Нетолерантное искусство Габо
Его творчество – это та самая классика, возвращаясь к которой, испытываешь тихую радость, устав от новомодных течений, в которых трудно определить искомое, а мысли разбегаются от сложного чувства. С одной стороны, не желаешь остаться в стороне от постмодернизма, с другой – возвращаешься к канонам, рождающим новое искусство, понятное и непонятое, но имеющее право на существование.
Неизменная классика
Художник-живописец, график Габибулла Габибуллаев, больше известный как Габо, принадлежит к той классической школе, что основана на множестве необходимых условий, при которых с уверенностью можно причислить его творчество к канонам изобразительной школы. Зрелый мастер, чьи работы можно отнести к станковой живописи, портрету, тематической и жанровой картине, осмысливает современное искусство с точки зрения его востребованности и одновременной требовательности к кругу, критически воспринимающему универсальные истины, объективную реальность.
Это не мешает ему творить в привычной манере, обращая зоркий глаз на необычное в обычном, используя монохромную и многозвучную палитру красок, вкладывая особый смысл в изображаемые образы, создавая свой мир. В нем все течет, все меняется, но не с точки зрения сиюминутных событий, а осмысленной природы вещей, мельчайших нюансов, рождающих ощущение максимальной приближенности человека и природы.
Известный дагестанский художник, выпускник Академического института им. И. Е. Репина, работы которого хранятся в частных коллекциях России, Китая, Кореи, Франции, Габо обладает авторским почерком, присущим академической школе, в которой первоосновой является стройная методическая система, заложен принцип преемственности лучших традиций отечественного и мирового искусства. Он использует пластическую анатомию, одноименный рисунок, ядро и суть которого – основной метод познания и закрепления знаний, необходимых художнику для правдивого и убедительного изображения человека. И подобная реалистичная форма в определенной последовательности создает синтез творческой художественной способности, развивая навыки рисования, пробуждая пространственное мышление.
Художник предъявляет строгие требования прежде всего к себе, стараясь донести до зрителя свое видение сложных общественно-политических событий, проводя параллель с героикой участников Кавказской войны, чьи потомки сегодня участвуют в спецоперации на Украине, мужественно, бесстрашно, сохраняя необыкновенный дух самопожертвования, что свойственен дагестанцам. И тема горской идентичности – одна из основных в жанре его сюжетной живописи.
Габо признается, что немногие берутся за сложные исторические жанры, где художник способен продемонстрировать классическое фигуративное искусство, отображающее эпоху прошлого и настоящего, связанную между собой той традиционной особенностью, что от роду дается в краю воинов и землепашцев, поэтов и певцов, сказителей и создателей уникальных изобразительных, рукотворных ремесел.
Все это создает неповторимый мозаичный мир многонационального края. В творческой галерее мастера что ни образ, то неизмеримая любовь к родному дому, очагу, возвращаясь к которому, испытываешь тоску по родным стенам, людям, притягивающим сердечностью сильнее всякого магнита, желанием поделиться тем общим, что роднит каждого дагестанца. Это те самые люди, отделяет которых от манкуртов, напророченных великим писателем Айтматовым, отношение к родине, как к матери, ради которой и жизни не жалко.
Взволновав, заставить задуматься
Прожив несколько лет в Китае, где Габо преподавал живопись, композицию, рисунок в Академии китайской традиционной оперы, Международном восточном институте искусства Чженжоу, Технологическом институте Анянг, Бейхаском колледже, он убедился, что здесь, как и везде, вместе с необыкновенным трудолюбием культивируется способ зарабатывать жестко, напористо. И признается, что золотой телец все прочнее одолевает человека, где бы он ни жил. А коммерциализованное пространство все больше образует круг дельцов и прагматиков, не оставляя места духовности, нравственному началу, с которого начинается и сам человек, стремительно разрушающий свой и чужой мир.
Но даже в этом случае дагестанское общество, формально отчуждаясь, все же славится той традиционностью, общинным образом жизни, философией не смирения, но мудрой выдержанности, твердым характером, впитанными вместе с вековыми адатами, суровым укладом жизни, на протяжении веков сформировавшими особую горскую устроенность. И желание разобраться в том, что происходит вокруг, от чего оттолкнуться, чтобы сохранить в себе ту нить преемственности, выручавшую в самые смутные времена, – вот те вопросы, что волнуют художника, находя отражение в его творчестве.
