Кадровый резерв России и Дагестана

— Чем обусловлен выбор именно этой темы – вопроса интеграции или дезинтеграции?

— Меня всегда интересовали вопросы конституционных (институциональных) реформ. Анализируя научную литературу в области конституционного права и государственного строительства, особенно ту ее часть, что была издана на Западе, после дезинтеграции СССР я выявил целый ряд научно не подтвержденных и бездоказательных тезисов о Дагестане как о слабом звене в федеративной структуре новейшей России. Целью моей диссертации было научно опровергнуть данные тезисы, восполняя пробел в существующих знаниях, обосновав феномен Дагестана как неотъемлемой части Российской Федерации, сильного звена, который на деле доказал, что он способен не только посредством конституционных реформ, но, если понадобится, и с оружием в руках обеспечить единство и конституционную целостность страны.

— Не могли бы Вы немного рассказать, о чем Ваша диссертация?

— Диссертация рассматривает отношения между Дагестаном и Федеральным центром, охватывая период с 1991 по июнь 2007 года. Она устанавливает, какие факторы способствовали дезинтеграции (т.е. ослаблению связей между Дагестаном и Федеральным центром) и какие способствовали интеграции, а также причины, по которым те или иные  из этих тенденций доминировали. Ни для кого не секрет, что этнические республики Северного Кавказа, включая Дагестан, представляли собой препятствие хрупким формам федерализма в постсоветской России. Антагонизм между Федеральным центром и регионом угрожал дезинтеграцией все еще неустойчивой федеративной структуре страны. Этот антагонизм выражался через рост национального и религиозного  политического экстремизма не только в Чечне, но и в Дагестане. Вспомним, что именно в Дагестане фундаменталисты установили ультрарадикальные анклавы в селениях Карамахи, Чабанмахи и Кадар. Они бойкотировали выборы и изгнали глав сельских администраций, создавая тем самым закрытую зону исламских интересов и базу для поддержки кампании по отделению Дагестана от Российской Федерации. Эта идеология получила резонанс в обнищавшей республике. Вторжение международных террористов, религиозных экстремистов и сепаратистов в августе 1999 года в Дагестан из соседней Чечни (Ичкерии) спровоцировало новые угрозы дезинтеграции Российской Федерации, принимая во внимание слабость Центра после августовского дефолта 1998 года. Дагестанский кризис сыграл центральную роль для начала второй чеченской войны и избрания Путина В.В. Президентом России в марте 2000 года. Реформы, инициированные Президентом Путиным, сказались более всего на отношениях между Федеральным центром и республиками Северного Кавказа. В Дагестане это привело к принятию второй постсоветской Конституции республики 26 июля 2003 года с кульминацией 20 февраля 2006 года, когда система коллективного управления республикой в форме Госсовета, состоявшего из представителей 14 конституционных этносов, была заменена прямым президентским правлением с Президентом Дагестана, назначенным Кремлем. Федеральный контроль маргинализировал партии, представляющие «неконструктивную оппозицию» на парламентских выборах 11 марта 2007 года. Таким образом, далекая от поддержки дезинтеграционных сил в Российской Федерации Республика Дагестан (по крайней мере, ее правящая элита) в последние годы, кажется, успешно реинтегрировала, что не скажешь о еще имеющихся в республике экстремистах разного толка.

— Как Вы оцениваете сегодня по прошествии полутора десятков лет меры по стабилизации социально-политической обстановки в Дагестане?

— Безусловно, законы, принятые дагестанскими депутатами первого, второго и третьего созывов, отвечали духу времени. Более того, легализовав институт Государственного Совета, состоящего из представителей конституционных этносов, законодатели Дагестана в 90-е годы на практике апробировали сложные юридические теории, такие как, например, теория консоциальной демократии. Не говоря о том, что именно дагестанский законодатель ввел инновационную норму этноквотирования в избирательное право. Уникальность принятия столь интересных с точки зрения научной юриспруденции законов заключается в том, что при этом соблюдались демократические процедуры, то есть в республике трижды проводился всенародный референдум, а выборы носили характер политической, хотя, признаться, не всегда честной политической борьбы претендентов на ту или иную должность. И последнее, Дагестан был одним из первых субъектов Российской Федерации, кто принял закон и апробировал у себя разноуровневую систему местного самоуправления.

