Камера одиночного содержания

Но опять-таки в этих домах будут смонтированы лифты! Махачкалинцы очень надеются, что старые, которые иногда превращаются в камеры одиночного содержания, будут заменены на новые. Клаустрофобией именуют медики болезнь замкнутого пространства. Я не страдаю этой хворью, но однажды…

Как-то застрял я в лифте. И это пошло мне на пользу. Форс-мажорная ситуация всегда идет человеку на пользу.

Во-первых, я понял, что моя двухкомнатная квартира по сравнению с этим одноместным карцером на стальных тросах – роскошные хоромы с огромным жизненным пространством. Во-вторых, что темнота в сложившейся ситуации – не самая лучшая спутница. И, в-третьих, что закон всемирного тяготения, так легкомысленно открытый Исааком Ньютоном, мне не удастся закрыть в случае обрыва троса по какой-нибудь фатальной причине.

Ну что ж, не мы выбираем ситуацию, а ситуация выбирает нас!

— Эге-гей! — подал я голос из железного бункера, надеясь на случайных прохожих.

— Вах, кто-то застрял в лифте, — услышал я голос соседа, который должен был мне полтора «лимона». — Не скоро он оттуда выберется.

— Это почему же? — возмутился я. — Ты, что, Мирзабала, не поможешь мне, что ли?

— Как же не помочь соседу, сейчас пойду за лифтером.

Прошло полчаса, но ни лифтер, ни Мирзабала не появлялись.

— Эге-гей! — снова проорал я.

— Похоже, кто-то застрял в лифте, — донеслось с лестничной площадки. — Вечно в нашем доме что-то ломается!

Я узнал голос Пахрудина с третьего этажа, которого я на прошлой неделе мертвецки пьяного доставил домой. Потом он просил меня об этом никому не говорить…

— Пахрудин, будь другом, сходи за лифтером! — взмолился я, томясь в жутком одиночестве.

— Щас пойдем, — пробасил сосед, и его нетвердые шаги постепенно заглохли где-то в недрах многострадальной девятиэтажки.

Странное дело, лифтера все ещё не было.

— Эге-гей! — заорал я что было сил, сопроводив свой вокал ударами кулака в стену проклятого шкафа.

— В лифте кто-то есть, — раздался над моим ухом рассудительный голос кустаря-одиночки Чаландара, который вчера приходил ко мне за паяльником. — Не очень-то, наверное, там уютно…

— Вот именно! — рявкнул я, потеряв всякое терпение. — Ты бы за лифтером сбегал, чем философию разводить!

— Конечно, дорогой, конечно! – заверил меня находившийся на свободе сосед. – Я его доставлю сюда…

Однако шло время, никто не шел. Я пустил в ход ноги, а также девятиэтажный, вровень с нашим домом, набор ненормативной лексики – тщетно. Я бессильно опустился на заплеванный пол.

— Кто это бесится там, в лифте? – донесся до меня сквозь звон в ушах бархатный баритон Дурдулава с девятого этажа.

Это его я в прошлую субботу «накрыл» в гостинице с пассией. Дурдулава я даже не стал просить — кому нужен живой свидетель супружеской измены?

Я понял, что обречен, и громко зарыдал. Любители изя­щной словесности в таких случаях применяют избитый до синяков оборот «и он уронил скупую мужскую слезу». В моем случае более подходил какой-нибудь термин из лексикона инженера-гидротехника.

— Вах, что такое! Кто это там застрял?

— Я, Галбац-Дибир с восьмого этажа… – глотая слезный рассол, промямлил я, уже окончательно потеряв веру в человечество.

— Потерпи немного, сейчас приведу лифтера.

Это был голос Рамалдана со второго этажа. Мы с ним не разговаривали уже ровно год. Да что там говорить, виноват был я перед ним: построил гараж на месте, которое он уже застолбил, пользуясь тем, что городской архитектор приходится мне свояком…

Лифтера, конечно, привел Рамалдан. Ведь я ему ничего хорошего не сделал и он не был должен мне ни копейки. И не так уж плох был тот мужик, придумавший подъемный механизм для многоэтажных домов: лифт, как видите, иногда наводит на определенного рода размышления.