Родина начинается с языка

– Магомед Ибрагимович, в последнее время тема родных языков – одна из самых обсуждаемых в обществе. Почему возник этот вопрос?

– Сейчас говорят о кризисе социальном, экономическом. Но, на мой взгляд, для республики самой важной проблемой сегодня является сохранение языков и культуры Дагестана. Ведь глобализация – это монстр, пожирающий всё на своем пути – культуру, разнообразие этнической идентичности. Языком глобализации сейчас является английский, он внедряется повсеместно. Конечно, с одной стороны, это объективно, так как английский язык – язык прогресса, техники, но он выталкивает другие языки, особенно малых народов. Это не вина английского языка, а недальновидность политических решений. Вот в прошлом году мы объявили бесплатные курсы по обучению родным языкам. И, знаете, пос­тупило ни одной заявки от населения, а за курсы английского готовы хорошо платить. Это говорит о многом.

– Национальные языки Дагестана живут и развиваются там, где есть среда их исторического и бытового применения. Но сейчас села пустеют, многие стремятся в города, а там язык общения – русский. Как быть с процессом урбанизации и что в таком случае можно предпринять для сохранения языков?

– Вы правильно заметили, что в городе растворяются родные языки, здесь они практически не функционируют. В селениях испокон веков они описывали быт, труд и т. д. Отток населения с гор на равнину начался еще в советские времена, сначала плановый, а потом бесконтрольный. Чтобы удержать людей в горах, необходимо создать им условия жизни и рабочие места, как-то стимулировать. Взять хотя бы террасы, титаническими усилиями воздвигнутые предками, сейчас они простаивают и разрушаются. В Европе, в той же Швейцарии горцы освобождены от ряда налогов и имеют всяческую поддержку, так как это залог сохранения специфической культуры, которую они еще и успешно капитализируют.

– Но ведь то, что мы называем культурой, в древности было способом выживания. Тогда быт, одежда, способ общения преследовали просто рациональность, потом это закрепилось в привычках, затем в традициях, а следом стало называться культурой. А история не стоит на месте, изменилось само бытие. Например, раньше строили дома из самана или из бутового камня, сейчас невозможно уже увидеть людей, месящих солому с глиной. Все заменили шлакоблоки. В любом горском селении да и в Махачкале дома имеют примерно один унифицированный вид. Или, скажем, горскую бурку заменили тонкие синтепоновые куртки… То же самое, наверное, и с культурой общения, языком? Если родные языки выражали быт прошлого, то ныне, раз поменялся быт, они уже не востребованы?

– Согласен, язык прежде всего – это отражение самобытности народа, а раз самобытность утрачена, то и язык постепенно исчезает. Ведь языки, как живой организм, – рождаются, живут и умирают. Единственный язык, который возродился из мертвых, – это еврейский с момента воссоздания Израиля.

– Есть такое мнение, что язык может развиваться и сохраняться, если он пользуется научно-технической терминологией.

– Конечно, в дагестанских языках нет научной терминологии. Вообще до 75% заимствований происходит из индо-европейских языков, это не только лингвистики касается, но и всех остальных наук. До советской власти в Дагестане была терминология на арабском языке, использовалась графика аджам, потом короткий период латинский алфавит, но это была вынужденная мера для того, чтобы отучить от арабской вязи. Кириллица стала базой всех дагестанских языков, но она не всегда способна отразить все многообразие звуков. Например, для одного аварского звука надо использовать целых четыре знака. Многие лингвисты предлагают реформировать грамматику и алфавит, но я категорически против. Тогда мы вообще утеряем связь с историей.

– Раньше единым языком общения был кумыкский или арабский.

– Дагестан никогда не был однородным. Объединительным языком на юге был азербайджанский язык, в ряде горных районов таким межнациональным языкам был аварский, а на равнине – кумыкский. А арабский – это был язык общения узкой прослойки, в основном богословской интеллигенции и знати. Со второй половины XX столетия языковая картина меняется, повсеместно распространяется русский язык.

– Как вы смотрите на то, что через какое-то время мы придем к одной нации с одним языком?

– Сегодня почти 50% всего населения республики проживает на равнине, и люди продолжают переселяться в города. Хотим мы того или нет, но мы придем к тому, что будет единая дагестанская нация с единым языком. И это, я уверен, будет русский язык.

– Вы хотите сказать, что будет как в северной части России, где есть народы, полностью утратившие свою языковую идентичность, например, ханты, манси или те же карелы… То есть дагестанцы антропологически, конечно, останутся, но будут представлять единый региональный суперэтнос?

– Сейчас родной язык знают даже не все представители старшего поколения, что тогда говорить о молодежи. Интересное исследование провела доктор биологических наук Казима Булаева. Оказывается, с утратой языковой идентичности происходят даже генетические изменения. Представьте себе ситуацию: человек проживал на одной территории, а затем он попадает в иную среду обитания, где все другое – воздух и вода, условия быта, климат и еда… Это порождало трагические последствия для переселенцев. Ведь в горах была ежедневная борьба за выживание, а в городе все многократно легче, уже не надо что-то растить в поле, достаточно пойти в ближайший супермаркет.

– Глобализация – это рукотворное явление или объективный процесс?

– Это объективный процесс развития общества, но им пользуются некоторые сильные мира сего в своих интересах. Ошибка в том, что глобализацию форсируют. По большому счету малым народам приходится рассчитывать только на себя в деле своего сохранения, особенная роль в этом вопросе ложится на женщин, матерей.

– Вы говорите, что большая роль в изучении языков лежит на матери. А как ей это сделать, если трудно найти даже сказки на русском языке, не говоря уже о родных. Как-то зашел в самый крупный книжный магазин Махачкалы и обнаружил на полке с дагестанской литературой всего 2 экземпляра классических дагестанских сказок, причем по довольно высокой цене.

– Беда в том, что сейчас сказки никто не пишет и негде их собирать, а те, что сохранились нашими усилиями, собраны в 20-томные своды по жанрам. Уже изданы 6 томов в Москве в издательстве «Наука». Вообще издание сказок – занятие очень затратное.

– На одном из круглых столов задали вопрос о финансировании выпуска учебников. Как тогда ответили, сейчас есть только грантовая поддержка. Вы участвуете в конкурсах на издательскую деятельность?

– К сожалению, таких грантов очень мало. И у нас был опыт: как-то объявили о гранте в 600 тысяч рублей на проведение конференции по сохранению национальных языков, но выиграла грант совершенно непрофильная организация. Не всегда объективно проходит распределение грантов. Поэтому мы больше не обращались.

– Что еще нужно, чтобы сохранить дагестанские языки?

– Должны быть национальные анклавы в городе, раз нет селений. Например, мы еще бывшему министру образования предложили организовать в городе национальные школы на базе общеобразовательных, хотя бы для крупных этносов. То есть все мероприятия, встречи в конкретной школе проводить на родном языке. Раньше не было ни носителей, ни способов сохранить, а сейчас при таком многообразии технологий нет желания сохранить языки. Парадокс. И сейчас трудно сказать, сколько мы продержимся. Конечно, должна быть соответствующая политика. Если все сохранится на таком же уровне, то через два поколения – лет через 50 – мы можем стать свидетелями окончательного исчезновения родных языков.

Потеря языка – это потеря цивилизации, с языком уходит мировоззрение, культура, уходит сам народ. Язык – это главный атрибут идентичности. Все языки уникальны и передают информацию и историю. Есть такая песня «С чего начинается Родина?». И я хочу сказать, что она начинается с языков.