Несмотря на то, что новая Конституция сменила институт Госсовета на институт президентства, а мы знаем, что жители республики на референдумах выступили против его введения, для Дагестана институт президентства не стал дезинтеграционным фактором, т.е. он пока имеет положительный эффект.

Хочется с гордостью отметить, что дагестанскую модель консоциальной демократии сегодня изучают во многих странах мира. Это и потому, что глобализация означает не только свободную торговлю (свободное перемещение товаров и услуг через границы суверенных государств), но и перемещение людей разных рас, культур и вероисповедований, а также, что немаловажно, уроков исторических несправедливостей. Все это требует выработки новых подходов в решении общественно-политических и социальных проблем, возникающих в глобализирующемся мире с совершенными системами коммуникации. Опыт конституционных и институциональных реформ постсоветского Дагестана как раз тут и может быть востребован. Об этом уже пишут такие всемирно известные ученые, как Ричард Саква, Адриан Кэмпбэл, Роберт Брюс Варэ, Энвер Кисриев, Валерий Тишков и другие. В этом смысле мою диссертацию можно рассматривать и как пропаганду передового юридического опыта Дагестана, полезного как для стран ближнего, так и дальнего зарубежья.

Я всегда говорю, что Дагестан – Россия в миниатюре, в нем сочетаются многоэтничность, многоконфессиональность исторически проживающих вместе народов, и все, что успешно работает в Дагестане, не может не работать в других субъектах Российской Федерации.

— Вы считаете, что подобные нововведения могут реализоваться на практике общероссийского госуправления?

— Могу утверждать, что инновации, внесенные дагестанским законодателем в вопросы правового регулирования местного самоуправления, были в какой-то степени переняты комиссией под руководством Дмитрия Козака при подготовке и принятии Федерального закона от 6.10.2003 №131-ФЗ  «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации». Для сведения: в Дагестане еще до принятия вышеуказанного Федерального закона была двухуровневая система муниципального управления.

Дагестанские законодатели также ввели принцип квотирования в законодательство о выборах, что в последующем нашло одобрение на федеральном уровне для регионов с полиэтничным составом населения. Наконец институт коллективного Госсовета, от которого мы ушли, как вы знаете, перенят на федеральном уровне и сейчас успешно работает.

При выстраивании вертикали власти с учетом требований Конституции возникла дилемма, как выстроить вертикаль снизу доверху — от сельского поселения до Центра, ведь в 1995 году Российская Федерация ратифицировала Европейскую хартию о местном самоуправлении, тем самым взяла обязательства по ее соблюдению. Введение двухуровневой системы органов местного самоуправления (уровень «муниципальное сельское поселение» и уровень «муниципальный район» (городской округ)) позволило решить эту сложную задачу. Для этой же цели Россия сегодня разбита на 7 федеральных округов, к примеру, в Южном федеральном округе, куда входит и Дагестан, 13 субъектов. Происходит объединение, слияние регионов, вследствие чего эффективность государственного управления возрастает.

— В мировой практике государственного управления есть подобные примеры?

