Мясо себе, шкуру – кузнецу, а череп…

Взрослые балхарки вспоминают, как в молодости в разгар лета они на восходе солнца выходили в поле и собирали траву с мягким сочным стеблем «хьхьути». Их поход даже название имел –
«хьхьутнил марща».

Там же, как бы случайно, собирались парни и начиналась между ними шутливая песенная перебранка. Парни приходили не с пустыми руками, в их хурджинах были сыр, орешки, молоко, хлеб. Они помогали девушкам собирать траву, пели, шутили, вместе обедали.

А когда возвращались обратно, девушка могла поделиться травой с парнем, это был знак согласия – она готова принять сватов. Впрочем, это не единственный обряд, связанный с работой в поле в сезон жатвы. У каждого народа имелись свои церемонии, о которых многие сегодня не знают.

«У народов Западного Дагестана (андийцев, ботлихцев, годоберинцев, бежтинцев, гунзибцев) с началом колошения хлебов был связан обряд наполнения водой всех возможных в доме емкостей. Через неделю лишнюю воду выливали или поили ею скотину. И то и другое делалось вечером тайком, без свидетелей и очевидцев. У кулинских лакцев к началу колошения хлебов не рекомендовалось снимать сливки с молока. У даргинцев-сюргинцев неподалеку от готового заколоситься поля было принято оставлять овечью шкуру. В данном случае, как и во многих других, определенные действия, по народным представлениям, должны были дать сходные результаты (наполнение колоса, качество зерна, обильное колошение), – рассказывает в научном труде С. А. Лугуев.

Пусть увидит женщина

Когда начиналась жатва, было принято помогать друг другу в поле и проделывать специальные ритуалы. Например, даргинцы в период вспашки и сева заранее закладывали в поле каменный столбик или плиту. Когда наступала пора собирать урожай, обнаружить камень или плиту должна была женщина, она благодарила за сохранившийся урожай, обматывала его соломенным жгутом, плела косички из соломы, вешала их на себя и танцевала вокруг находки. По мнению этнографа А. Г. Булатовой, столб или плита – это «воплощение доброго духа хлебного поля, полевика».

Пока в даргинских селах ответственность за урожай возлагали на плиту, хозяин андо-цезской семьи за несколько дней до жатвы приносил с поля пучок колосьев и подвешивал его к балке или к опорному столбу. Так пучок мог провисеть до нового урожая и все от мала до велика просили у Бога богатого урожая, а с утра хозяйка дома раздавала сельчанам лепешки.

Отмечаем «оракъгъачыгыв»

А тем временем кумыки отмечали праздник «оракъгъачыгыв», что значит «выход на серп».

«Задолго до него к началу жатвы люди готовились самым тщательным образом: точили серпы и косы, приводили в порядок молотильные доски, беспокоились о транспортных средствах для перевозки людей, угощении для них, о собранном урожае, в поле строились шалаши-времянки. Нужно было еще привести в порядок молотильные токи («индир», «харман»): выровнять их, полить, тщательно утрамбовать. Определялись жнецы, погонщики волов, веяльщики зерна. Хозяева запасались продуктами, чтобы сытно и вкусно кормить работающих в поле. Юноши и девушки, собиравшиеся на помощь при жатве то к одному, то к другому хозяину, в процессе работы, в перерывах и после работы общалась, устраивали танцы, пели песни. Убрав и обмолотив хлеб и отправив его домой для засыпки в закрома, хозяева, объединившись, резали овец, привозили свежий хлеб, фрукты, арбузы, дыни, хмельные напитки (бузу, джабу) и тут же, на поле, устраивали пир и веселье. Сюда приглашались все, кто помогал в уборке и обмолоте урожая, а также их родственники; приходили также друзья, односельчане. Почти каждый день молотьбы заканчивался торжествами такого рода», – пишет этнограф С. Ш. Гаджиева.

И, конечно, как и всякий коллективный труд, этот тоже сопровождался играми молодежи. Во время жатвы девушка имела право выбрать себе в помощники любого парня и в любой момент могла отказаться от его помощи.

По описанию С.А. Лугуева, «за молчаливость, за болтливость, за чрезмерное усердие, за лень, за неудачную шутку, за постоянное стремление смешить свою парт­нершу. Парень послушно удалялся, подходил к другой паре и «разбивал» ее. Например: «Камиль, ступай к Хадижат, она не хочет со мной работать, я поработаю с Барият»)».

Работа не прекращалась, и молодежь успевала пообщаться друг с другом. Девушки слагали друг о друге и о парнях сатирические куплеты-загадки вроде этой: «Сама пенёк, сердце как у буйволицы, на нас смотрит, опустив глаза, на парней поглядывает искоса – кто это?».

В село возвращались еще веселее. Парни забрасывали девушек пучками травы, те в долгу не оставались: за такое внимание могли отхлестать заранее заготовленными прутьями. Но, как мы уже поняли, так молодые проявляли друг к другу интерес. А если в пучке травы даже случайно оказывался репейник, то скандала было не миновать. Репей означал обвинение в легком поведении, у юноши могли быть крупные неприятности.

Чтобы сенокос был удачным

Аварцы из некоторых селений с размахом отмечали перевозку снопов, исполняя ритуальный танец. В некоторых селах Ахвахского района перед началом сенокоса мужчины собирались на пастбище и устраивали коллективную трапезу: мясо козла съедали сами, шкуру полагалась отдавать кузнецу, а череп полагалось закопать на пастбище.

«Если среди собравшихся был чабан или пастух, то он должен был во время еды распустить, развязать, расстегнуть на своей одежде все, что можно: ремень, завязки, крючки, пуговицы. По поверьям, в противном случае в следующем сезоне сенокос может быть неудачным. Таким образом, в процессе трудовой дея­тельности крестьяне наделяли сакральным смыслом не только явления и предметы, но и людей той или иной профессии – чабана, кузнеца и др. У хваршинов, тиндинцев, багулалов, чамалалов перед началом сенокоса в селениях по традиции устраивались общественные моления. После их завершения начиналась раздача мяса жертвенных животных, чаще всего баранов, купленных на общественные средства.

Лакская молодежь обходила селение, смеясь и шутя, заходила во двор, стучала в дом и специально шумела так, чтобы хозяйка вышла и отругала на весь аул, и они не уходили, пока она не отсыпет в мешок совок зерна. Мешок не носили просто так, надо было готовиться: надеть шубу наизнанку и маску, чтобы свисала на ней козлиная бородка и торчали рога…