А туда, за гору…

Сегодня здесь проживают всего-то две семьи: Умаровы и Рамазановы. У каждой своё хозяйство. Свои куры, пчёлы, коровы, которые дают целебное молоко, потому что едят много полезных трав. Из молока делают сметану и сыр. Готовый продукт продают в соседних районах или везут в город. Все знают, что от их коров самые вкусные молочные продукты!

Коровы здесь весьма счастливы. Для них полным-полно сочной зелени, вкусная живая вода. Дети тоже довольны, они так сами говорят, мол, в город ездили, а он большой и опасный. В селе же всё маленькое и своё.

Вместо электричества солнечная батарея, вместо природного газа – баллонный, вместо смартфонов – «фонарики». Школа? Была когда-то даже средняя, в которой учились до 10 класса. А сейчас начальная, и в ней четверо учеников. Правда, самой школы как таковой нет, есть дом учителя Шахбана Умарова. И ученики – его собственные дети и племянники: Курбан, Анвар, Раджаб, Магомед. У Рамазановых собака Жулька, у Умаровых – безымянная кошка, которая рьяно стережёт границы собственных владений от недоброжелательного соседа – собаки.

20 лет назад звуков этой реки было неслышно, даже если хорошо прислушаться. Их перебивал переливчатый голос села. Так было до тех пор, пока оползни не разрушили часть села и буквально не разделили его на две части. Шахбану Умарову тогда было 9 лет. Он вспоминает, что трещина в земле достигала глубины от 40 до 90 см. Люди тогда переселились к подножию села и около года жили в палатках. Потом уехали. Точнее, их переселили. Побоялись, что горы зарыдают вновь и унесут то немногое, но уже вместе с жителями. Более 100 хозяйств переехало в Кумторкалинский район. Их новое село входит в чохские кутанские земли Гунибского района и называется Новые Нагуратли.

…Вечереет. На небе восходит лунный диск, точно золотой казан дидойского хана. Скот возвращается с пастбища. Дети складывают дрова аккуратной горкой – это заготовки на зиму. Мы ждём, пока закипит чайник на буржуйке в доме за синей надписью «амбар», нанесённой краской детской рукой. Вкусно пахнет чабрецом и мятой. Травы развешаны по углам, подозреваю, что делалось это для защиты от злых духов. Детям-ученикам я в радость. Забегают посмотреть на меня и выбегают. Марат всё же решается позвать меня в сад, чтобы я посмотрела и удивилась, каких успехов он добивается в поединке с боксёрской грушей. Взрослые гонят его прочь. Он через 15 минут снова зайдёт, и мы пойдём гулять по заброшенному селу.

– Айша! Телята пришли. Загони их, – кричит с того конца двора жена Шахбана Патина, занятая приготовлением сыра. Все эти тонкости сельского хозяйства, о которых женщина рассказывает с большим знанием дела, мне неведомы, их надо осваивать годами, а может, и всю жизнь, как она.

Дети ведут меня вдоль длинной улицы без конкретного места назначения. Улица – это два ряда одноэтажных глиняных лачужек, тесно прижавшихся друг к другу, без окон, крыш и дверей. Иногда встречается ржавый замок на давным-давно выцветшей двери. Со всех сторон наваливается красота, без которой жизнь здесь теряет всякий смысл. Ею можно любоваться и восхищаться, эти виды никогда не наскучат, не станут незаметными для глаз. И эти дряхлые, давно не пригодные для жития «кукольные» домики кажутся лучшими декорациями, которые когда-либо приходилось видеть, где когда-либо приходилось гостить. Невидимой рекой течёт какая-то таинственная, колдовская энергия, связывавшая обыкновенное с невозможным. Здесь надо побывать каждому городскому жителю.

– Хорошо тут было, – вздыхает Патина.

При слове «было» меня передёрнуло, потому что находилась под сильным воздействием увиденного и пребывала в твёрдой уверенности: прекраснее просто нигде не может быть.

