Книга

— Когда перестанешь разбрасываться своим добром?

 

В дверях моего рабочего закутка стоит голенастое существо в розовом топике и синих шортиках и с укором смотрит на меня. 

 

Это – моя дочь, ей тринадцать. То есть ей кажется, что все, что могло случиться в жизни, уже случилось и нет теперь на всем белом свете человека более опытного и искушенного, чем она. Понятное дело, устало–великодушная снисходительность ко всем окружающим, особенно к родным, подчеркнутая вежливость и еще что-то, чему я пока не нашла названия. Во мне ее забавляет все: лицо, прическа, фигура, походка, одежда, привычки… А уж моя рассеянность приводит в полный восторг: надо же, какие в жизни случаются ходячие недоразумения.

 

— Что, моя хорошая? — улыбаюсь в ответ. — Опять я забыла свои очки на плите? 

 

— Ну, от этой привычки я тебя уже отучила. Теперь вот книги, — она кладет на край стола потертый, большого формата том в коричневой обложке. Одного взгляда мне хватает, чтобы понять, что это за книга, — «История Древнего Востока» знаменитого в довоенные годы академика-востоковеда Тураева. 

 

— И вот что я тебе скажу, мамулечка. Бумажные книги – это вчерашний день. Весь мир уже пользуется электронными. Все эти твои стеллажи, — тут она обводит взглядом книжные полки, — можно уместить на одной ма-а-аленькой флешке. 

 

Далее следует завершающий аккорд: — Андестенд? 

 

В смысле – дошло до меня?

 

— Учту, мой цветочек, — говорю примирительно. – А как моя книга попала к тебе?

 

— Сама, небось, и сунула в мои вещи, когда переезжали, и – забыла!

 

Через минуту слышу ее голос уже во дворе: катается с подругами на роликовых коньках. 

 

Да, переезд добавил нам неразберихи, некоторые мелочи не обнаружились до сих пор. Хорошо, вот книга нашлась. Реликвия не реликвия, но она дорога для меня. Память об отце. Десятка два книг – вот, собственно, и все, что от него осталось. Самого отца я не знала: он умер за месяц до моего рождения…

 

Книги сберег дед. Он уговорил бабушку освободить для них старый сундук. Комнату, где стоял этот сундук, у нас в семье называли «новой». Никакой новой она, конечно же, не была, просто никто в ней не жил. Дед с бабушкой держали там все самое, на их взгляд, примечательное, фамильное достояние: медный самовар с портретами царской династии, стопку дореволюционных, «николаевских», фарфоровых тарелок, овальное зеркало в резной деревянной оправе, пара «венских» стульев с гнутыми ножками, письменный стол, пресс-папье с вправленной синей промокашкой… Конечно же, ковер, конечно же, керосиновая лампа под красным абажуром. И теперь — сундук с отцовскими книгами. 

 

Сундук поместили в нише стены за ситцевой занавеской, открывался он с мелодичным звоном. От книг исходил волнующий запах старой, иссушенной годами бумаги. Ощущение было, что прикасаешься к чему-то другому, тайному, сокровенному. Так оно, похоже, и было. Во всяком случае, с «Историей Древнего Востока». Тут все было незнакомое, таинственное: боги, фараоны, бородатые воины на колесницах, каменные львы с человеческими лицами… Отец преподавал в школе историю.

 

Сундук в переездах куда-то затерялся, книгу вот сберегли. Листаю знакомые с детства страницы. На полях много пометок карандашом, сделанных отцом. Одну из страниц он заложил газетной полоской. Портрет древнеегипетского жреца. Сидит обритый наголо человек, придерживая рукой перекинутый через плечо кусок материи. Что в нем заинтересовало отца? Осанка, выверенность позы? А может, эти устремленные в пространство слепые, без зрачков, но мудрые глаза? 

 

В конце книги вклеен тетрадный листок с подписями отца. То ли обозначал принадлежность книги, то ли учился расписываться… Повинуясь неожиданному порыву, беру ручку, ставлю на листке и свою подпись – аккуратно, не размашисто. 

 

Кто знает, может, когда-нибудь книгу будет листать и моя снисходительная дочь и, дойдя до этого листка, вдруг тоже захочет расписаться. Место на листке остается.