Срез времени

Сегодня куратор проекта, заместитель генерального директора Нацмузея Джамиля Дагирова рассказывает нашей газете о том, как формировался мастер, почему главная его картина оказалась в трех экземплярах и в чем особенность  нынешней выставки.

Об искусстве, ремесле и пропаганде

Основное творчество Юсуфа Моллаева приходится на 1930—1940-е годы. Во времена советской власти художник не мог, как сейчас говорят, заниматься фрилансом, нужно было быть прикрепленным к какой-либо госструктуре. Вот и Моллаев с 1932 года работал в разных организациях – при музее, издательстве. ёС 1934-го   был полномочным представителем московского худфонда, а с 1952 г. – создателем и руководителем (до 1959 года) дагестанского отделения худфонда страны.

В ведении худфонда были производственные мастерские, большой штат художников, материальное обеспечение их красками, холстами, багетом для исполнения работ по заказу партийных и советских органов для участия во всесоюзных выставках, оформления интерьеров партийно-административных учреждений, интерьеров и экстерьеров архитектурных сооружений в городах и районах республики, оформление государственных праздников, торжеств, юбилеев. Отдельное направление деятельности – портретная работа (бесчисленные В.И. Ленин, И.В. Сталин, всесоюзные и местные партлидеры и герои войны). Это была масштабная организация, начало которой положил Моллаев, отказавшись по сути от личной творческой работы.

«В избе читальне»

На протяжении всей своей творческой жизни художник активно сотрудничал с Дагестанским краеведческим музеем – как научный сотрудник, зам. директора, художник. Именно им было выполнено множество сюжетных картин для экспозиции музея, посвященных революции, становлению новой власти, индустриализации и хозяйству Дагестана, новому облику городов и сел, которые были призваны создать визуальный контекст современной истории.

В период 1930—1940 гг. у молодого музея была четкая особая миссия, заключавшаяся в сборе нового материала о жизни республики, фиксация ее в текстах и картинах – портреты, индустриальные пейзажи, событийные сюжеты. Основным способом выявления и сбора материала были музейные экспедиции по заданию Наркомпроса, в одной из которых, самой масштабной, получившей название «Культсанштурм», зимой 1932 года принял участие и Юсуф Моллаев.

Так, в советский период создавались  музейные экспозиции, где заказные картины наравне с фото могли  восполнить недостающий  визуальный контент. В сегодняшней нашей экспозиции это особенно прослеживается.

В творчестве всех трех участников (Юсуф  Моллаев, Магомед Юнусилау и Муэтдин Джемал) материалы экспедиции зимы 1932 года занимают большое место. Вместе с писателем Романом Фатуевым и поэтом Аткаем Аджаматовым они отправились по заданию партии в горы зафиксировать процесс ликвидации неграмотности, борьба с которой активно развернулась в рисунках, эскизах, набросках, свидетельствующих о достигнутых результатах. Весь написанный материал – жанровые, пейзажные этюды, портреты – уже дома были подвергнуты доработке и, по договору, сданы в музей.

Хасбулат Аскар-Сарыджа с Юсуфом Моллаевым, 19 сентября 1929 г.

Можно сказать, что выставка Моллаева — скорее история искусства, мы видим, с чего начинал художник, какому стилю и приемам отдавал предпочтение. Некоторые особенности художественного языка автора можно объяснить историей его формирования как творческой личности.

Юсуф Ахмедаджиевич – выходец из селения Костек, в детстве окончил там 4 класса русской школы и позднее год проучился в училище Хасавюрта. Будучи грамотным человеком (что было редкостью), работал в разных организациях, пока не перебрался в Махачкалу, где в 1924 г. устроился на ткацкую бумаго-прядильную фабрику III интернационала.

Именно здесь начинается его становление как художника. Еще в детстве он засматривался на красивые картинки на коробках, книгах, журналах. Вероятно, пытался подражать (этим «грешили» все наши основоположники), на фабрике же в свободное от учебы в фабзавуче время пытался писать портреты. Это заметил заведующий фабзавуча и предложил написать для школы портреты ученых, революционеров, товарищей. Именно эти рисунки вскоре попались на глаза комиссии ДагЦИКа, которая рекомендовала ему учиться на художника.

Это событие запустило длинный шлейф художественного обучения молодого Юсуфа: с 1925 по конец 1931 года он обучался в художественно-промышленном техникуме в Бахчисарае, позже, выдержав экзамены, в Высшем художественно-техническом  институте в Москве, закончил учебу в Институте пролетарского искусства в Ленинграде. Надо полагать, что столь длительное пребывание в художественном сообществе двух столиц, обретение новых впечатлений, навыков и практики, друзей-художников по итогу должно было «выстрелить» в молодой республике громкой карьерой.

Но всё сложилось как-то иначе, тихо, без взлетов. Получив образование театрального художника-декоратора, Моллаев никогда не работал в театре. Так или иначе навыки декоратора, понимание монументальной живописи нашли по возвращении домой применение в огромной работе художника по оформлению республиканских празднеств, выставок и т. д.