Патина – одна из немногих, кто никак не решается покинуть этот маленький дикий рай на краю Дагестана, хотя иногда, устав от дневных хлопот, уговаривает мужа перебраться в Кизилюртовский район – поближе к телевизору, интернету, ГМО-продуктам. И детей заберут, и скот распродадут или пустят на колбасу. И появится на карте Дагестана ещё одно навсегда заброшенное село, а на карте Цунтинского района станет шестым по счету, в придачу к сёлам Митлуда, Азильта, Тляцуда, Голотли, Асах…

По приезде в город волнующую тему брошенных сёл мы обсудили с учёными Института языка, литературы и искусства им. Гамзата Цадасы ДФИЦ РАН: доктор исторических наук Амирбек Магомедов и кандидат филологических наук Хизри Юсупов проводили исследование в горах Дагестана.

– В нашей республике 10 городов, 19 посёлков городского типа и 701 сельская администрация, всего же 1610 сельских населённых пунктов. При этом 45 из них являются оставленными. И эти данные далеко не полные. Проблема оставленных (или, как ещё пишут, покинутых, заброшенных) сёл Дагестана, фиксации и научной оценки культурных остатков (в таких сёлах встречаются сохранившиеся постройки, отражающие самобытные традиции народной архитектуры, вставки резных камней в фасадах стен, надмогильные камни с выразительным узором, другие изделия старых мастеров) почти не изучена в научном плане. Обозначая исчезнувшие населённые пункты, мы остановились на термине «оставленные» на том основании, что «покинутыми» они могли бы называться лишь при оставлении их при природных или иных катаклизмах. Термин «заброшенный», на наш взгляд, тоже не является точным, так как имеет значение «оставленный без внимания, ухода».

Проблема оставленных сёл не ставилась как острая научная задача. Правда, известный дагестанский историк Р. М. Магомедов в своё время приводил весьма интересные сведения об этой проблеме. Он писал: «Многое указывает на то, что земли между реками Шура-озень и Дарвагчай и прежде всего их «высокое предгорье» пережили во второй четверти XIII в. целую волну вынужденных переселений сюда с равнинно-предгорной полосы».

Дагестанским географическим обществом снят фильм «Заброшенные сёла Дагестана». Представители организации сообщили, что планируется исследовать заброшенные поселения в каждом муниципалитете нашей республики. Мы хотели бы пригласить их ещё раз к обсуждению вопроса, – говорит Амирбек Магомедов.

Оставленные сёла на исторической карте Дагестана появились по разным причинам. В раннесредневековый и последующие периоды это могло быть связано с походами иноземных захватчиков (арабы, Тамерлан, Надир-шах и др.). В ХIХ веке на этих процессах в какой-то мере сказались события Кавказской войны. Последующая (вторая половина ХIХ – начало ХХ вв.) стабильность в крае, рост экономического благополучия многих семей отмечен тем, что жители некоторых горных сёл также стали оставлять свои труднодоступные сёла и отселяться на относительно удобные побережья рек, водоёмов, ближе к дороге.

– В советский период начался новый этап уже организованного расселения жителей труднодоступных горных сёл. Переселение горцев на равнину в советском Дагестане стало особенным и значимым фактором социально-экономического развития республики, оказавшим и до сих пор оказывающим огромное влияние как на экономику, так и на социокультурное развитие… Коллективизация также способствовала появлению на равнине многих новых сёл, небольших поселений типа кутанов, горных колхозов и переселению значительной части жителей горной зоны Дагестана на равнину. Она предполагала переселение десятков тысяч семей из высокогорных районов на плоскость… Всего на плоскости было создано 26 посёлков переселенцев. На судьбах некоторых горных сёл сказалось также и насильственное переселение их жителей в Чечню в 1944 году. И хотя многие в 1957 году вернулись домой, в республику, не все захотели обустраивать свои полуразрушенные сёла. Жители ряда из них, получив земли на равнине, стали строить новые сёла, – дополняет Хизри Юсупов.

Учёные говорят, что новые переселения были связаны и с двумя крупными землетрясениями, произошедшими в 1966 и 1970 годах. Катастрофическое землетрясение 14 мая 1970 года привело к тому, что полностью были разрушены 22 и частично 257 населённых пунктов Дагестана. Десятки высокогорных сёл прекратили своё существование…