На годекане у Расула

Возвращение блудного сына

В 1970 году, когда в гостях у Расула были Кайсын Кулиев и Наум Гребнев, они много выступали перед читателями в библиотеках, школах… Но в связи с тем, что Расул вот уже несколько месяцев не принимал спиртного по совету врача, заботиться о гостях он поручил Омаргаджи Шахтаманову и мне.

Расул ходил очень подтянутый и слишком опрятный, гордился своей выдержкой и иногда даже стал носить знаки лауреата Государственной и Ленинской премий. Одним словом, ему не хватало только ореола, нимба святого над головой.

Кажется, это у Пушкина, хотя не ручаюсь: «Поэты любят, сойдясь в круг, оплевывать друг друга». Кайсын, не в пример своим собратьям, удивительно благородно и нежно любил Расула и увещевал даже некоторых дагестанских поэтов, решившихся подражать Расулу восьмистишиями, четверостишиями и надписями: «Не делайте этого, ребята. Расул неподражаем. Это его мысли укладываются в его размеры, а вы для своих мыслей ищите свои размеры».

Кайсын был восхищен и волей Расула в его «войне» со спиртным.

Но вот однажды вечером, когда мы вчетвером входили в бар на улице Дахадаева, к Сулику, неожиданно из-за поворота появился респектабельный Расул в черном костюме, в ослепительно белой сорочке, при галстуке в полоску.

– В бар идете, да? – спросил. – Давайте я тоже посижу с вами.

Когда вошли, мы попросили для себя коньяк, а Расулу, кажется, абрикосовый сок. Но вдруг он загадочно улыбнулся и сказал:

– Почему мне сок? Налей-ка, Сулик, и мне коньяку.

Такого мы не ожидали, но сделали вид, что ничего экстравагантного не произошло, и перешли к обычным застольным байкам. Но к концу застолья Кайсын всё же, считая себя невольным пособником «возвращения блудного сына», решил отшутиться:

– Расул, как говорят, один раз и дочь муллы совершает грех. Прости нас, что стали сегодня соблазнителями. Я вот тоже желаю перейти на твои недавние «позиции» и проявить солидарность…

Но его перебил Расул:

– Кайсын, друг мой, извини, что перебиваю тебя. Но я не хочу, чтобы ты пошёл по моему ложному пути. Вот я три месяца хожу как плакат здорового образа жизни. О чём я думал все эти долгие месяцы? Откровенно скажу о том, в каких ещё издательствах я не издавался, какой бы ещё сборник стихов сколотить из прежних, каких наград и премий я ещё не получал – только одни шкурные мысли. И за эти же три месяца я ни одной приличной поэтической строки не написал. Слава богу, сегодня возвращаюсь в поэзию.

Похитили голос

Однажды, проводив Расула в Москву, мы (Ислам Казиев, Петр Малаев и я) вернулись в Махачкалу из аэропорта на его служебной машине и, когда подъезжали к редакционному зданию на ул. Пушкина, попали в непредвиденную переделку.

Перед рестораном «Лезгинка», расположенном рядом с нашим зданием, происходила какая-то потасовка. Несколько милиционеров вывели из толпы, скрутив руки, одного моего приятеля, видимо, виновника «события».

Я бросился к ним, чтобы выяснить причину задержания. Но, видимо, мое рвение было расценено ими по другой, милицейской, шкале, и меня самого как соучастника происшествия решили «приобщить» к делу. Я был слишком самоуверен и добровольно, несмотря на уговоры моих друзей, отправился в отделение милиции, расположенное тут же рядом.

Каково же было мое удивление, когда через час меня ознакомили с протоколом, где мои действия были расценены «как попытка отбить у служителей органов правопорядка хулигана, активное сопротивление милиции и употребление нецензурных выражений» и т.д.

Мои попытки объяснить, что, мол, я вообще только подошёл и никаких других действий не предпринимал, вызвали лишь ироничную улыбку дежурного офицера, который спокойно запер меня в «предварилку» с какими-то пьяными небритыми мужиками. Приятеля моего увели сразу на допрос, и я стал дожидаться своей очереди. Ждать пришлось довольно долго. Я сквозь дверь слышал голоса Ислама и Петра, которые что-то доказывали дежурному офицеру. Но, видимо, всё было тщетно.

