Поэт на все времена

К сожалению, судьба его от начала и до конца была трагической. Сам Сулейман в «Рассказе о себе» вспоминал, что еще в утробе матери ощущал свою сирость: «Не дав мне даже попробовать материнского молока, подкинули меня к отцовским воротам». Односельчане (взрослые и дети) называли его сиротой трех матерей.

Он не видел настоящего детства. Как и Максим Горький, прошел настоящие «университеты» жизни, 17 лет вынужден был скитаться по стране в поисках куска хлеба. Убедившись в том, что везде и всюду рабочему человеку одинаково трудно, решил вернуться на малую родину – в Ашага-Стал.

Николай Тихонов писал в свое время о нем: «Так много видел этот человек того, что должно было сломить его, но он не только не сломился, а поднялся над всеми бедствиями своей жизни».

Сулейман сочинял стихи еще в детстве, однако первое зрелое его стихотворение «Дербент» относится к 1899 году.

Сочинял во время работы на поле, в саду. Вечером, после работы, по дороге домой читал их сельчанам, которые сразу запоминали и передавали другим. Так они переходили из уст в уста по соседним селам.

Продиктовано было это еще и тем, что Стальский не умел ни читать, ни писать. Лишь к 64 годам научился выводить собственное имя и кое-как понимать русский язык. Сын Мусаиб писал, что всю свою жизнь отец оставался неграмотным и считал это величайшим несчастьем. И не случайно поэт проявлял исключительную настойчивость в получении образования не только своими детьми, но и всеми детьми школьного возраста.

Обращаясь к ребятам, он говорил: «Нам, дети мои, не довелось так жить и учиться, как вам. Помните это, учитесь!»

Часто посещал школы, интересовался жизнью и учебой детей. Каждая его встреча заканчивалась чтением стихотворений, посвященных школьникам, в которых дети названы «цветочками весны», «ростками страны», «опорой партии борца» и «надеждой Ленина – отца».

Мусаиб вспоминал случай, как его встретил тяжелобольной отец в больнице. На вопрос сына: «Как здоровье?», Сулейман ответил: «Мне не тяжело, что я болен, тяжело, что ты из-за своего приезда сюда пропускаешь уроки. Сегодня уже 3 сентября, а начало занятий у вас в училище 1 сентября».

К сожалению, мы редко говорим о таком величайшем достоинстве Стальского, как воспитательное, познавательное значение его творчества в становлении подрастающего поколения. Оно способствует пробуждению у широких масс чувства патриотизма, истинной любви к Родине. По словам Сулеймана, поэт, имеющий зоркий взгляд, должен видеть, «как получают в нашей стране слепые зрение, глухие – слух, старые – молодость».

Как писал Николай Тихонов, Сулейман Стальский зорко следил из своего маленького аула за огромной жизнью страны и призывал всех горцев:

Учись ты русскому письму,
Учись ты родному своему.

Разве эти слова не актуальны и сегодня на фоне угасающего интереса к родной культуре, родному языку? Вот почему русские писатели называли нашего земляка «учителем жизни, политиком и вожаком», а поэзию его – «манерой изображения жизненной мудрости».

Вместе с тем невозможно считать Сулеймана безграмотным, не понимающим жизни. Он был настоящим творцом. В беседе с молодыми писателями как-то говорил: «Вот вы, грамотные люди, все – верхом, а я – пешком, и мне трудно догнать вас и время, опираясь на палку. Пристройте меня, юноши, рядом с собой в седле и правьте дальше».

Работавший без карандаша, без пера, он умел кратко, красочным языком передать важные и серьезные мысли в почти афористической форме. Чего стоит его афоризм «Язык – не нога. Споткнешься языком – не всегда встанешь»! Обладая феноменальной памятью, запоминал наизусть стихотворения, сочиненные им десятки лет назад.

Мусаиб вспоминал: «Когда мне поручили записать произведения поэта, он легко продиктовал пять тысяч своих стихов».

Фото пресс-службой администрации Сулейман-Стальского района

Источником феноменальной памяти поэта, поразившей московских писателей, были ум и талант народа, которому, как и Сулейману, пришлось многое повидать, пережить и перестрадать.

