернется. Но он не вернется. Он теперь призрак. Ты больше не увидишь его никогда.

Я остановилась.

— Здесь мир и покой. Устрой себе постель из камней и засыпай. Засыпай.

— Просто двигайся дальше, — вновь я услышала голос папы.

— Нет! — сказал слепой пионер, — Он врет. Он бросил тебя. Он теперь живет за дальними морями. У него другая семья и другая дочь. Оставайся здесь и засыпай. Засыпай! — убаюкивал слепой пионер.

— Иди! — услышала я голос отца.

— У меня нет сил, — прошептала я.

— Повтори за мной: «Я выдержу все до конца, — слышала я голос папы.

— Я выдержу все до конца, — пролепетала я.

— Потому что в конце нет ничего, что нужно терпеть.

— В конце нет ничего, что нужно терпеть.

— Не верь ему. Он предал тебя, — увещевал слепой пионер.

— В конце нет ничего, что нужно терпеть, — простонала я.

— Не делай ничего. Замри, — убеждал слепой пионер.

— Сделай усилие и вставай, — голос папы гремел внутри меня и снаружи, — Иди спокойно и без паники. Просто иди. Шаг за шагом.

Я поднялась с четверенек и, держась за стену, пошла вперед. Голова кружилась, мне тяжело было дышать. Темнота была все такой же непроницаемой и вязкой. Я почувствовала, что пол плавно, под небольшим наклоном уходит вниз. Коридор становился узким и тесным и потолки тоже были все ниже и ниже. Так что мне снова пришлось встать на четвереньки, а потом и вовсе лечь, передвигаться ползком. Стены коридора становились все уже, потолок все ниже, а наклон пола, теперь все круче и круче уходил вниз. Я вспомнила слова Валерки о том, что в Старокарантинских каменоломнях несколько уровней. Я замерла. Что если сейчас я ползу в ловушку, откуда я не смогу выбраться никогда? И никто не сможет отыскать меня. Даже мое тело. Оно так и останется лежать в этой темной и прохладной сырости. И тут я почувствовала, что воздух стал легче. Он все также пах сырым известняком, но теперь в нем было меньше гнетущей могильной тяжести. Наклон вниз прекратился. Пол был ровным, плотно утрамбованным. Продвинувшись ещё немного вперед, я смогла встать на ноги. Еще несколько шагов — и узкий коридор закончился. Я оказалась в небольшой полукруглой пещере. Здесь не было кромешной тьмы: сверху через небольшое, круглое отверстие прорывался узкий луч дневного света. Я посмотрела наверх. Мягкий дневной свет лег мне на лицо. Поверхность была совсем близко. Но как я могла выбраться из этой пещеры? Стены гладкие — и потолок высоко. Не допрыгнешь и по стенам не вскарабкаешься.

«Я же не паук и не змея. Не сороконожка, чтобы лазить по стенам. И не стрекоза, чтобы улететь», — подумала я. Как было бы здорово, если бы вдруг сильный ветер поднял меня, закружил, словно пушинку, в воздух и вынес наружу». Я осмотрелась по сторонам. На стенах пещеры были выдолблены какие-то странные знаки. Я исследовала знаки пальцами на ощупь.

Прошагав полукруг полностью, я заметила небольшое углубление в виде арки. Удивительно, что я не увидела его раньше. Я подумала: «А что если эта арка появилась здесь лишь после того, как я исследовала эти знаки на стенах и прошагала этот полукруг полностью?» Я подошла к арке и увидела, что за ней начинается каменная лестница, которая ведет вниз. Лестница была длинной – на вскидку не менее ста ступеней. К тому же она была очень крутой – почти вертикальной. Я задумалась: «Мне нужно пойти туда? И опять оказаться в глубоком подземелье, когда поверхность совсем близко? Но что мне делать здесь? Ждать ветер, который поднимет меня, как пушинку, и вынесет наружу?».

Я решила спуститься. Ступени были запыленными, узкими и частыми. Я внимательно смотрела себе под ноги, чтобы не оступиться и не скатиться кубарем. Странным было то, что лестница не уходила во мрак, снизу шел мягкий, рассеянный свет. Когда я спустилась, то увидела комнату с четырьмя колоннами. Свет сюда проникал также, как и в полукруглую пещеру, из небольшого отверстия вверху. И эта комната была очень большой, а потолки высокими. На одной из стен был барельеф грифона. Он смотрел на меня в упор. В городе изображений грифонов было полным-полно, но такого я еще нигде не видела – его хвост был львиным, его хвост извивался огромной змеей. Я хотела подойти к нему ближе, но едва я сделала шаг, глаза грифона загорелись зловещим зелёным огнём и он сказал мне голосом отца:

— Стой там, где стоишь.