Габо замечает, что для него важно уследить, в чем заключается народный символизм, уцепившись за который, можно вытащить общество, все больше склоняющееся к утере духовности, родовой устроенности, что вытесняется глобализацией, проникающей в людские души.
Возвращение к истокам
Он ищет выход в обращении к истокам. Может быть, поэтому его персонажи – обычные люди, с достоинством переживающие трудности. Босой старик держит за руку маленького горца, в другой руке – сабля. Дом разрушен, все вокруг дымится, но он полон решимости, он несгибаем в желании отстоять родной очаг, свою землю…
Сюжетная канва художника, непрерывная связующая нить ведет дальше, к группе горцев в момент наивысшего напряжения. Сложный психологический портрет пропитан настроем на смертельный бой, а молитва, обращение к Всевышнему, должна придать сил горстке воинов. Серию исторических сюжетов картин, наполненных внутренним психологизмом противоречивого времени, продолжают портретные работы горских женщин прошлого и настоящего. Графические, написанные маслом, их трудно отличить, столь прозрачны завуалированные краски, а персонажи словно списаны с дагерротипов стародавних времен: поблекшие, но контуры, ярко очерченные, влекут недосказанностью, давая простор фантазии.
Каждый может узреть в его работах дорогие сердцу образы. Здесь можно увидеть и женщину с раскосыми глазами, окруженную символами древнего мира. В ней такая же недосказанность, как в горянке, но мечтательное выражение лица, взгляда, устремленного в небо. В этом мастер видит предопределенность судьбы, принимая которую с покорностью, готов и сам принять предначертанное свыше. Художником создана серия работ, отражающих мировоззрение древнего китайского народа, его духовный мир.
Автор работает в различной технике, отдавая предпочтение льняной бумаге, к которой охотно прибегает современный художественный мир, считая ее лучшей бумагой для акварели, придающей необыкновенную пастель краскам. Льняным может быть и холст для рисования маслом или акрилом, что позволяет достигать желаемого цвета в композиции. Для художника это возможность расширить изобразительное поле, достигая цветовой органики. Его пейзажи, натюрморты столь достоверны, что хочется коснуться живого цветка или плодов благодатной земли.
Для творящего в различной манере важно добиться максимальной достоверности, считает мастер. По его мнению, нет ничего более важного, чем авторская индивидуальность, профессиональное владение художественным ремеслом, сохраняющим традиционность в изобразительных новациях. А еще художник терпеть не может использование принципа толерантности в изобразительном искусстве, считая, что хоть оно и является актуальным на современном этапе развития художественного творчества, но одно – заниматься серьезным делом, а другое – выдавать мазню за произведение искусства. Считает, что так выхолащивается подлинное творчество, приобщающее к огромному опыту человечества. И главной задачей искусства, по его мнению, является отображение человеческой жизни, многообразие отношений людей, их мыслей, чувств, переживаний. Именно эта человеческая жизнь находит свое воплощение в произведениях мирового искусства.
Не трафарет, а подлинное
Он так говорит: «Меня настораживает легковесное искусство, не имеющее никакой смысловой нагрузки, выдаваемое за оригинальность мышления». Его тревожит, что художественная среда все больше пополняется различного рода «творцами», поставившими на поток «духовное» производство, исключая саму мысль о гармоничном развитии, выворачивая наизнанку мировоззрение человека, для которого уже не имеют смысла духовно-нравственные идеалы в борьбе за превосходство и господство в распространении ценностей, подменяемых художественным трафаретом, превращая искусство в средство наживы.
Автору близко фигуративное искусство, которое, считает он, способно спасти изобразительный мир от толерантной экспансии. Участник российских и международных выставок, лауреат международных конкурсов, он уверен, что только отображая реальных людей, исторические события, возможна трансформация, совершенствующая, а не уничтожающая искусство. И, может быть, поэтому мастеру не просто близки дагестанские мотивы, первоисточники. В них он ищет здравое зерно, что даст всходы каждому последующему поколению, сохраняя самобытность, основу, все то, что принадлежит всем и каждому.