Часа через два, когда я окончательно потерял веру в счастливый исход дела, за мной пришел дежурный и повёл к начальнику отделения. Но в его поведении произошли поразительные перемены: он был даже излишне вежлив, всё время уступал мне дорогу и что-то лепетал об ошибках, которые случаются иной раз в их практике…

Начальник же принял меня как родного, извинился за произошедшее, порвал протокол и в конце сказал:

– Тут Расул Гамзатович звонил. Довели до него тоже. Что ж, не без этого. Кстати, он послал за вами свою машину.

Он выглянул в окно: – Да, подошла, вот она.

Меня провожали чуть ли не как героя.

А всё было просто, и я уже, когда упомянули Расула, понял: Ислам звонил голосом Расула.

Друзья ждали меня в машине и от души смеялись над своей проделкой.

По возвращении Расула из Москвы мы, естественно, поставили его в известность о произошедшем.

– У меня давно украли мою подпись, – сказал Расул озабоченно.

– Хажияв – брат, говорят, мои автографы делает лучше меня. Омаргаджи – хуже, но тоже раздаёт направо и налево. Теперь украли голос. Это, мне кажется, более опасно!

И Расул взял слово с Ислама, чтобы его голос тот использовал лишь в благородных целях.

Автограф подделали в благородных целях, голос украли во имя справедливости, но худшая из краж – это самый, может быть, древний её вид, который возник одновременно с литературой, устной или письменной, – неважно. Он никогда не исчезал, существовал и существует. Плагиат – кража мыслей, самого ценного товара, созданного человеком. Однако, оказывается, и это явление имеет свои позитивные стороны.

Религиозный диспут

В Дагестане 14 мая 1970 года произошло землетрясение. Толчки внушительной силы ощущались и в Махачкале, притом неоднократно. Тревога была всеобщей, и она еще более усиливалась слухами о том, что впереди ожидаются более мощные толчки.

Кайсын Кулиев и Наум Гребнев попали, как говорится, в самое пекло, но свое турне по Дагестану вместе с Расулом решили не прерывать.

И вот в тот самый день поздно вечером мы проводили гостей в номер гостиницы «Каспий» на четвертом этаже и разошлись по домам. Они приводили себя в порядок, чтобы лечь спать, когда довольно ощутимый толчок задвигал мебель в комнате, а люстра начала мерно раскачиваться…

Утром Расул, Омаргаджи и я пошли навестить гостей, но в номере нашли только Кайсына, который после вчерашних треволнений ещё крепко спал. Не успели ещё толком разбудить спящего, как появился Наум, усталый, с покрасневшими глазами и очень сердитый.

– Расул, – сказал он, заикаясь, – с кем ты дружишь? Это же сумасшедший человек. Здание ходит ходуном, люди все высыпали на бульвар, а он ложится спать.

В разговор вмешался Кайсын, и прояснилась картина произошедшего.

…Когда люстра закачалась, Наум быстро оделся, посмотрел в окно и начал уговаривать Кайсына:

– Все жильцы гостиницы на улице. Одевайся, пока не поздно! Не дури, Кайсын!

На что тот очень спокойно ответил:

– Наум, совесть моя, послушайся старого горца и спокойно ложись спать. Если Аллаху угодно, земля разверзнется под твоими ногами и на бульваре. Произнеси перед сном: «Ла илаха илла Ллах» – и отдай себя в его руки…

– Вот так в одно мгновение он решил сделать меня мусульманином, – сыронизировал Наум, ища поддержки у Расула. – А я доказал, что именно в трудную минуту нельзя покидать своего бога, и пошёл на бульвар с именем Яхъве на устах. Но проклясть этого самодовольного «старого» горца не решился, потому что из-за него могли пострадать и другие жильцы гостиницы.

Все заулыбались, и Расул резюмировал:

– В начале было слово. И слово было – Бог. Боги были разные. А наша богиня одна, и называется она Поэзия. Так что будьте верны нашей богине, если хотите долго жить.