— Сторониться нас не надо, — заявил в первый же день Малфыгин. – Я доброволец с Беломорско-Балтийского канала. Срок отбывал за неправильную трактовку одной статьи ответственного члена ВКП(б). Увидели антисоветскую пропаганду и агитацию.
— А за что мне дали срок, так я и по сей день не знаю, — сказал Пушкин. – Вы же прекрасно знаете, что наша армия отступала. А я по наивности своей в присутствии начальника особого отдела сказал: «Ну сколько можно драпать, глядишь, и Москву немцам отдадим!» Сочли меня паникёром. А раз паникёр – значит преступник, значит враг. Был суд, лишили меня звания и направили в штрафбат. За смелость, проявленную в бою, и полученное ранение был реабилитирован со снятием судимости.
Ребята нам очень понравились. Определили их в наш расчет, а Николая Пушкина одновременно сделали и санинструктором, в связи с чем выдали ему специальную сумку с необходимыми лекарствами и перевязочным материалом.
Воевали ребята неплохо, ни от чего не отлынивали. Артиллеристы знают, сколько весит снаряд к 152-миллиметровой пушке – 44 кг. И вот когда дается команда «Беглый огонь», тут уже одному подающему снаряды не справиться, нужна помощь. И первым на помощь приходил сибиряк Николай Пушкин. А Виктор Малфыгин свои артистические способности при каждой возможности использовал на полную катушку, чтобы развеселить ребят. Фронтовики знают, как это важно.
Несмотря на внешнюю, казалось бы, несобранность и блатной жаргон, солдат Малфыгин был добросовестный и исполнительный. При переправе через Днепр Виктор первым вскочил на плот и потянул связь от батареи на «НП». Вся эта операция проходила под непрерывными бомбежками. Несмотря на то, что он был судим, командование представило Виктора к награде, вскоре медаль «За боевые заслуги» засверкала на его гимнастерке.
Вот так с боями мы продвигались вперед. За плечами остались Курская дуга, Букринский плацдарм на Днепре, Ясско-Кишиневская и Висло-Одерская операции. Вот мы на немецкой земле, позади Бунцлау, Герлиц. И последняя остановка в Циттау.
Однажды меня, Малфыгина и Пушкина пригласила к себе в гости молодая фрау Гретта, с которой до этого познакомился я. Выпили, закусили, и Виктор сел за фортепьяно и сыграл несколько мелодий. Потом за инструмент села Гретта, а Малфыгин встал сзади, просунул руки под её руки и обнял Гретту. Потом вдруг запел: «Широка страна моя родная». Мы думали, что Гретта обидится на нашего пианиста. Но случилось совсем другое. Повернув голову, она смотрела влюбленными глазами на Пушкина и потом попросила его вместе с ней в четыре руки сыграть еще что-нибудь, на что наш пианист охотно согласился.
— Как видите, не все немки – белокурые бестии. Есть которые уважают крепкого русского солдата, – улыбнулся Малфыгин.
Гретта радостно закивала головой.