Поэтов души в вечности едины!..

Он был светлым человеком

В 1960 году прошлого века Комитет по телевидению и радиовещанию Дагестана объявил конкурс на место диктора для передач на кумыкском языке. Я был одним из тех, кто тоже участвовал в этом конкурсе. Нам, пятерым молодым людям из кумыкских районов и городов, дали пять одинаковых текстов для чтения перед микрофоном. По завершении чтения нам сказали, что оценки будут объявлены в пять часов вечера. Время, которое я провел в ожидании этого часа, мне показалось вечностью. Наконец, он наступил, и мы, пятеро претендентов на почетную вакансию, вошли в кабинет председателя Комитета, народного поэта Дагестана Аджиева Анвара Абдулгамидовича.

Я был неплохо знаком с поэзией Аджиева по его книгам, по публикациям в газетах и журналах, многое из прочитанного помнил наизусть… Но вживую крупнейшего мастера поэтического кумыкского слова я в тот день увидел впервые. Конечно, мы все очень волновались. Но, как оказалось, напрасно.

Не в пример большинству хакимов – Анвар Абдулгамидович встретил нас, не важно восседая в своем кресле, а встал и подошел к самой двери, вежливо, с приветливой улыбкой поздоровался с каждым за руку, познакомился, сердечно расспросил о делах и здоровье.

Крепкого телосложения, с открытым, ясным лицом, с толстым смолистого цвета чубом – он сразу же располагал к себе. Его простота, быстрые, порывистые движения, неторопливый, спокойный голос подействовали на меня успокаивающе, волнение улеглось.

Мы вместе с Анваром Абдулгамидовичем уселись перед конкурсной комиссией. Один из членов комиссии, старший редактор передач на кумыкском языке Джанболат Абдурахманович Бекмурзаев, разъяснил нам, подкрепляя свои слова примерами, сколь почетна, ответственна и полезна профессия диктора.

Потом председатель комиссии Анвар Аджиев очень тактично, стараясь не задеть ничьего самолюбия, стал объявлять оценки участников конкурса. Победителем оказался я… Он пожал мне руку и поздравил с вступлением в новую ответственную должность, пожелал успехов на новом поприще.

И началась моя деятельность диктора Кумыкского радио.

Так как я был самым молодым в коллективе кумыкской редакции, мне частенько приходилось исполнять поручения и просьбы, прямо не вытекающие из моих служебных обязанностей.

Ветеран Великой Отечественной войны, редактор детских и юношеских передач, известный поэт Абсалам Атлыевич Аскерханов был очень уважаемым членом нашего коллектива. Его лицо всегда было озарено доброй, спокойной улыбкой… мне казалось, что она не сходит с него и во время сна. Он частенько прихварывал – видимо, сказывались старые, боевые раны… Если эти приступы совпадали с днем командировки, то он обычно обращался ко мне, и я, повесив на плечо магнитофон, отправлялся в школы в кумыкские селения, в пионерские лагеря, расположенные в предгорных селах Буйнакского района. Таким образом, в свои молодые годы я побывал во многих школах и пионерских лагерях, сделав много радиопередач на этом материале.

Но бывало, что работе я посвящал и свои выходные дни, отправляясь в мое родное село Нижнее Казанище, где сделал немало радиоочерков и радиорепортажей о передовиках производства и видных представителях интеллигенции.

Анвар Абдулгамидович, конечно же, видел мою старательную работу. Дело в том, что он находил время, сидя в своем кабинете, послушать наши передачи.

Он умел радоваться нашим успехам и достижениям, указывал и на недостатки, как всегда, в своей мягкой, тактичной манере.

«Вам, дикторам, – бывало, наставлял он нас, – нельзя ни опоздать ни на минутку, ни ошибиться хоть на слово при чтении текста, ибо это приведет к тому, что вы потеряете доверие радиослушателя… Так что, смотрите, будьте внимательны и ответственны». И я всегда помнил это его наставление.

