Хранитель времени

Несколько лет назад уже приходилось писать о Николае Петровиче Черемушкине. Он тогда еще работал в Дагестанском государственном объединенном историко-архитектурном музее (ДГОМ) – заведовал отделом реставрации. Сначала мастер категорически отказался от интервью – пишите мол о музее, а не обо мне. Потом, после долгих уговоров, согласился-таки, но с условием, что текст будет не про него лично, а про работу возглавляемого им отдела, про всех 12 сотрудников, каждый из которых – специалист своего дела.
В этом-то вся разница, что каждый – специалист СВОЕГО дела, а Николай Петрович знает толк во ВСЕМ сразу. Так что этот текст —  про него лично, и никакие возражения не принимаются.

Он уже несколько лет как на пенсии. То есть на пенсии-то он давно, но несколько лет как ушел с работы и перебрался к дочери в Ростов,  годы берут свое – 25 июля ему исполнится 80 лет. С отъездом Николая Черемушкина Дагестан лишился единственного специалиста по реставрации живописи. Других взять просто негде – в центральные вузы обучаться этой редкой специальности республика никого не направляет и в собственных художественных учебных заведениях – не готовит.

А Николай Петрович в свое время учился в Москве, во Всесоюзном художественно-научном реставрационном центре им. Грабаря. Он – реставратор масляной живописи I категории, но великолепно может реставрировать и керамику, и резное дерево, ему даже таксидермистом случалось быть.  А по первому образованию он – художник, выпускник Ростовского художественного училища им. Грекова. Учебу в училище пришлось прервать:  целых четыре года  Черемушкин служил на Тихоокеанском флоте, но после армии все же вернулся в училище. Вообще, базовое художественное образование для реставратора – необходимость. Как музыкальное – для музыковеда. Но для Черемушкина художественное образование

– не просто база, основа, вспомогательный элемент. Он состоялся  как художник, его собственные работы хранятся в фондах дагестанских музеев вместе с отрестариврованными им же чужими полотнами. И наукой он успешно занимался – объездил весь Дагестан в составе археологических и этнографических экспедиций, будучи художником-графиком ДНЦ РАН. Ему нравилась эта работа: «В археологических экспедициях на всех этапах нужно было зарисовать каждую находку, общий план раскопок – ну, это уже чертежная работа скорее, — рассказывал он. — В этнографических требовалось детально зарисовывать предметы быта, костюмы, жилище».

В Дагестанский музей изобразительных искусств Н.Черемушкин пришел почти сразу, как тот открылся – в 1959 году. Потом работал в Объединенном музее. Без малого 50 лет он занимался тем, что возвращал к жизни произведения искусства. Причем одинаково тщательно работал и  над шедевром западно-европейской живописи XVIII века, и над восстановлением картины современного художника – не делил произведения искусства на «первосортные» и «второсортные».

Непосредственно реставрации предшествует долгий процесс описания поврежденного экспоната, повреждение анализируется, составляется план работы, подбираются материалы – только потом мастер приступает к работе. Сначала ему предстоит очистить поверхность полотна – скальпелем, аккуратно, по миллиметру, ошибаться и торопиться он, как хирург, не имеет права. За день таким образом можно расчистить всего лишь от 2 до 6 квадратных сантиметров, спешить нельзя ни  в коем случае. В мастерской Черемушкина удивляет количество утюгов и утюжков, выстроившихся на полках. « Это главный инструмент! — объяснял Николай Петрович, — нужно холст разгладить, старую краску размягчить, а это можно сделать только утюгами, причем не современными, электрическими, а такими тяжелыми, которые нужно на печке нагревать».

В качестве пресса он использовал также мраморные плиты и специальные металлические пластины. Хороший реставратор должен быть и физиком, и химиком, и плотником – мастером на все руки в общем, обладающим ко всему прочему фундаментальными знаниями по теории живописи, истории искусств, чувством вкуса и цвета и невероятной интуицией.

Потому что, хоть и существуют учебники по реставрационному делу, есть специальные инструменты, выработаны определенные правила и технологии,  приступая к работе над каждым конкретным полотном, мастер всегда учится всему заново. Никогда неизвестно, что может понадобиться сейчас, в данный момент, как и то, сколько времени займет работа – несколько недель или растянется на многие месяцы.

Мастерская Николая Петровича была буквально завалена и заставлена самыми невероятными вещами: тут стояли баночки и коробочки,  висели пилы и пилочки, уже упомянутые выше утюги выстроились на полках. А уж всяких кисточек, ножичков, мастерков, щипчиков и прочих приспособлений – было просто не пересчитать. Но в этом хаосе царил одному Николаю Петровичу известный порядок. Только он безошибочно ориентировался в этом перенасыщенном вещами пространстве, легко перемещался в нем, ничего не задевая, и мог быстро найти все, что ему было нужно.

Тогда он как раз заканчивал большую работу – реставрацию серии портретов военачальников – участников Крымской и Кавказской военных кампаний. Полотна,  датировавшиеся  второй половиной XIX века, были в плачевном состоянии, —  мастер подарил им новую жизнь. Сейчас они висят на первом этаже  ДГОМ – чтобы оценить масштаб работы, проделанный Николаем Черемушкиным, достаточно сравнить их нынешнее состояние с фотографиями, сделанными до реставрации.  Мастер тогда очень переживал, что несколько картин спасти так и не удалось.

В ДМИИ только благодаря ему мы сегодня можем любоваться такими шедеврами, как «Венера перед зеркалом» (копия конца XVI – начала XVII века с картины Тициана), «Крестьяне у избы» (Тенирс Д.-младший, XVII век) и многими другими. А в процессе работы над «Святым семейством с Иоанном Крестителем», считающимся более поздней копией с картины Андреа дель Сарто, Николай Петрович пришел к выводу, что  имеет дело вовсе не с копией, а с оригиналом великого живописца – представителя флорентийской школы Высокого

Возрождения, бравшего уроки у самого Леонардо. Известны четыре авторских варианта этой картины, три из них хранятся в центральных музеях, а вот судьба четвертой, как пишут в искусствоведческой литературе, — неизвестна. Черемушкин убежден, что в Махачкале находится именно «пропавший» четвертый вариант. И этот вопрос – подлинник или копия — открыт до сих пор.

А еще он очень ругает современных художников, порой губящих свои работы: «Некоторые, например, натирают свои работы маслом – для блеска. Пока масло прозрачное – все нормально, но со временем оно темнеет и проявляются все подтеки».  Николай Петрович знал много «секретов», и другим музейщикам часто доставалось от него: за то, что картины слишком долго стоят в темноте – от этого желтеют олифы и, соответственно, портится цвет полотна; за то, что графика, наоборот, слишком долго находится в экспозиции – а ультрафиолет разрушает бумагу; за то, что рисунки в папках хранятся небрежно – не все листы переложены  специальной бумагой… «Ах какими же ценными были эти замечания, как не хватает советов мастера теперь», – сетуют работники музея.