На годекане у Расула
Расул Гамзатов, конечно же, один из ярчайших поэтов современности. О его творчестве написаны сотни книг, сотни – ещё впереди. О нём все говорят, используя эпитеты только в превосходнейших степенях, что всегда претило ему. Он от них только морщится и отмахивается шутками.
Предисловие
Есть еще одна сторона жизни Расула Гамзатовича, о которой говорят только в узком кругу, среди друзей и особенно в застолье. Эта сторона жизни охватывает повседневность Расула, комические ситуации и сложные коллизии, в которых окаэывался он волею случая и как с великим искусством выходил из них.
Я около сорока лет дружу с ним и имею удовольствие находиться рядом и оценить изюминки юмора, иронических шуток, рождавшихся почти из ничего.
Недавно вспоминали о прошлом у Расула дома, и он сказал мне:
– Что это ты всё рассказываешь, рассказываешь, лучше напиши один раз и издай.
Эта небольшая книжка – попытка собрать некоторые интересные эпизоды из жизни большого жизнелюбца, озаренные его неиссякаемым юмором. Впервые они были опубликованы в «Дагестанской правде».
Иззат АЛИЕВ (2003 год)
(Продолжение. Начало в №№ 48-49)
КОМОД
Гражена улыбнулась, а ее муж Анджей взял слово.
– В Варшаве, – сказал он, – у нас приятель, который помешался на старинной мебели. Он всю жизнь собирает ее, так что, придя к нему, даже негде сесть – вся квартира набита раритетами.
И вот с этим самым Войцехом произошла следующая история.
Как–то в своих поисках он в деревне под Варшавой у одного крестьянина в сарае наткнулся на старинный комод. «16–й век», – сходу определил он по узору на дверцах ящиков, где хозяин хранил какой–то ржавый инструмент. Комод был весь потрескавшийся, две ножки были заменены кирпичами, а выцветшее дерево больше походило на камень. Но это был 16–й век. Войцех к крестьянину:
– Продай мне эту старую развалюху…
– А зачем пану развалюха?
– М–м–м, знаете, у меня в городе в квартире камин. Там сырыми дровами не затопишь. А твой шкаф иссох настолько, что годится только для топлива.
Короче, за хорошую цену, чуть поторговавшись, крестьянин уступил комод, и Войцех, не показывая внутреннего волнения, охватившего его, помчался нанимать грузовик.
Через полчаса, когда коллекционер приехал на нанятой машине, с ним чуть инфаркт не случился: на земле перед сараем лежали аккуратно перевязанные бечёвкой вязанки чурок.
Крестьянин на радостях за удачную сделку решил помочь горожанину и порубил комод на маленькие куски для камина.
Секрет томика Толстого
Известные в Дагестане «киношники» Пётр Малаев и Тимур Султанов снимали документальный фильм о Расуле Гамзатове. Я пришёл вместе с ними навестить Расула.
Петя объяснял Расулу мизансцену «Р. Г. в домашнем «рабочем» кабинете»: «Расул в расстегнутой на несколько пуговиц белой сорочке, спортивных шароварах, подходит к книжной полке, берет томик
Л. Толстого, подходит к журнальному столику, надевает очки, раскрывает томик, садится на стул и делает какую–то запись в лежащем на столешнице листе…».
– Репетируем, – сказал Тимур, – Расул Гамзатович, начинайте.
Расул подошел к полке и точно по режиссерской раскадровке повторил действия, включая «раскрывает томик», и тут же стремительно захлопнул его и сказал:
– Сегодня солнечный день, вам нужно солнце, чтобы снять эпизод «У морских камней». Давайте на природу. Дома мы еще успеем.
– Может, все–таки завершим «Р.Г. в домашнем кабинете»? – попробовал возразить Петя.
– Слушайся, когда старшие говорят, – упрекнул его Расул и тут же позвал Патимат.
– Малаев говорит, что пока стоит солнечная погода, надо поторопиться завершить съемки у моря, – сказал он ей. – Давай мой пиджак.
– Петя, ты же сегодня хотел завершить домашние сценки. Что стряслось? – Патимат, как всегда, почуяла что–то неестественное в поведении Расула.
Но Петя оказался неплохим актером.
– Патимат Саидовна, – сказал он, – кто знает, какая погода будет завтра. А домашнюю «погоду» вы сами можете установить. Сроки сдачи фильма четкие. Надо уложиться в график. Да и у вас сегодня усталый вид. Кадры с вами будем снимать с утра.
Аргумент был убедительный. И мы пошли «укладываться в график», вопросительно поглядывая на Расула.
И только когда сели в машину, он раскрыл «секрет» томика Толстого. Там сложенные вдвое лежали четыре 25–рублевые купюры забытой «заначки».
Апельсины от Гиви
В кабинете Расула Гамзатова поляки, супруги Милош, уточняют маршрут поездки в горы. Расул предлагает им поехать туда на машине, а вернуться – на самолете (тогда «кукурузники» летали почти во все райцентры республики).
– А самолеты не угоняют? – шутит Гражена Милош.