Однажды после утреннего эфира он вызвал меня в свой кабинет. «Неужели я допустил какую-то ошибку?!» – терялся я в догадках, направляясь к нему. В кабинете, кроме самого Анвара Абдулгамидовича, был и главный редактор Джанболат Абдурахманович.

Анвар привычно встал при моем появлении, пододвинул мне стул.

«Я внимательно и с удовлетворением наблюдаю за твоей работой, — начал он издалека. – Я имею в виду не только твой твердый, зычный дикторский голос… Мне по душе и твои репортажи и другие передачи. Чувствуется, что у тебя есть тяга к журналистике, ты стараешься пользоваться ее средствами. Но для того, чтобы стать настоящим журналистом, надо получить высшее образование, усвоить много различных знаний.

В общем, мы хотим помочь тебе стать журналистом. Подготовим все необходимые документы и направим их в Азербайджанский университет на факультет журналистики.

Будешь учиться за счет средств Радиокомитета. Ты согласен?».

Я был не то что согласен, а просто места себе не находил от радости.

Мне казалось, что у меня выросли крылья за спиной. Однако вскоре мне пришлось прижать эти крылья к бокам. Дело в том, что к тому времени, когда уже были собраны мои документы для поступления в вуз, пришла повестка из военкомата.

Я знал, что уклоняться от армейской службы дело не только постыдное, но и подсудное. Поэтому, не пытаясь найти способы избежать ее, я в указанный срок пошел в армию.

Три года я служил на Южном Урале, сполна отдал долг Родине.

Когда я вернулся из армии, Анвар Абдулгамидович уже не работал в Комитете, перешел на другую должность. Пораскинув умом, я решил не возвращаться на старое место и забрал свою трудовую книжку.

Сегодня, по прошествии 60 лет с той поры, я с большим уважением вспоминаю Анвара Аджиева. Его необычайно спокойный, степенный характер, соединение глубокого ума, порядочности и культуры были и остаются для меня незабываемым образцом и примером. И, думаю, не только для меня…

Шутка от Аткая

В 80-е годы прошлого столетия я работал на ответственной должности Махачкалинского рыбоконсервного комбината. Однажды раздался звонок телефона, и секретарь директора предприятия сообщила мне, что звонил народный поэт Дагестана Аткай Аджаматов и справлялся обо мне. «Я сказала, что вас нет в кабинете, – смущаясь, добавила она, – и Аткай резко бросил трубку…».

Признаться, я очень разволновался, и, желая прояснить ситуацию, позвонил моему коллеге по перу, заведующему отделом кульутры газеты «Ленин ёлу» Ахмеду Джачаеву.

Он сразу же сориентировался в ситуации. «Аткай не любитель разговоров по телефону, — с улыбкой в голосе сказал Ахмед. – Обронит одно-два слова и кладет трубку. Но звонил он тебе неспроста… Думаю, что тебе надо встретиться с ним… Сходи к нему прямо домой, он живет в Доме писателей, что находится рядом с площадью Ленина…».

Ахмед также сообщил мне и номер квартиры, где живет Аткай.

Я так и поступил. Но, решив, что с пустыми руками явиться к аксакалу дагестанской литературы как-то нехорошо, я прихватил с собой несколько банок сардин в оливковом масле, выпускаемых нашим комбинатом на экспорт.

С этими гостинцами я и пошел к Аткаю.

Отыскал его квартиру, позвонил. Вскоре дверь открыла его супруга, Хажар-бажив. Она приветливо встретила меня и проводила в кабинет известного поэта.

Вспоминая тот давний визит, я по сей день удивляюсь тому, в каких стесненных жилищных условиях жил поэт, известный не только на весь Дагестан, но и на всю Россию. Эти четыре стены были и его кабинетом, и спальней и библиотекой. В этом более чем скромном жилище встречал Аткай и гостей из разных селений и городов Дагестана, а бывало, что и из-за рубежа…

После приветствий и коротких расспросов Аткай кивком указал мне на стоявший под окном плетеный, качавшийся, как люлька, стул: «Садись!», – сказал он.

Присаживаясь, я бросил взгляд на стол перед хозяином кабинета и увидел на нем свежий номер газеты «Ленин ёлу», в котором были напечатаны мои стихи.

