Вся его жизнь – это огромное испытание

Начало

Эффенди Мансурович Капиев родился в марте 1909 года в селении Кумух.

Отец его был гравером и ювелиром. По тем временам профессия ювелира была весьма почетной и доходной. Мать Айшат занималась домашним хозяйством. Это была неграмотная женщина, которая, однако, почти свободно владела русским языком.

Потом, когда в 1915 году семья переехала в Ростов, Мансур научил жену читать и писать.

Маленький Эффенди тоже тянулся к знаниям. Особенно он любил читать русские сказки. Это впоследствии помогло ему стать русскоязычным писателем.

Мансур часто привозил домой русские книги, которые читали детям вслух отец, мать, иногда Гасан-Гусейн – их родственник и помощник отца в ювелирной мастерской.

С ним Эффенди очень дружил. Вечерами надоедал одной и той же просьбой:

«Расскажи!». Это означало – расскажи сказку.

Из разных городов отец привозил и много разных игрушек. Однажды подарил сыну игрушечную лошадку. Эффенди с утра до вечера катался на ней по двору и кричал:

«Гасан-Гусейн! Ты, наверное, от радости умираешь, что у меня есть такая лошадка!»

Когда Эффенди исполнилось шесть лет, старшие сестры пошли в русскую школу.

Дома появились новые книги – учебники. Он хватал их, пристально вглядывался в рисунки. Всё время повторял: «И я буду ходить с книгами».

В 1921 году в Темир-Хан-Шуре открылся первый в республике педагогический техникум-интернат. Здесь и стал в дальнейшем учиться двенадцатилетний Эффенди.

Литературу в техникуме преподавал опытный педагог В. Сергиенко. Преподавал хорошо. Но литература, по воспоминаниям учеников, кончалась у него там, где начинался Маяковский:

«Да, да! – кричал он. – Хулиган в литературе»!

Это разжигало любопытство. Ребятам хотелось узнать про «хулигана» как можно больше.

К 16 годам Эффенди был знаком с русской литературой не хуже, чем русский школьник его возраста. Запоем читал Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого.

В 1928 г. Капиев завершил учебу в техникуме и получил незаурядное для дагестанца тех лет образование. Вскоре был направлен работать учителем в кумыкский аул Аксай (Хасавюртовский район). Вот как будущий писатель описывал в дневнике первый день в школе: «Я открыл дверь, все посмотрели на меня и встали. Я смутился и очевидно покраснел. Стараясь принять простую, равнодушную позу, я остановился у окна. Колени и губы мои дрожали. Я три раза вынул руки из карманов и спрятал их обратно…».

Но вот урок «получился». И с восторгом Эффенди пишет: «Я вышел из класса очень возбужденный. Мне было приятно и весело. Я чувствовал себя уже совсем взрослым…».

Однако учебный год Капиев не закончил. В апреле 1929 года он был арестован. Потом выяснилось, что оснований для этого не было.

Чекистам показалось подозрительным общение юноши с жителем селения Аксай Будай-Ханом.

Это был бывший царский офицер. Обладатель богатой библиотеки.

У Будай-Хана Капиев брал комплекты редких журналов. Зачитывался трудами о Кавказской войне.

После освобождения он не вернулся в Аксай, а уехал к родителям в Буйнакск.

«Может, и я стану большим писателем»

Летом 1930 года Эффенди уехал в Ленинград по путевке комсомола поступать в машиностроительный институт. Сам он этого не хотел, поехал по просьбе матери – она очень желала видеть сына образованным человеком.

Спустя много лет об этом времени вспоминал его друг Абакар Гаджиев: «Я встретил Эффенди в общежитии. Меня удивило, что он приехал учиться в индустриальный вуз. Его любовь к литературе всем нам была известна. Однажды мы вместе вышли на улицу, пошли к центру. Была жара. Мы попили медок – напиток вроде кваса, который тогда продавался на всех углах. Смеясь, отошли от лотка, сделали несколько шагов. Эффенди вдруг схватился за грудь и побледнел. Болезненная судорога рвоты сотрясла его…».