«Думы родного народа, его радости и горести обрели… форму песен-стихов. И обогащенные талантом и мудростью певца снова возвращались в народную гущу, чтобы жить, не умирая», – писал Михаил Шолохов.

Поэтому открытием для московских писателей стала необыкновенная известность поэта в народе. Они были свидетелями того, как народ хором подсказывал слово, когда Сулейман на секунду задерживал строку, забывая слово. В свою очередь обрадованный поэт восклицал: «Вот мои книги! У них в голове записаны мои стихи».

Хотя мы говорим, что Стальский не владел ни карандашом, ни бумагой, он живо интересовался творчеством великих русских поэтов и писателей.

Однажды Сулейман спросил у переводчика Липкина:

«Сын мне читал стихотворение Пушкина «Обвал». Там есть такие строки:

Дробясь о мрачные скалы,
Шумят и пенятся валы.
И надо мной кричат орлы…

Не бывал ли Пушкин в наших горах? Когда я слушал эти русские слова («мрачные скалы», «орлы»), мне кажется, что они родились в моем сердце».

Он очень высоко отзывался об Александре Сергеевиче и написал стихотворение глубокого смысла по поводу его смерти. Вот некоторые выдержки:

От вечных северных снегов
До южных стран о нем узнали.
О, страшен был царям поэт.
И вот убийц к нему прислали.
Великий Пушкин! Гений твой
Мы чтим сегодня всей страной.
Ты в дом вошел к нам как родной,
И мы в тебе друга признали.

Сравнивая встречи с Сулейманом Стальским в Ашага-Стале и с Владимиром Маяковским в Париже, Николой Тихонов сам себе задавал вопрос: что общего между ними? И нашел ответ: «Ведь фактически социализм, который воспевал у себя на месте Сулейман, и тот социализм, который вынес за пределы Родины Маяковский (он в 1936 году выступал в Париже на конгрессе писателей), – это был один и тот же».

По утверждению Тихонова, Маяковский первый из советских поэтов вышел на мировую арену не как литератор, которого читают, а как действующее лицо, мастер одновременно и стиха, и того, что имеет непосредственное отношение к могучему по­этическому характеру. Потому что стих, написанный просто, – это не стих, если его читают только в книжке. Тем самым Владимир Владимирович повторил Сулеймана Стальского, о котором русские писатели говорили: «Он – поэт. Он думает вслух о том, как про себя мечтают и думают все…

Если взять всех остальных советских писателей и поставить между Стальским и Маяковским, то мы получим массу поэтических характеров, то приближающихся, то удаляющихся к тому и другому».

Трудно переоценить роль и значение приезда в 1933 году московских писателей Петра Павленко, Владимира Луговского и Николая Тихонова в Ашага-Стал, которые после долгих бесед, встреч с поэтом и народом пришли к однозначному выводу о том, что в лице Стальского они имеют одного из великих талантов, что его творчество – явление уникальное и неповторимое. Писатели оказались, как они писали, во власти народной поэзии, изображавшей своим певцом бедняка, прожившего каторжную жизнь.

Именно благодаря их стараниям от неграмотного сельского батрака Сулейман поднялся на уровень великого народного поэта, «Гомера ХХ века», нашел дорогу от небольшого дагестанского аула до Колонного зала Дома Союзов и Кремлевского Дворца в Москве. После этого, особенно после I Съезда писателей в 1934 году, творчество Стальского приобрело всесоюзную известность.

Трудно себе представить, как сложилась бы судьба поэта и его творчества, если бы не приезд в Ашага-Стал московской бригады русских писателей. Мы в неоплатном долгу перед ними. И, к сожалению, вспоминаем о них лишь к юбилеям «Гомера ХХ века». Предлагаем увековечить память этих замечательных людей за выдающийся вклад в развитие дагестанской культуры, установив им на бульваре имени Сулеймана Стальского в Махачкале коллективный памятник.

Незабвенный Расул Гамзатов на одном из мероприятий, предлагая считать 18 мая (день рождения Сулеймана Стальского) Днем дагестанской поэзии, обратился к залу со словами: «Покажите мне второго человека, который прославил Дагестан на весь мир, как Сулейман Стальский».

Из зала прозвучала реплика:

– А вы, Расул Гамзатович, разве не прославили Дагестан?