«Вот оно что! – подумал я с тревогой. – Сейчас мэтр разнесет мои опусы в пух и прах…». В комнате воцарилась тишина. Вдруг Аткай, не глядя в лежавшую перед ним газету, своим басовитым, грудным голосом наизусть прочитал последнюю строфу моего стихотворения «Солдатская семья»:

Весной кипучей, лютою зимою
Старушка-мать домой солдата ждёт.
Сложив ладони, статуей немою
Всем воинам благословенье шлёт…

Мы, поэты, в большинстве своем наизусть своих стихотворений не знаем, а те, что знаем, декламировать, как правило, не умеем… Поэтому я был поражен тем, что Аткай с одного раза запомнил мои строки и так выразительно прочитал их на память…

Попивая свежий, настоянный чаёк, старательно приготовленный Хажар-бажив, мы с Аткаем довольно долго беседовали о кумыкской литературе, о делах насущных, о жизни …

Должен признать, что Аткай был большой мастер беседы, богатство его лексики было безгранично и позволяло ему выразить любые самые сложные и тонкие мысли и наблюдения… Он очень любил юмор, шутку, острое словцо, однако никогда не переходил черту, за которой человек мог бы почувствовать обиду или недовольство.

Наконец, не желая утомлять аксакала длинным разговором, я поднялся, собираясь прощаться с ним. Тут он меня спрашивает: «У тебя нет случайно с собой твоих новых стихов?».

Конечно, они у меня с собой были! Выходя из дому, я сунул в карман пиджака несколько листков с новыми стихами – на всякий случай. Аткай, принимая эти листки из моих рук, сказал: «Если получится, позвони-ка мне через неделю или дней десять».

Я кивнул в знак согласия, любезно попрощался с Хажар-бажив, пожал руку Аткаю и не без сожаления покинул этот гостеприимный дом.

Когда прошел указанный срок, я, как и договаривались, позвонил Аткаю.

– Магьаммат-Наби, – послышался знакомый голос, — ознакомился я с твоими творениями… Больше всего мне понравились эти… – тут он сделал паузу, – сардины в оливковом масле! До сих пор чувствую их вкус во рту… – в трубке раздался его раскатистый смех. Но продолжения шутки не последовало: по своему обыкновению, он резко бросил трубку.

Честно сказать, я был в растерянности… Согласитесь, шутка не из самых безобидных. Однако я, к счастью, не принадлежу к людям обидчивым, а если и испытываю это чувство, то ненадолго. Так было и в этот раз…

Через несколько дней, когда я уже и забыл об этой двусмысленной шутке, мне позвонил редактор литературного журнала, народный поэт Дагестана Магомед Атабаев. Он сообщил мне, что в редакцию приходил Аткай. «Он принес подборку твоих стихов со своим предисловием, – сказал Магомед. – В общем, напутствовал тебя в страну поэзии… Я пытался упрекнуть его, мол, стоило ли, Аткай-ага, самому тащиться в редакцию?! Позвонил бы мне… я бы сам пришел к тебе и забрал бумаги…». «Доброе дело наполовину не делается, – возразил мне Аткай. – Я сам твердо следую этому правилу и другим советую поступать также…».

И он быстро покинул редакцию.

Эту мудрость от Аткая я запомнил навсегда…

С тех пор, возвращаясь памятью к временам, когда я делал первые шаги в поэзии, в литературе, я вспоминаю этот курьезный эпизод, вспоминаю с глубокой благодарностью и восхищением перед остроумием и благородством великого Аткая.