На Южном фронте он заполняет своими заметками первый военный блокнот. Впоследствии из этих заметок будет составлена книга «Фронтовые записи»

Так и началась борьба Капиева с болезнью. Он, как мог, сопротивлялся своему недугу, и продолжалось это до конца его жизни. Эффенди попал в больницу, где ему поставили неутешительный диагноз – язва двенадцатиперстной кишки.

Болезнь помешала ему остаться в Ленинграде. Он вернулся домой. Но не жалел об этом. На слезы матери сказал: «Мама, ну какой из меня инженер? Я хочу быть писателем. Ты должна понять меня».

После возвращения бросился переделывать старые свои рассказы. Стал писать и новые произведения.

В 1931 году в газете «Красный Дагестан» был опубликован первый его рассказ «Приговор приводится в исполнение».

В этом произведении говорилось о нелегкой женской судьбе.

В 1962 г. литературовед Хабибат Тамадаева в монографии, посвященной творчеству Эффенди Капиева, писала: «Первый напечатанный рассказ Капиева поднимал такую тему, которая и сегодня остается очень острой в горах Дагестана. Несомненно, рассказ являлся большой удачей молодого автора».

Когда он работал ответственным секретарем в редакции газеты «Ленинский путь», то много и с увлечением читал своим товарищам наизусть стихи Лермонтова, Фета, Тютчева. Те удивлялись его начитанности, восхищались им.

Современник Капиева критик Камиль Султанов писал: «Мне вспоминается одно из собраний дагестанских писателей, на котором мне довелось присутствовать в мае 1931 года. Большинство молодых писателей разговаривало на русском языке, недостаточно зная его и зачастую прибегая к жестикуляции. Другого выхода не было. Русский язык был единственным языком общения разноязычных писателей Дагестана. Собрание открыл юноша, в совершенстве владеющий русским языком. Это был Эффенди Капиев. Чуть выше среднего роста, плечистый крепыш, он казался выкроенным из одного куска горного камня…».

Действительно, когда Капиев оказался в среде тогдашних дагестанских литераторов, то широта кругозора и уровень профессиональной подготовленности резко выделили его среди всех. Он сразу был избран в ДАПП (Дагестанская ассоциация пролетарских писателей). Многие сверстники Капиева обращались к нему, чтобы услышать оценку своих литературных опытов.

– Что написал?

– Стихи о комсомоле.

– Куда идешь?

– К Эффенди. Пусть скажет, какие они.

И никого не смущает тот факт, что сам Капиев еще мало что напечатал.

Однажды он встретился на улице с одним из знакомых литераторов. Тот спросил:

– Над чем сейчас работаешь, Эффенди?

– Пока не работаю. Есть замыслы.

Знакомый усмехнулся.

– Ты почти ничего не написал, а многие считают тебя большим писателем.

Капиев в ответ, еле заметно улыбаясь, сказал:

– Может, я действительно стану таким…

Это был 1932 год. Напомним, что к тому времени у него был опубликован только один рассказ.

Однако как только Капиев становится секретарем ДАПП, роль его в этой организации возрастает весьма существенно. Он начинает пользоваться большим авторитетом. Но не всем это нравится.

К примеру, драматург Исмаил Аурбиев относился к писателю резко отрицательно. Почему?

На одном из литературных собраний Капиев, критикуя его пьесы, назвал их галиматьей.

Такого Аурбиев простить не мог. И 12 августа 1935 года появляется статья драматурга под названием «Буржуазные тенденции в дагестанской литературе». В ней автор писал: «Враждебные нашей власти элементы подбирали литературный хлам из заплесневелого арсенала контрреволюции и, чуточку подлатав, совали в сборники рядом с воинствующей поэзией советских поэтов. Этот хлам подбирали и латали писатели Капиев и Аткай…».

Месяц спустя статья была в несколько сокращенном виде перепечатана в газете «Известия».

Обвинение было довольно суровым. Неизвестно, какие могли быть последствия, если бы в защиту молодых литераторов не выступили московские поэты Н. Тихонов и М. Голодный.

Так Капиеву удалось, что называется, остаться на плаву. Но обида, нанесенная Аурбиевым, оставила в его душе глубокий след.

Спустя некоторое время Ставропольский крайком пригласил Эффенди принять участие в работе газеты «Молодой ленинец». И он уехал с семьей в Пятигорск.