– Я родился в прославленном Сулейманом Дагестане, – ответил он.

Как не вспомнить в связи с этим беседу В. Ленина и М. Горького о таланте Льва Толстого. Называя его «зеркалом русской революции», «глыбой», Ленин спрашивает у Горького: «Кого можно в Европе поставить рядом с ним?». И сам себе ответил: «Некого!»

Вот почему Максим Горький, не находя аналогов в мировой литературе, назвал Сулеймана Стальского с трибуны I Съезда писателей «Гомером ХХ века», жившим и творившим в VIII в. до нашей эры. Так он одним из первых по достоинству оценил самобытный талант неграмотного поэта из народа и призвал беречь людей, способных создавать такие жемчужины поэзии, какие создавал Сулейман Стальский. Подобно Гомеру дагестанский поэт воплотил в творчестве весь опыт, мысли, вековые художественные образы не только своего, но и всех народов России. До последних дней своей жизни был верен Родине, он с честью выполнил обет – достойным сыном быть страны, о которой говорил:

Одна страна, один народ –
Всех стран надежды оплот.
И каждый честный здесь найдет
Свою семью и дом счастливый.

Как было отмечено выше, судьба Сулеймана была трагической. В разные периоды поэта обвиняли то в религиозности, то в отрицании религии (хотя он был человеком верующим), то считали рупором восхваления социализма и Сталина, то предлагали ему отказаться от произведений, порочащих советскую действительность, и выступать на митингах, осуждающих «врагов народа», в том числе Г. Гаджибекова, Н. Самурского.

Несмотря на достигнутые при жизни большие успехи (народный поэт Дагестана, кавалер ордена Ленина и т. д.), даже период с 1934 по 1937 год (до его смерти) оказался для Сулеймана самым трагичным. Он был зачислен в «список неугодных людей». За несколько месяцев до смерти были изъяты все книги его стихов на лезгинском языке (1934–1936) и в русских переводах (1936–1937) из-за того, что составлялись они «врагом народа» Г. Гаджибековым. Не издавались произведения, особенно политическая и социальная сатира.

Восхваляя родину, колхозный строй, советскую власть, разоблачая тунеядцев, болтунов, взяточников, Сулейман старался исключить из жизни несправедливость, установить равноправие. Острый на слово, он создал целую галерею типичных сатирических образов: старшины, муллы, судьи, партийных работников…

Феномен Стальского не изучен ни учеными, ни писателями, ни психологами, ни литературоведами. Нет глубокого, полного исследования его творчества: многие произведения до сих пор неизвестны, иногда ему приписывают не его стихи. Традиционно издающиеся сборники произведений, как правило, к юбилеям, содержат одни и те же произведения с повторением ошибок предыдущих сборников, вплоть до полного искажения содержания оригинала, особенно в переводах.

Предлагаем в честь 155-летия со дня рождения поэта подготовить полное академическое издание произведений, которое послужило бы своего рода эталоном, и с учетом изменившихся условий с ним должны считаться составители сборников, авторы учебников, сотрудники газет, журналов… Одновременно считаем целесообразным рассмотреть вопрос о возвращении его имени Дагестанскому государственному университету, созданному в 1958 году на базе Дагестанского педагогического института им. С. Стальского.

В связи с тем, что некоторые представляли Сулеймана как певца советской власти, которая распалась в 90-х годах ХХ столетия, так называемые «новые русские», «новые дагестанцы» ставили под сомнение актуальность его творчества, заявляя: «Кончилась эпоха советской власти – кончилась эпоха Стальского».

На деле поэзия нашего земляка не только не устарела, наоборот, она стала еще более злободневной, ибо образы, созданные им, сохраняют актуальность при любых социальных условиях.

Именно это имел в виду Расул Гамзатов, когда говорил, что литература вообще не делится на поколения. Поэт или есть, или его нет. Он ровесник всех поколений и земляк всех наций.

Гениальность, редкий склад ума, ясная мудрость сделали Сулеймана Стальского талантливым, уникальным поэтом, олицетворившим целую эпоху.

Поэтому в сознании, памяти каждого человека он останется вершиной мудрости и таланта, ярким выразителем новой жизни, новой эпохи и поэтом-обличителем недостатков жизни на все времена.