Опосредованно те же декоративность и театральность прослеживаются и в его станковой живописи и графике. По крайней мере той, что создавалась по госзаказу (другого и не было). Глядя на графические работы, посвященные истории республики («Расстрел У. Буйнакского», «Калинин в Гунибе», «На фабрике «ДАГЮН», «Сады Хаджалмахи», «На рыбных промыслах»), или живописные картины («Закладка керамики для обжига в Балхаре», «Пионеры заключают соц. соревнование» и др.), мы видим практически везде использование им приемов постановки мизансцены, выполненных в нарочитой манере примитивного наивного искусства. Картинки, где всё понятно и немудрено, тут нет высокого искусства, а есть такой простой реализм-повествование в лоб. Этот приём стал яркой, приметной стороной его творчества (за что автора позднее не жаловали дагестанские искусствоведы).

Известные культсанштурмовские портреты (их больше 50, в основном по-грудные, чаще в профиль) носят характер торжественности, парадности, выверенные карандашом и мелком, непременно подписанные (и это здорово, ведь за каждым именем участника или деятеля ликвидации безграмотности стоит страница в истории) они стали отражением той политики, которую вело государство в первые послереволюционные десятилетия.

Почему так поступал художник, имея за плечами почти 10 лет учебы? Что побуждало его быть таким? Ответ кроется, как всегда, в контексте всего творчества, которое, увы, за все годы так и не было изучено, хотя и находилось в музее с начала 1930-х годов. А это без малого более 140 работ в Нацмузее РД им. А. Тахо-Годи и более 20 в ДМИИ им. П. Гамзатовой.

К сожалению, к работам не обращались, анализа не проводили, выводов глубоких не делали. Наша выставка на которой мы постарались показать все музейные работы, надеемся, станет началом глубокого исследования не только творчества автора, но и всех тех явных и скрытых процессов в становлении профессионального искусства республики, отношений власти и взаимоотношений первых художников.

Известно, что в 1920-1930 гг. в национальных окраинах СССР шло становление новых профессиональных видов искусств – театра, музыки… В изобразительном искусстве шла борьба между старым и новым, между реализмом и новыми авангардными течениями. Во многом победу стиля определяло лицо извне, содвигавшее своим примером и временным пребыванием местные таланты к творчеству (великий Лансере был предан русской реалистической школе и ввел в нее наших первых талантов). Ну и, конечно, государство, которому язык реализма был более понятен и востребован в обстановке новой государственности. Модерн и прочие вольности если и допускались, то вскоре выжигались калёным железом.

И хотя всё тысячелетнее художественное наследие народов Дагестана – язык иносказаний, символов, метафор, цветовой и знаковой символики на сакральном уровне, богатое орнаментальное искусство, — осознать и трансформировать это в изобразительное тогда первым художникам не удалось (но мы к этому все-таки пришли, и сегодня абстракция – наше всё).
Однако только реалистичное искусство может воздействовать в определенных условиях на массового зрителя, а потому ему и суждено нести в себе ещё и функцию пропаганды.

Любому государству и его идеям нужны пропаганда и агитация, основным инструментом которых всегда были слово и образ. И требование – соответствовать и быть понятным народу. Дагестан не был избалован изобразительным искусством, осведомлен о стилях, жанрах, не было опыта, намеренности, понимания высокой роли содержания и формы выражения художественной идеи.

Возможно, я скажу крамольную мысль: Моллаев понимал это и не пытался создавать шедевры из каждого «заказа». Берёг силы, не видел смысла бороться и идти против «ветра». Но он был тем не менее настоящим художником! И об этом ярко говорят две небольшие графические серии, разведенные во времени: материалы первой выставки по итогам пленэрной практики в 1928 году (Махачкала) и его так называемая «таркинская» тема.

«На консервном заводе. Махачкала»

В первый год учебы в Высшем художественно-техническом институте он демонстрирует прекрасный академический рисунок, чувство композиции, выбор темы. Небольшие наброски – архитектурные строения, типы людей, портреты – очень точные и тонкие, прекрасные.

Залитые солнцем, светом и воздухом, в особом настроении созданные пейзажи уголков Тарки, наполненные зеленью садов, тополей, винограда дворики и улочки древнего аула выполнены в акварельной технике, они ярко проявляют профессионализм и талант художника. Мастер демонстрирует хорошее чувство стиля и цвета, умение на высоком уровне работать с акварелью.

Акварель и «летний таркинский пейзаж», похоже, были отдушиной художника на закате жизни, когда он мог писать для себя, ни на что не оглядываясь. Видимо, их было немало, но мы знаем лишь около 20 «музейных» листов и порядка 10 обнаружили недавно в семье его потомков.

Однако, несмотря на заказной (установочный) характер, произведения Моллаева, они светлы, чисты и позитивны (как кино из светлого прошлого).