Вот что он писал в Москву другу-писателю Роману Фатуеву: «Очень жаль, что такие, как Аурбиев и иже с ними, решают наши судьбы. Но верю я, придет праздник и на нашу улицу. Непременно придет…».

Капиев и Стальский

Эффенди Капиев расстался с Дагестаном, но продолжал туда ездить.

Его теперь особенно интересовал Южный Дагестан и один лезгинский аул в двух километрах от Касумкента. Это был аул Ашага-Стал, где жил ашуг Сулейман Стальский, с недавних пор ставший известным всему Советскому Союзу.

Сам Эффенди так рассказывал о встрече с ним:

«Первая моя встреча с Сулейманом Стальским произошла в 1934 году. Союз писателей Дагестана готовился к своему первому съезду. Я работал секретарем. Поэт был в числе приглашенных. Помню, как Сулейман очень медленной походкой взошел на трибуну. Несколько минут он стоял, собираясь с мыслями, обнажив голову, барабаня пальцами по своей папахе, которую держал в обеих руках как бубен. Это старая привычка многих ашугов. В промежутках между двумя четверостишиями, они обычно барабанят пальцами по бубну, чтобы пауза не была абсолютно мертвой. Я хорошо помню, что, завершив чтение, он немного подождал и громко спросил: «Можно еще?» Раздались аплодисменты. Тогда он продолжил читать».

Капиев впервые поехал в Ашага-Стал в 1935 году. По заданию газеты «Правда» он должен был взять у Сулеймана и перевести для первомайского номера новое стихотворение. С этого дня и началась творческая дружба двух незаурядных людей. На то время Эффенди было 25 лет, а Стальскому – 65.

Переводы Капиева оказались наиболее удачными и близкими к авторскому тексту, чем работы других переводчиков.

Судьба земляка представляла для него особый интерес. В эпоху Октябрьской революции Сулейман вошел как олицетворенный эпос дагестанского народа. Имя «Гомера ХХ века» было желанным украшением газет и журналов, выходивших тогда в стране Советов.

Известно, что в то время в кругу переводчиков бытовала знаменитая фраза известного русского поэта Василия Жуковского: «Переводчик в прозе – раб, переводчик в стихах – соперник».

В наши дни она стала почти банальностью. Да и самый смысл ее оспорен.

Но Капиев принимал ее за одну из исходных истин переводческого труда. Наибольший успех ждал его там, где он получал возможность выражать мысль по-своему. Так им блестяще была переведена поэма ашуга «Думы о родине».

Переводы стихов Сулеймана Стальского принесли Капиеву известность.

Он говорил: «Моя работа с Сулейманом – это первый в своем роде опыт содружества литератора и народного певца. Достоин или не достоин он подражания – вопрос особый. Будет совершенно нелепо возводить его в закон. Но что в свое время он был оценен высоко – это неоспоримо».

Стальский умер в ноябре 1937 года. А уже спустя месяц Эффенди публикует в центральной печати два очерка, посвященных ему: «У Сулеймана Стальского» и «Сулейман-холо».

Он чувствует, что мог бы написать еще несколько таких очерков. Десятки встреч и долгих разговоров со старшим товарищем за истекшие три года оставили у него огромное количество записей. И он решает: надо обязательно написать книгу!

В апреле 1938-го Капиев пишет в письме поэту Николаю Тихонову:

«Думаю, что через два месяца привезу в Москву книгу очерков о Сулеймане. Работа продвигается неплохо. Главное – держать себя в кулаке и не останавливаться на достигнутом…».

Но так вышло, что повесть свою он писал не два месяца, а два года. И тому были причины.

Первоначально писатель думал создать цикл документальных очерков. В процессе работы отказался от этой идеи и решил написать художественную книгу. Это, конечно, уже требовало много времени и терпения.

В 1939 году снова в письме Тихонову Капиев сообщает: «Работаю над новеллами о Сулеймане. Испытываю великие муки. Один небольшой рассказ писал два с лишним месяца, ежедневно, с утра до ночи, и не знаю, Николай Семенович, если все пишут с таким трудом, то какой же ад наша работа…».

Второй причиной того, что книга писалась долго, была непосредственная угроза ареста писателя еще в декабре 1937 года. Поэтому в это тревожное время Капиев был вынужден остановить работу над книгой. Приходилось защищаться и оправдываться перед органами НКВД.