Стихи, смешанные с мукой

Мой жизненный опыт убедил меня, что людям, связанным с творчеством, тем более с поэзией, желательно поддерживать тесные связи и отношения с такими же, как сами они, служителями искусства. Если поэт, прежде чем отнести свои новые творения в редакцию, представит их на суд своих коллег, то это пойдет на пользу и ему самому, и его творениям: как говорится, со стороны виднее, и кто-нибудь укажет на некий недостаток, незамеченный самим автором, даст ценный совет – касательно формы или содержания твоего творения…

Лично я никогда не стеснялся обсудить с тем или иным из товарищей по цеху свои новые произведения. И всегда получал от этого удовлетворение и практическую пользу. Чаще всего довелось мне вести такое общение с народным поэтом Дагестана Ахмедом Джачаевым. Его тонкие замечания, советы, подсказки, которые он умел давать заинтересованно и тактично, неизменно помогали мне совершенствовать мои произведения, повышать мое творческое мастерство.

Я также по сей день безмерно рад и благодарен судьбе за то, что она с самого начала моего творческого пути свела меня с народным поэтом Дагестана Магомедом Атабаевым. Его замечания и суждения бывали всегда удивительно ёмки и метки…

Но этим эссе я хочу отдать дань памяти еще одного моего товарища по цеху – Бадрутдину Магомедову.

Вечерело…

У меня в тот день гостили два моих двоюродных – Магомедзапир и Абзагир. Они пришли к нам вместе с женами на вечерние посиделки. Вдруг в наш небольшой, уютный дом в Махачкале приходит наш известный поэт с двумя своими дружками. Стоит ли удивляться, что наши семейные посиделки превратились в оживленный литературный вечер.

Своими интересными рассказами, глубокими суждениями о поэзии Бадрутдин, как магнит, притянул всеобщее внимание к себе.

Проявляя уважение к нам, известный поэт, стоя прочитал несколько своих новых стихотворений; затем он спел одну старинную кумыкскую песню – йыр, чем очень нас порадовал и растрогал.

Бадрутдин обладал большим тактом и умел, как говорится, вовремя остановить коня… Он и его друзья стали прощаться. Мы вышли из комнаты и двинулись к выходу. Когда мы поравнялись с мешками муки, стоявшими в ряд у стены, я увидел, что Бадрутдин стал ощупывать верхний мешок, словно что-то искал на нём. Но он ничего не сказал, не пояснил свой жест, а я тоже не спросил его ни о чем, и гости, попрощавшись, покинули наш дом.

Смысл его действия прояснился позже…

Скажу, раз уж пришлось к слову. В 90-е годы прошлого века моя супруга открыла малое предприятие, назвав его «Къумукъ аш» («Кумыкский хлеб»), где пекла и продавала вкусные кумыкские мучные изделия. Муку для выпечки мы хранили в проходе в жилые помещения. Причем здесь эти мешки, спросите вы? А вот причем.

Наутро мне позвонил Бадрутдин. «У меня с собой была стопка стихотворений, вложенных в газету «Ёлдаш», которые я собирался отнести в редакцию, — объяснил он мне. — Обыскал весь дом, на работе все перерыл – нету! Нигде не нахожу. Мне кажется, что я положил эту газету на мешки с мукой, что лежат в вашем доме», — закончил он, не скрывая огорчения.

Я пошел к мешкам и тщательно, со всех сторон, исследовал их. Увы, ни газеты, ни стихов я там не обнаружил… О чём я с сожалением сообщил Бадрутдину.

Прошло несколько дней и вдруг я услышал радостный крик моей супруги: «Нашлись! Нашлись!..». Я сразу же понял, о чем идет речь.

Оказалось, что Бадрутдин действительно положил газету со стихами на мешки с мукой, но бумаги, скользнув, завалились за мешки, как бы спрятавшись за ними. Когда все мешки, кроме самого нижнего, были использованы, на нем и оказались бумаги Бадрутдина. Они лежали, покрытые густой мучной пылью.

Я тотчас же позвонил Бадрутдину, спеша обрадовать его с долгожданной находкой.

Вскоре эти стихи появились на страницах газеты «Ёлдаш». Мы с супругой с удовольствием читали строки найденных стихов Бадрутдина и восторгались красотой его слога.

Особую прелесть им придавало в наших глазах то обстоятельство, что духовная пища, поэзия талантливого поэта, была приправлена пищей земной, мукой из наших закромов.

По-моему, это очень символическое совпадение!

Перевел с кумыкского Багаутдин Узунаев