Художник двух картин

Из пяти основоположников дагестанской живописи Юсуф Моллаев оказался самым «закрытым» — информации о нем сохранилось меньше всего. В дагестанском искусствоведении и среди знатоков творчества он известен как автор картины «Примирение кровников». Полотно на «злобу дня», в котором изображена кульминация – примирение кровников (акция российского масштаба в 1930 годы особенно активно проходила в Дагестане), сложно в исполнении. Это масштабная многофигурная композиция в состоянии действа. Большое число людей – сельчан, представителей родов, начальство, их образы достаточно  тщательно выписаны, непростое трехуровневое композиционное решение. Создать такое произведение автору, безусловно, помогла работа в экспедиции, ставшая прекрасной практикой натурной живописи и сбора материала.

Моллаев получает за картину третье место на первой профессиональной Северо-Кавказской выставке (Пятигорск, 1935 г.). Работа эта активно экспонируется, художник получает известность, во всех искусствоведческих текстах и исследованиях, характеризуя его творчество, непременно упоминается и публикуется данная картина. И хранится она в фондах Дагестанского музея изобразительных искусств им. П. С. Гамзатовой, куда попала, вероятно, вместе с другими произведениями при создании учреждения в конце 1950-х годов.

А несколько лет назад я узнала, что в списках фонда уже нашего музея значится еще одно «Примирение кровников». Картина из больших размеров была накатана на вал и скорее всего никогда не экспонировалась. Может, потому, что была раньше другая (на первый взгляд, более выписанная и ладная, потому и ушла в ДМИИ), а может, что-то другое. Картину мы вынесли в музейный двор, развернули. Оказалось, что этот вариант более живой, многолюдный, с авторским мнением и хорошо сохранившийся.

«Мы победим (Освоение земель)»

Сложили обратно, запомнив, что у нас есть свои «кровники», а через год в Центральном государственном архиве РД я случайно обнаружила два любопытных листка. Как выяснилось из  архивных документов,  Управление культуры ДАССР в 1941 году заключило договор с Ю. Моллаевым на написание картины «Примирение кровников» для всесоюзной художественной выставки к 25-летию революции «Наша Родина» с выплатой художнику 12 тысяч рублей после строгого комиссионного приема.

Картина должна была быть готова к 20 июля 1942 г. И это тот вариант, что хранится в музее ИЗО. А Национальный музей Дагестана владеет собственно  оригиналом, можно сказать, работой, написанной первой, по велению души. Художник сделал авторское повторение, увеличив размер, но сократив объем сюжета полотна, немного его переделав. Авторское повторение – это нормальная практика, особенно когда картина популярна. Вот так и вышло, что первая оригинальная картина пролежала с 1935 года на валу в нашем музее, а вторая, заказная, жила полной жизнью в другом.

На нынешней выставке мы показываем абсолютно все работы мастера, имеющиеся в нашем фонде. Хотелось, чтобы они увидели свет, подышали на людей, а зритель мог посмотреть на то, что раньше не выставлялось, узнать и понять, как зарождалось изобразительное искусство республики.

«Гур-гур аул»

Моя работа состоит из двух вещей – из любопытства и невероятных стечений обстоятельств, цепи случайностей. Я – исследователь, историк искусств, считаю, что мой долг, коль я занимаюсь искусством  Дагестана, — помочь  широкому зрителю  знать о наших художниках как можно больше. Сделать это можно через масштабные, исчерпывающие выставки и профессиональные качественные каталоги.  Выставка Юсуфа Моллаева – уже третий проект в задуманной мною серии об основоположниках  дагестанского изобразительного искусства. Ранее наш музей дал панораму жизни и творчества Магомеда Юнусилау, следующим будет рассказ о Дмитрии Капаницыне. А после можно сравнить, как по-разному реализовались мастера, поставленные в общем-то в одинаковые условия и имевшие равные стартовые позиции,  чем отличаются их подходы и взгляды на творчество.

Визуализатор истории

Я понимаю зрителя, которому порой  трудно воспринимать наше гордое «основоположник», «основатель». Но искусство в то время, может, и не могло быть другим. Для художников того периода главным было — состояться и удержаться, возможно, иногда отодвинув личные эстетические поиски, творческие пристрастия. Здесь важен исторический контекст. Именно такой подход к отбору выставочного материала считаю оправданным – показать наряду с действительно талантливыми работами всех пяти художников молодого Дагестана и то, что писалось ими в связи с требованием времени, столкнуть на одной авторской выставке  живописца и иногда просто  ремесленника.

«Физкультурный парад в Махачкале»

Я бы назвала Юсуфа Моллаева «визуализатором истории»: своими картинами он записал для нас страницы событий своего времени. По его полотнам зритель знакомится не только с бытом, атмосферой и идеями, витавшими  в умах современников автора, но и с настроением и чувствами людей, ставших «обычными героями» его произведений.

В связи с ретроспективой Моллаева наш музей запускает просветительский проект, который поможет посмотреть на творчество художника как с искусствоведческой стороны, так и глазами историка. Сотрудники музея напишут небольшие истории об объектах и сюжетах, изображенных на полотнах Юсуфа Моллаева. Читателей «Дагестанской правды» ждёт такое необычное газетное путешествие по залам, где развёрнута экспозиция.