В чем обвиняли писателя? В том, что он когда-то дружил с поэтом и критиком Георгием Лелевичем и призывал учиться у него. Сам Лелевич был арестован и умер спустя несколько лет в тюрьме.

Арест Эффенди, казалось, был неотвратим. Но тут неожиданно в его защиту выступил первый секретарь Дагестанского областного комитета ВКП(б) Нажмудин Самурский. Ему удалось убедить секретаря Ставропольского крайкома партии Евдокимова в том, что Капиев является преданным Советской власти человеком. Сам Эффенди, однако, долго не мог успокоиться. Писатель вспоминал, что ему «часто во дворе мерещились чьи-то шаги». Тем более что многие литераторы, которых он знал лично, были арестованы и осуждены на длительные сроки заключения.

Фронт

Книгу новелл о Стальском писатель назвал емким словом «Поэт». Он смог завершить работу над ней только в начале 1940 года. Некоторые главы Капиев читал в Москве на встрече с творческой интеллигенцией. На суд слушателей были представлены новеллы «Страда», «Эхо», «Вечер» и отрывки из «Московского дневника».

На этой встрече присутствовал и сын Сулеймана Стальского Мусаиб.

Он тогда сказал: «Капиев рассказывает о моем отце так, словно я вижу его живым».

Эффенди признался потом, что это была лучшая похвала в его адрес.

В марте 1941 г. новеллы начали публиковаться в журнале «Молодая гвардия». Имя писателя стало широко известно на весь Советский Союз.

Капиев мечтал увидеть «Поэта» выпущенным отдельным изданием. Но не довелось – помешала война. Его долго не призывали в действующую армию.

Всему виной была болезнь – он жестоко страдал язвой желудка. Как мы уже знаем, впервые этот недуг проявился у него еще в юные годы. Но Эффенди все-таки не падает духом. Когда в Пятигорске, как и всюду, возрождая традиции Маяковского, начинают выходить «Окна сатиры», Капиев принимает самое деятельное участие в их выпуске. Придумывает стихотворные сатирические подписи к рисункам, сюжеты для карикатур, пишет лозунговые стихи. Наконец в январе 1942 года добивается отправки на фронт.

Капиев был командирован в Ставропольскую кавалерийскую дивизию, чтобы написать книгу о казаках. Война только разворачивалась перед ним, и поэтому он внутренне готовил себя к грядущим испытаниям. Писатель выезжает на передовую, становится свидетелем ожесточенных боев на Кавказе.

На Южном фронте он заполняет своими заметками первый военный блокнот. Впоследствии из этих заметок будет составлена книга «Фронтовые записи». Книга выйдет в московском издательстве только после смерти автора. Весна и лето 1943-го были для Капиева временем напряженной, невидимой для окружающих внутренней деятельности.

«Я часто боюсь, – пишет он, – что вдруг вскрикну и упаду наземь замертво. Так напряжены мой ум, мои чувства и моя воля…».

А болезнь тем временем всё больше давала о себе знать. В июне Капиева госпитализировали в Краснодаре. В то время врачи начали применять против язвы метод новокаиновой блокады. Его испробовали и на нем.

Но это, к сожалению, не улучшило здоровье писателя. Напротив, боли усилились. Сеансы прервали. Дела были нешуточные, он это знал.

В январе 1944 года известный хирург Аппель сказал Эффенди: «Вы находитесь в таком состоянии, когда вам помочь может только операция. И чем скорее, тем лучше».

На следующий день писатель делает запись в блокноте: «Решаюсь на операцию. Ну что же, скрестим шпаги со смертью. Однако дела мои плохи».

Он словно предчувствует то страшное и неизбежное, что ожидает его впереди.

Операция была неудачной, ночью начался бред. Было видение: маленький сын Рустем протягивает к нему руки, но никак не может дотянуться.

А он шептал: «Подожди я приду. Я обязательно приду, сынок…».

Сознание то пропадало, то появлялось.

Эффенди Капиев умер от внутреннего кровоизлияния на рассвете 27 января 1944 года. Ему было всего 35 лет. Похоронили его в Пятигорске.