А её муж Анджей рассказывает анекдот: «Пассажирский самолет летел на Варшаву, когда в кабину пилотов ворвался один из пассажиров и, приставив пистолет к виску командира, потребовал:
– На Варшаву!
– Мы на Варшаву и летим, – торопливо сообщает командир.
– Я еще раз говорю – на Варшаву! – повышает голос пассажир.
– Вот она, Варшава, внизу, смотрите…
– На Варшаву! – кричит пассажир.
Самолёт приземляется на Варшавском аэродроме, и тут же полиция хватает «угонщика».
– Вы что же это, идиот, требовали Варшаву, когда самолет, действительно летел сюда.
– Это вы сами идиоты, – говорит «угонщик». – Я уже третий раз лечу в Варшаву. Первый раз приземлился в Аммане, второй – в Киншасе, вот сейчас слава богу заставил сесть в аэропорту назначения».
– А вот другой анекдот, – говорит Омаргаджи Шахтаманов.
«В кабину пилотов ворвался бандит и также, приставив пистолет к виску командира, потребовал:
– Гонолулу!
– Не могу, – говорит пилот.
– Почему?
– Там, в первом купе, сидит одна старуха с бомбой в саквояже и требует на Гавайи. Не мучайте ни меня, ни пассажиров. Договоритесь между собой».
Я рассказываю третий анекдот на ту же тему: «Пассажиры самолета Сухуми – Москва, как только поднялись в воздух, подверглись нападению трех бандитов. Двое контролировали пассажиров, а один вошел к пилотам и потребовал изменить курс на Алжир. Другого выхода у пилота не было, как исполнить требование – не мог он подвергать опасности столько жизней.
Но вдруг произошло неожиданное. Один из пассажиров бросился на бандитов, уложил обоих, войдя в кабину пилотов, и третьего выволок оттуда без сознания. Все были ошеломлены смелостью парня и радости их предела не было.
В Москве самолет ожидали десятки корреспондентов телевидения и газет. Вот они окружают смельчака и спрашивают:
– Как же ты один, Гиви, голыми руками разоружил трёх бандитов?
– А что мне оставалось делать, – отвечает Гиви, – они же потребовали лететь в Алжир. А что бы я там делал с моими апельсинами для центрального рынка Москвы!».
И тут в разговор вмешался Расул.
– Пока вы тут веселились, я стихи написал. Слушайте, но не записывайте.
Это уже относилось не ко мне – я знал, что Расул не любит спешных записей. Это Гражена на этот раз поспешила с блокнотом. И Расул «рассказал» свое стихотворение:
Угоняют самолеты, изменяя маршруты,
Угоняют самолеты и сажают их
Не на тех аэродромах, куда стремились сесть.
Ждут их добрые аэродромы,
А их увозят на другие – аэродромы зла.
И пилоты за штурвалом, верю, не трусы.
Но меняют курс пилоты, хоть и храбрецы,
Потому что жизни берегут они не свои,
А десятков пассажиров, доверенных им.
И я, Расул Гамзатов, как пилоты те,
Не всегда могу сажать свои «самолеты»
На «аэродромах» истинно добрых.
Случается, что вынужден рулить не туда.
Потому что и к моему виску приставлен
Времени и обстоятельств тяжких пистолет.
Это тоже было зачатием нового замысла будущего стихотворения.
Совет Подгорного
Как–то в Союзе писателей Дагестана произошел временный раскол на два неравноценных лагеря. Впоследствии Расул Гамзатов подшучивал над случившимся: «Ничего удивительного в том, что более ста членов Союза писателей образовали два лагеря, если в Союзе композиторов Дагестана всего шесть членов и шесть лагерей».
Но тогда отзвук местных «боев» дошел и до Москвы. Один из писателей дал предлинную телеграмму на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Подгорного о «грехопадениях» Расула с требованием отлучения грешника от сана. Почему именно Подгорному, а не в ЦК? Потому, видимо, что Расул Гамзатов долгие годы сам был членом Президиума.
Подгорный в очередной приезд Расула на заседание Президиума пригласил его к себе и показал ему телеграмму. Расул начал было оправдываться, дескать, всё преувеличено и т.д. и т.п. Но Председатель перебил его и спросил:
– Почему на меня не пишут, Расул, отвечай, почему?
«Такой удивительно обаятельный человек оказался, – рассказывал потом Расул. – Он сам и ответил на свой вопрос».
– Да потому, что я сейчас ни пить, ни гулять тем более не могу. Гуляй и веселись, Расул, пока ты в состоянии – вот мой тебе совет.
И, когда кто–то упрекал Расула в его «грехах», он ссылался на совет главы государства.
Как лунь, голова моя стала седа,
Не время ль, Кайсын, возвратиться к истокам:
Тебе в свой Чегем над мятежным потоком,
А мне в мой аул — поднебесный Цада?
Пока еще в сёдлах мы крепко сидим,
Пока не исчезли мы в суетном мире,
Пока еще сами себе мы визири,
Давай возвратимся к истокам своим.
И, может быть, в силу немногих заслуг,
Познавшим и славу, и горечь кручины,
Отпустят грехи нам родные вершины.
А мы не безгрешны с тобою, мой друг!