«В ладонях любви моей…»

Бадрутдин часто дарил мне свои книги, и каждая дорога и своим неповторимым поэтическим миром, своей близостью нам и в то же время такой высокой классичностью звучания. Он и был живой классик, самый настоящий, такой человечный, добрый, увлеченный, с удивительным чувством юмора и детской непосредственностью. Он ушел, но его книги с нами, его любовь к своей земле, к своему народу — с нами. Открываю сборник Бадрутдина «Благая весть», изданный в Махачкале в 1991 году. Он подарил мне ее на книжной выставке в Москве: «Гёзель Миясат! Будьте счастливы, хотя ветры дуют не так, как хотят корабли… Бадрутдин — 15.03.2007». А вот книга «Меж двух миров», изданная в 2013 году: «Уважаемая Миясат! Уверен, что перед Вами врата райские так же будут распахнуты, как Ваша беспокойная душа перед правдой и людьми». Бадрутдин. 5.10.2010.». В том же году вышла его книга «Душа в поднебесье». Открываю книгу и словно слышу его голос… Он умел и похвалить, и посоветовать, и пожурить.

Он подарил Дагестану сотни лирических шедевров, изумительные поэмы, переводы. Только одна поэма, еще не прочитанная, по сути, в Дагестане, поэма «Муки рая» (или «Меж двух миров») — это одно из вершинных произведений всей современной литературы страны. Творцам малых народов сегодня почти невозможно быть на достойном их уровне, не зря мы до сих пор живем открытиями советской эпохи, понимавшей значение литературы. Отдельные имена той эпохи останутся навсегда, как, например, имя Расула Гамзатова, но она же еще даст нам возможность открыть сияние других звезд, оставшихся в тени светила. Только из-за нашей духовной лени. А ещё из-за того, что подлинное искусство надо шире пропагандировать. Не ждать, пока оно само завоюет мир. (Не могу не вспомнить, как на обращение общественности и творческих союзов об увековечении памяти Бадрутдина с площади пришел ответ, гласящий, что фамилия «Магомедов» слишком распространенная, чтобы ею назвать улицу). Надеюсь, это случайный казус. Будем настойчивы в хорошем.

Бадрутдин обогатил кумыкский язык, в том числе и благодаря своим переводам: это «Сказка о рыбаке и рыбке» Александра Пушкина, стихи и поэмы Михаила Лермонтова, Гарсиа Лорки, Арсения Тарковского, Сергея Есенина, Евгения Евтушенко, Шандора Петёфи, Олжаса Сулейманова, Важа Пшавелы трагедии Вильяма Шекспира «Гамлет» и «Макбет», переводы пьес Бертольда Брехта и др.

В своем вступлении к книге «Благая весть» Бадрутдин пишет: «Величие и скромность любого народа рождает поэта. Переведенное слово, к сожалению, теряет свой молочный вкус, ключевое изначальное журчание. Но во мне живет благое намерение, мой друг, что эта встреча хоть на малость утолит твою жажду». Я бесконечно могу перечитывать его стихи — переводчики оказались на высоте его поэзии: П. Кошель, Н. Лясковская, Ю. Мориц… Да, его стихи утоляют духовную жажду, но может ли родниковая вода утолить ее навсегда? Она может только дать понимание того, что подлинно, что послано небом и землей человеку. Спасибо нашим народам, подарившим таких сыновей! У каждого народа есть такие имена, но помним ли мы о своем богатстве? В юбилейный год Расула Гамзатова многое делается для того, чтобы мы не забывали нашего классика, но разве можем мы забывать о том, что большего внимания заслуживают поэты не меньшего поэтического дара? Как говорил Бадрутдин в одном из интервью, у народов поэтическая ниша никогда не будет пустой. Он оставил замечательные воспоминания о Расуле Гамзатове и высоко ценил его и как поэта, и как выдающегося публициста, и как великого гуманиста. «Расулом двигала большая ответственность не только за свой маленький аул, не только за Дагестан, Советский Союз, но и за весь мир. Она не позволяла ему быть другим. «Вот эта ответственность и придавала ему величие», — говорил он. — Он был для кого-то отцом, для иных братом, для других другом. И равным для всех, всем находил нужное, тёплое слово. На заседаниях правления Союза писателей, на съездах, на собраниях — везде оставался самим собой — простым, доступным и… одновременно великим Расулом… Ты хочешь спросить, как мы чувствуем себя без него? Да ты сам знаешь — сиротами. Правда, Расула не забывают. Каждый год отмечают День памяти, широко празднуют Дни Белых журавлей… Но почему-то писательская организация за все минувшие после ухода Расула годы ни разу не поставила на повестку дня вопрос о будущем дагестанской литературы — нынешнее состояние «больное», о современной книге…».