— Это ловушка? — сдавленным голосом спросила я.

— Отсюда нет выхода.

— Я здесь умру?

— Ты можешь попросить меня, чтобы тебя здесь не было.

— А Ленка и Валерка? Что с ними?

— Ты можешь попросить меня, чтобы их здесь не было.

— Но как, если отсюда нет выхода. Как?

— Есть в нашем городе такие коридоры, где пространство и время искажены. Однажды я тебе расскажу, — сказал грифон голосом отца.

— В другом времени! — вскрикнула я, — оказавшись в кротовой норе, ты можешь оказаться не только в другом месте, но и времени!

— Да-а-а-а-а-а! — громом раскатился голос отца.

— Гора Митридат. Прогулка с папой! – закричала я и отогнала от себя громадную лупоглазую стрекозу, что вдруг зависла прямо передо мной с гудящим звуком.

Лета осталось совсем на донышке. Трава на склоне горы была выжжена безжалостным солнцем. Тугой ветер озорно трепал мои волосы. Я и папа стояли напротив арочных ворот, сложенных из ракушечника.

— Однажды я тебе расскажу, — сказал папа.

— Нет! Папа, расскажи мне сейчас. Потом не будет времени.

Папа рассмеялся:

— Ты еще такая маленькая.

— Расскажи мне, как для маленькой.

— Ну, хорошо, — и мы пошли по земляной дорожке вдоль склона по городу, — в одном небольшом царстве-государстве жило Время. И все знали, что есть оно — Время и то, что оно занято тем, что проходит. Однажды там появился чужеземец. Он был одет в очень странную одежду. Чужеземец только и делал, что с утра до вечера бродил по улицам и спрашивал прохожих:

— Не хотите вернуться в прошлое? А может побывать в будущем?

Все от него отмахивались и считали сумасшедшим. Была у царя дочь. Красивая и очень вредная. Мама девушки давно умерла. Так что царь воспитывал ее один. А как он ее воспитывал? Да ему до нее дела не было, он был занят важными делами, а доченьке своей разрешал творить любые капризы. Когда царская дочка услышала о том, что в городе появился этот странный человек, то она велела схватить его и доставить во дворец немедленно. Стражники схватили его и притащили во дворец. Дочь царя сидела на троне и обмахивалась веером:

— Так значит это ты можешь отправить в прошлое или будущее? — спросила она.

— Да, госпожа, — ответил ей несчастный, вытирая рукавом кровь с разбитой губы.

— Как это возможно? — насмехаясь, спросила его царская дочь.

— Дело в том, госпожа, что я Мастер Времени и знаю о нем то, что другие люди не знают.

— Ах, вот как! — воскликнула царская дочь, — ты хочешь сказать, что я и мой отец глупцы?

— Нет, госпожа, — я не это хотел сказать.

— Так поясни, что за секрет такой ты знаешь о времени?

— Время может течь вперед и назад. Застывать на месте. Время зависит от пространства. Если пространство искривлено, а в космосе только искривленные пространства, то и время тоже искривлено. И потому вполне возможно, что в космосе, в этом странном пространстве, твоя мама сейчас одного с тобой возраста. И она только что вышла из вот этих ворот, — при этих словах отец показал на арочные ворота, возле которых мы стояли. — И если бы эти ворота были входом в такой коридор, то пройдись она по нему, могла бы сейчас оказаться рядом с тобой.

— Мерзавец, — рассвирепела царская дочь, — Моя мама умерла! И никто не смеет говорить о ней при мне, чтобы не причинять мне боль! Бросьте этого нахала в темницу! А утром отрубите ему голову! — приказала царская дочь стражникам. Стражники схватили Мастера Времени и заточили его в темнице. А темница та была страшная, холодная и сырая. Мастер Времени, оказавшись в ней, тяжело вздохнул:

— Ну, что же… история повторяется, — сказал он и присел на низкую ступеньку, на которую падал узенький луч дневного света.

Ранним утром стражники пришли в темницу и увидели, что она пуста. Мастер Времени исчез без следа, а Время в том царстве-государстве так и продолжило идти так, как к нему привыкли.

— Папа, а что было бы, если дочь царя послушала Мастера Времени? — спросила я.

— Все было бы другим, — сказал папа.

— Папа! Тебе нельзя уходить в рейс! — закричала я со слезами, — 30 августа, в новостях, я по телевизору слышала, что твой корабль теперь — призрак и ты больше никогда домой не вернешься.

— Но 30 августа еще не было.

— Да! Но я там была.

— Да, что ты, глупенькая! Моя фантазерка! Ну, не плачь. Разве я могу подвести команду и не поехать? Морянка, вытри слезы. Ты же знаешь, что я всегда возвращаюсь домой.