Ещё сильнее, ещё твёрже духом

Да, пожалуй, современному поколению трудно понять, о чем думали и мечтали восемнадцатилетние мальчишки и девчонки, зрелые бойцы, те, кто прошел Халхин-Гол, финскую, понюхал с лихвой пороху. Они шли в бой и умирали… А уходя в небытие, звали маму и любимую, так до конца не осознав, что же такое смерть.

Всё время пытаюсь разобраться, так что же такое подвиг – уничтожить несколько танков, боевое соединение, или все же подвиг – это четыре года ходить под пулями, погибать, рисковать жизнью каждую секунду, каждое мгновение. Да, лучше не бередить себе душу – тяжело. Но я очень горжусь свидетельством эпохи: сохранившимися фронтовыми любительскими, пожелтевши­ми со временем снимками, сделанными на скорую руку случайным фотографом, зафиксировавшим совсем молодые лица сумевших вернуться со страшной войны моего отца, близких. Они остались победителями той войны, считая победу только нашей. Это правда, как правда (и это ни для кого не секрет), что итоги Великой Отечественной сегодня без стеснения приписывают себе США, Великобритания, да и много еще кто в стане предателей, кто сносит в Польше, на Украине, в Грузии памятники героям той войны.

Что, миром правит перевернутое сознание? Не по-людски это. И современники не должны забывать тех, кто в середине двадцатого века избавил землю от фашизма, ныне уверенно и нагло шагающего по планете, насыщаясь кровью себе подобных, как это было в недоброй памяти в Освенциме, Майданеке, других страшных концентрационных лагерях, где цена человеческой жизни оценивалась количеством выкачанной крови, а еще кожи, из которой шили абажуры.

И вновь перед глазами – фронтовые хроники, тысячи дней и ночей, которые, казалось, невозможно выдержать. Тогда покоренный фашизмом мир ощутил биение сердца советского солдата, все вытерпевшего и, кажется, сделанного из самого крепкого металла. А он был всего лишь из крови и плоти, он мечтал вернуться домой, к родным и близким, если, конечно, повезет. И он прошел по всей Европе, очищая ее от скверны фашизма, погибая и оставаясь лежать на чужбине.

Да, слишком дорогая цена за память, от которой пытаются откреститься те, кто сносит памятники советскому солдату, нашим полководцам. Война эта, она — как заноза в сердце, как кровь, приливающая к лицу, сердцебиение, отдающее метрономом по всему организму. Это словно продолжение невидимого сражения. Но память, она ведь субстанция вечная. И хотя и старались снести болгарского «Алешу» декоммунизированные власти, да так и не смогли. Его отстояли местные жители, дежуря по ночам вокруг святыни и так и не отдав вандалам своего Алешу-освободителя. Сохранили и в Германии в Трептов-парке двенадцатиметровую статую советского воина-освободителя со спасенной немецкой девочкой на руках. Он входит в скульптурную трилогию, олицетворяющую спасенный мир.

Но продолжает сносить памятники Польша. Свыше четырехсот монументов советскому солдату демонтировано. Здесь действует закон о запрете пропаганды коммунизма или «другого тоталитарного строя». Осквернен памятник Коневу в Праге. «Отличилась» и Украина, пережившая фашистскую оккупацию, но позволившая своим националистам снести памятник командующему первым Украинским фронтом Ватутину. А это удар в солнечное сплетение, да такой, после которого трудно, а может, невозможно оправиться. Ведь сколько бы современная Украина ни открещивалась от родства с Россией, но так и не смогла отодрать ее от своего сердца — слишком многое связывает два великих народа. Но как же трудно простить выродков, выплевывающих из себя «кровавого русского», оккупировавшего «незалежну». Да, горько на душе. Но правда ведь в том, что пока мы живы, не имеем права позволять изгаляться над святынями, переиначивать историческую правду.

Что ж, за последние десятилетия нас, россиян, так часто предавали, что, кажется, заглохло надолго то, чем мы гордились, что грело душу той особенностью достоевской «русской души», постигнуть которую вот так запросто невозможно, как невозможно надругаться над тем, что свято для нее и что не может быть подвергнуто никакой исторической коррозии. И, обращая взор в прошлое, ощущаешь почти на физическом уровне незримую нить, что связывает прошлое с настоящим и с каждым последующим поколением, в голове которого должны вызревать простые, ясные и понятные вещи — тот самый патриотизм, о котором не кричат, но которому остаются приверженными, когда, как сегодня, речь идет о судьбе твоего Отечества, переживающего не лучшие времена. Ведь, согласитесь, за годы безвременья мы утеряли духовно-нравственные идеалы, девальвации подверглись истины, на которых основывалась идеология духа, традиционных ценностей, что объединяла великий народ.

Да, нашим недругам многое удалось за годы, когда мы, перешагнув исторический рубеж, ринулись в непонятный мир, навязанный псевдореформаторами. Многое позабыв, мы решили для себя, что движение вперед, манящее своей неизвестностью, и есть то самое, вожделенное, что обернется невиданной свободой, невиданными демократическими ценностями. Мы позволили идеологам России начала 90-х устремиться к другим, европейским, ценностям, оказавшимся всего лишь красивым фантиком, токсичной средой, стремительно проросшей ядовитым плющом, обвившим смертоносными ветвями мощный ствол великой страны, поправ ее ценности, позволили себе все громче заявлять о том, что победа в Великой Отечественной войне — это завоевание Запада. Заштриховывая черным фломастером настоящую правду, они намеренно забивали головы постперестроечного поколения лживыми измышлениями, стараясь заглушить и принизить победу, которую ненавистная им страна добилась в страшной войне.

Что же остается главным сегодня? Чтобы день памяти и скорби стал еще одним напоминанием — сломить нас невозможно. Нет, невозможно!