Тягучая, как мед, свобода

Быть художником и оставаться дагестанкой в самом высоком смысле этого слова, не выламываясь из рамок, не нарушая жестких требований общественной морали, не превращаясь ни в юродивую, ни в «мужика в юбке», до сих пор не получалось ни у кого. Пытаясь выйти из этого конфликта, многие припадают к истокам, поднимают на щит пресловутый белый платок горянки и уходят в горы: буквально – в изображение бесконечных пейзажей, таких же однообразных, как жизнь горянки в представлении среднероссийского обывателя. Другие, напротив, ломают копья в борьбе за свое право на свободу самовыражения и забираются в такие дебри концептуализма, в которых блуждают всю свою короткую творческую жизнь, чтобы в итоге прийти к тем же пейзажам.

Нет, конечно, в ряду классиков дагестанского изобразительного искусства есть и женские имена, начиная от Галины Конопацкой и заканчивая Жанной Колесниковой. Но они, как и их более молодые коллеги, чей вклад в культуру республики уже бесценен, не дагестанки по происхождению. По менталитету. По сути. Их путь в искусстве не был устлан ковровой дорожкой, но и этого глубокого внутреннего противоречия, раздрая и разлада у них тоже не было.

Нет его и у Асият Арслангереевой. С самооценкой, самосознанием (читай: самоосознанием), а потому и с самореализацией у нее все отлично. Работы, представленные на ее первой персональной выставке, созданы в течение двух лет. Но им предшествовали многие годы упорного труда. Молодой возраст автора в данном случае не исключает наличия у нее большого опыта. Выпускница мастерской живописи профессора Абдулзагира Мусаева, еще будучи студенткой, она в числе группы учеников своего мастера участвовала в росписи общего убранства Свято-Успенского кафедрального собора Пресвятой Богородицы. Ее творческая биография включает большой список престижных всероссийских выставок.

По окончании художественно-графического факультета ДГПУ Асият Арслангереева была приглашена остаться в родной альма-матер в качестве преподавателя, а также вела занятия в детской студии при ХГФ. К своей персональной выставке она подошла молодым по возрасту, но опытным художником со своим устоявшимся мировоззрением, сложившимся художественным вкусом, сформировавшимся творческим почерком.  Со своими представлениями о месте дагестанской женщины в искусстве.

Она свободна, как многие поколения горянок, воспетые в песнях и запечатленные на полотнах, как многие поколения дагестанок, которые знали, что свобода внутри их самих. «Автопортрет в зеленом шарфе» – взгляд на себя как звено этой золотой цепи поколений, это их портрет, угаданный в мутно-туманном «Отражении» старого зеркала. Это так просто и так невозможно сложно – не конфликтовать с собой. Бунтовать, ломать традиции куда как легче, но абсолютно бесполезно: революция не есть путь к гармонии. Этот секрет знала Манаба, задекларировав раз и навсегда: «Я – кубачинка!». И все остальное, что было в ее жизни и в ее искусстве, этого постулата не отменяло, не противоречило ему, но из него произрастало, им питалось и одновременно его же питало.

Этот секрет знают герои полотен Асият Арслангереевой. Они свободны и потому спокойны. Даже когда вокруг хаос, все сорвано с привычных мест и уносится в вихре торнадо, они излучают спокойствие и уверенность («Мадонна»), потому что эти вихревые потоки увлекают за собой все наносное и лишнее. Асият не пишет сюжетных картин, в них нет действия, но есть развитие. Ее героини живут здесь и сейчас, мы узнаем приметы времени, можем точно определить место (а чаще автор прямо указывает нам его). Вот двор частного дома в старом центре Махачкалы (серия «Старый город»): приземистый домик, латаная-перелатаная крыша, обшарпанная дверь. И уголок кружевной занавески – воздушной, кипенно-белой, с нежным узором. Она –  не отсюда, она из другого мира, куда удалилась одна из героинь, то ли забыв притворить дверь, то ли намеренно оставив ее приоткрытой, как бы приглашая нас последовать за собой.

Таким образом, мы можем говорить и о неком культурном хронотопе, где время течет медленно и тягуче, как густой мед, а пространство одушевленно, густонаселенно и бесконечно. Здесь царит сложноорганизованный миропорядок, нет конфликта земного и небесного. Хотя это очень вещный мир, иногда тесный, как «Старый буфет», а порой бескрайний, как «Степь». В нем звучат голоса, пахнут и вянут цветы и фрукты. Ночи здесь темные, но это не страшная темнота, а таинственная, наполненная тенями, всполохами, предчувствием. Женщины этого мира умеют чувствовать и слышать, они читают по рунам, по древним орнаментам. Символы и знаки этих орнаментов – из нашего мира тоже. Только большинство разучилось понимать их тайный язык. Асият Арслангереева владеет им в совершенстве. До того, как стать живописцем, она изучала, моделировала и воспроизводила эти сакральные завитки, кресты, лабиринты и спирали в вышивке, гобеленах, росписи ткани. Сегодня их звенящие ритмы пронизывают ее живописные полотна, создавая оптические иллюзии, подчеркивая тонкую игру контрастов, делая формы то резкими и жесткими, то плавными и текучими. Весь опыт безымянных дагестанских златокузнецов, мастериц гончарного и коврового искусства автор щедро разбавляет и энергично перемешивает с находками мирового изобразительного искусства – от замысловатых инициалов на средневековых пергаментах и многослойных драпировок с картин мастеров Северного Возрождения до климтовских золотых лепестков и замысловатого узорочья русского модерна.

Но все это культурное наследие, этот вековой опыт, эти традиции предков и великих художников не лежат бетонной плитой на плечах молодого автора, не давят на нее авторитетами, не мешают проявлениям сатирического наблюдения («Тухум») и задорной самоиронии («Я»). При всей своей любви к старине и почтении к прошлому Асият – человек своего времени. Современный человек. И ее живопись современна. Она смело экспериментирует с цветом и композицией, сдвигает границы направлений и жанров. Такие вольности возможны благодаря тому, что автор настолько мастерски владеет техникой живописи, причем самыми разно­образными приемами, что может о них не думать, наслаждаясь свободой творчества.