— Есть. К примеру, в США существует система федеральных судебных округов. В своей работе я  пишу об асимметрии федерализма и об асимметричном характере отношений между центром и периферией как антиподе национально- политическому и религиозно-политическому экстремизму. Обзор литературы свидетельствует о том, что не бывает совершенно симметричных федераций, например, в смысле населения и территорий. Даже в США, Федеративной Республике Германии присутствуют элементы асимметрии. Асимметричный федерализм – скорее, нормальный феномен для России, нежели наоборот. Это объясняется тем, что идентичный подход ко всем субъектам в такой огромной и многообразной стране (одиннадцать часовых поясов, множество этнических групп и конфессий) невозможен. Поэтому обязательно следует учитывать специфику каждого региона. Например, нельзя одинаково подходить к Чукотке с 20-тысячным населением и северным завозом и к Дагестану, расположенному на южной окраине страны, с населением 2,5 млн. человек. Здесь должна быть совершенно другая юридически прописанная матрица взаимоотношений Центра и периферий. К сожалению, в Российской Федерации до сих пор не принят закон «О региональном развитии страны», в равной степени отсутствуют интегрированные планы территориального развития. В этой ситуации унификация юридических норм, проводимая в стране под эгидой доктрины «диктатура закона», мало что даст для развития конкурентоспособного и экономически сильного государства. Вспомним, что в советские годы у нас была плановая экономика, и каждый регион работал в экономической цепи. Для восстановления межрегиональных интеграционных процессов нужна государственная поддержка, а также и политика, учитывающая сложности в развитии разных секторов экономики. Такова, к примеру, стратегия интеграции в Еврозоне, где регионы сопредельных государств интегрируются в экономическом, социальном, культурном процессах при поддержке Евросоюза. Есть реальная отдача от осуществления тщательно запланированных межрегиональных проектов в составе Еврозоны: разрабатываются (внедряются) экономические схемы, развивается инфраструктура всех государств — участниц Европейского Союза.

Если говорить о наших преимуществах, то мы можем торговать с пятью суверенными государствами: по морю — с Казахстаном, Туркменистаном, Ираном и по суше – с Грузией и Азербайджаном, естественно, при наличии соответствующей воли Федерального центра. Так как вопросы международного сотрудничества по Конституции РФ отнесены к ведению Федерального центра, безусловно, такая политика привела бы к стимулированию экономики республики, да и всего Северного Кавказа.

— Вы участник проекта «Кадровый резерв – профессиональная команда страны». Наверняка в Дагестане найдется немало людей, интересующихся подобными проектами. Расскажите об этом подробнее.

— Сведения о проекте размещены на официальном сайте партии «Единая Россия». Ко мне обратились с предложением поучаствовать в проекте, и я с благодарностью принял такое предложение. На сегодня я прошел все этапы конкурса, в том числе интервью в Москве. Надеюсь, мои знания, практический опыт и профессиональные навыки будут востребованы.

Я обучался лидерству и юриспруденции в ведущих университетах России, США и Великобритании, знаю, что такое современная экономика и как ею управлять в конкурентной среде.

Вхождение в «Кадровый резерв», на мой взгляд, даст мне шанс всецело использовать мой потенциал для решения серьезных задач, стоящих перед Российским государством в глобализующемся мире. Уверен, что в стратегическом плане проект «Кадровый резерв страны» даст ощутимые результаты в строительстве современного экономически, социально и политически успешного государства. В этом я вижу залог мирового лидерства России. Я полон оптимизма и желания принести пользу Дагестану и России.

— Вы стояли у истоков успешно работающего в Дагестане проекта юридической клиники. Расскажите, пожалуйста, немного о ней.

— Создание юридической клиники при юридическом факультете Дагестанского государственного университета, которая со временем переросла в Центр правовой помощи населению, на мой взгляд, является одним из самых успешных наших проектов на кафедре гражданского права под руководством профессора Омаровой Уммупазиль Авадзиевны. Целью создания клиники было обучение студентов юридического факультета навыкам, необходимым им в повседневной работе юриста, т.е. навыкам юрисконсульта, дознавателя, следователя, прокурора, адвоката и судьи. Можно привести массу примеров того, как студенты, работая в юридической клинике, защитили права и интересы реальных граждан.

Будучи руководителем юридической службы Госуправления «Дагестанавтодор», затем лет десять начальником юридического управления столицы Дагестана до избрания депутатом Народного Собрания РД, я всегда поддерживал и продолжаю поддерживать тесные связи с родной кафедрой гражданского права и юридической клиникой ДГУ.

— В Дагестане вы единственный доктор юридических наук, защитивший диссертацию в столь престижном университете мира?

— Не знаю, во всяком случае у меня нет таких сведений. Но очень хотелось бы, чтобы я был не в единственном числе.