Бадрутдин не любил елея и лжи, никогда не кривил душой. Поэтому после ухода Расула Гамзатова ушел в другой литературный союз, в Союз российских писателей, — были на то весомые обстоятельства. Как подлинно талантливый человек, он умел радоваться талантам других и поддерживал их. «От Пушкина до Расула»… Какой абсурд. И до Пушкина были гении, и после Расула будут. Свет Расула затмевал иных. Пройдёт время — и начнут вспоминать незамеченных и воздавать им должное». В своё время Некрасов написал статью о русских второстепенных поэтах, рассказывая о Тютчеве, Фете, Огареве, Веневитинове… Это поэты первой величины, как оказалось. Так же и в нашей богатейшей дагестанской литературе, открытой всем нам переводчиками, есть имена, не подвластные ранжирам, хорошо известные старшему и среднему поколению, но уже почти не известные молодёжи. А добавьте к этому, что места дагестанской литературе почти не осталось в школьном изучении. Мы не можем позволить себе быть манкуртами, необходимо «сиять заставить заново», говоря словами классика, все имена наших классиков, и не только 19 века: во второй половине 20 века был настоящий расцвет дагестанской литературы. Мы перестали обращаться к этим родникам, открывать молодежи эти имена. Самое громкое поклонение имени одного гиганта не отменяет необходимости знать имена других выразителей народного духа и национального гения. Такого же принципа придерживался и Расул Гамзатов. Сколько талантливых имен он открыл, скольким дал дорогу в большую литературу! Поэт с улыбкой вспоминал: «Разве не Расул помог мне устроиться на работу в Союз писателей? Разве не благодаря ему я окончил Высшие литературные курсы в Москве? После окончания курсов я пришёл к Расулу с просьбой устроить на работу. Зашёл к Расулу и говорю: «Вы меня подковали, оседлали, обуздали, дайте мне и моему коню сделать хотя бы три круга». А он отшучивается: «Я тебя подковал, я тебя оседлал, но обуздать никак не могу».

Любовь к поэзии Расула Гамзатова он пронес через всю свою жизнь. «В студенческие годы меня очень тронуло стихотворение Расула «Цадинское кладбище». Может, от того, что я не знаю могилу своего отца. А впервые, знаешь, где я его прочитал? В осенний день, полузамёрзший, на окраине села. Оно было напечатано в журнале «Огонёк». Я его читал дрожащим голосом и, помню, почти плакал. А когда спустя некоторое время вышел в свет его двухтомник, он был оранжевого цвета, я приобрёл его. В нём было и это стихотворение. Это были шестидесятые годы. Золотой век нашей литературы. Я зачитывался стихами Расула Гамзатова, Роберта Рождественского, Евгения Евтушенко… Это были глыбы поэзии. Глыбы…».

Конечно, у Бадрутдина много наград и званий. Лауреат премии журнала «Дружба народов», дипломант фестиваля германских пьес в СССР, член Международного Королевского Центра Вильяма Шекспира (г. Стратфорд), лауреат премии Организации по развитию тюркской культуры и искусства «ТЮРКСОЙ» (Анкара), заслуженный работник культуры Республики Дагестан, лауреат Государственной премии Республики Дагестан в области литературы. Но самая большая награда — это наша любовь к творчеству поэта и наша память о нем. Как отмечал Багаудин Аджиев, пройдет много лет и к его творчеству будут обращаться все новые поколения молодых поэтов, учиться у него мастерству поэтического слова. Он, говоря словами редактора его книги Саиды Муртузалиевой, «оставил в памяти у всех, кто его знал, добрый след, у всех, кто знал, почитал и любил его солнечный характер, талантливую душу и народный дух его поэзии. Бадрутдин, Бадя, Бадро. Это имя теперь эхом отдается в нашей душе, и, летя за морские горизонты, в которые он умел заглядывать, продолжает жить…». Поэт, оставивший нам свою прекрасную Вселенную, свои заповеди, свои пожелания: «Пусть трепетного, живого тепла до скончания дней источник не иссякает в ладонях любви моей…».