Король вечеринок

График выступлений махачкалинского диджея Max Freeze на новогодние праздники расписан вплоть до середины января. За несколько дней до начала предновогодней лихорадки он выбрал время и побеседовал с нами о профессии диджея, о том, что слушают и подо что танцуют в дагестанских клубах.

Dj Max Freeze – в реальной жизни Максим Балаев. Кстати, традиция брать себе сценические прозвища идет еще с 80-х годов, когда зарождались клубная культура и музыка. Сегодня диджеи стали частью мировой музыкальной культуры, некоторые из них играют не только в клубах, но и выступают даже с серьезными филармоническими оркестрами, а сами диск-жокеи стали звездами величины поп-певцов: гастролируют по всему миру, собирая стадионы клабберов (любителей клубной музыки).

Но хороший диджей должен уметь не только свести две композиции на вертушках (двух проигрывателях, объединенных пультом-микшером) так, чтобы это было незаметно для слушателя. Он — носитель и ретранслятор музыкального вкуса, знаток и меломан. А еще — композитор. Ремиксы Макса на поп-хиты прошлых лет играли все топовые диджеи России – Misha Klein, Ivan Spell, Favorite, Nejtrino. А его оригинальные композиции в стилях tech-house регулярно выходят на престижных зарубежных звукозаписывающих лейблах. Диджеингом он занимается больше 10 лет.

— Макс, ты клубный диджей. А много ли в Дагестане клубов?

— В Махачкале заведений, называющих себя ночными клубами, очень много. Но по факту это все гибриды клуба, кальянной, караоке и ресторана. Настоящий клуб – это длинный бар, огромный танц­пол и небольшая зона с диванами, где можно отдохнуть от танцев. Ты знаешь, как у нас делают клуб? Снимут зал, поставят две колонки. Спрашиваю, а почему клубом назвали? А потому, говорят, что мы ночью работаем и у нас что-то орет из колонок.

— А какая публика в них ходит?

— У нас хозяева клубов не хотят связываться с юнцами – они слишком шумные, денег мало, а суеты много. Поэтому основной посетитель клубов — от 25 до 30 лет. В этом возрасте человек хочет не танцевать до упаду, а присесть, произнести тост, поэтому из клубов получаются рестораны. Полноценного ночного клуба в Махачкале сейчас нет. С натяжкой когда-то был «Сити». Там был длинный бар, акцентированный танцпол и, самое главное, диджеи, которые играли то, что считали нужным.

— Много ли в Дагестане ценителей электронной музыки?

— Слушают многие, но не ходят в клубы: кому-то не позволяют понятия, другим — родители, старшие братья, а то и просто кошелек. Плюс к этому репутация у махачкалинских клубов не самая лучшая. Но на самом деле обстановка в них не такая ужасная, как люди себе представляют.

— Какую музыку ты чаще всего играешь в клубе?

— Как правило, модный сейчас deep-house, реже – tech-house, g-house, techno. Но deep я не очень люблю, он слишком мягкий. Предпочитаю более плотное, жесткое звучание, ближе к техно.

— Deep-house – это та ритмичная музыка, которая играет у молодежи в наушниках и доносится из «приор»?

— Да, но по большей части это не «электроника», а песни со словами, танцевальная переделка шлягеров 80-90-х годов. Россия – страна караоке, у нас любят подпевать. Клубы в целом больше похожи на кабаки, и это отражается и на музыке, которую пишут и играют диджеи. То, что слушают под видом клубной музыки, — это песни под околоклубный ритм.

— Часто ли к тебе подходят, прося поставить что-нибудь типа «Кайфуем»? Как ты реагируешь?

— Зависит от заведения. Например, там, где я сейчас играю, шансон, медленная музыка, восточная – вне закона. Я часто музыку сравниваю с едой. Вкус у всех разный, и проблемы начинаются тогда, когда человек заставляет других слушать то, что нравится ему. Клуб – это одна общая чаша, и когда человек заказывает себе музыкальный «майонез», то его вынуждены есть все в зале. Кроме того, диджей играет микс в определенной стилистике, тональности, ритме, и просить его поставить что-то постороннее – все равно, что маляр покрасил красной краской белую стену.

— Как случилось, что ты встал за диджейский пульт?

— В университетские годы на матфаке ДГУ участвовал в студвесне, играл в КВН, потом друг пригласил работать. Тогда мы сводили на компьютере в программе Atomix DJ, затем появился Virtual DJ, а потом в одном из заведений хозяин предложил играть на вертушках.

— Помню, в девяностые на вертушках диджеи крутили не диски, а грампластинки.  И ходить приходилось с тяжеленными кейсами с виниловыми пластинками. На чем играешь ты?

— Мои вертушки тоже не легкие – 27 килограммов. Вместо чемоданов с пластинками сейчас одна-две флешки. Но диски в начале 2000-х я успел поносить. Был случай, зимой ночью шел из клуба домой, и собаки пристали. Рычали, решили за мной побежать. Одной по носу папкой с дисками ударил – и все врассыпную. Музыка – это грозное оружие.

— Когда ты спишь?

— Спать приходится днем. Самый минимум работаю до 4 утра. Бывает, приезжаешь домой в 6 утра.

— И что играешь под утро? Расслабляющий чилл-аут?

— Наоборот, пожестче. Единственное, минут за 15-20 до конца вечеринки снижаю ритм до дип-чилла, чтобы человек начинал думать типа: «Ладно, Мага, пойдем домой».

— Сколько в Махачкале людей, которые могут встать за вертушки и отыг­рать диджейский микс?

— Человек 10 точно. Это тех, кого я считаю диджеями. Много таких, которые ничего не умеют, но между делом выскакивают в заведения, зарабатывая на заказах песен. Нет ничего такого в том, что ты чего-то не умеешь, главное, чтобы ты захотел этому научиться, раз уж назвал себя диджеем. Два года назад к нам пришел 23-летний парень с большим желанием. Но он ничего не умел, не знал, с какой стороны подойти к аппаратуре. А в этом году на очередном диджейском баттле занял первое место и теперь играет в клубах – Dj Respublic.

— Научиться нажимать кнопки на аппаратуре не так сложно. В чем же искусство диск-жокея?

— Ну, во-первых, это многочасовые поиски достойного музыкального материала. И потом все это нужно как-то совместить. Возьми, например, боржоми, деревенский мед, швейцарский шоколад, соленые огурцы – все продукты качественные, но попробуй из них что-то целое собрать. Будет неприятное месиво. Такая история и с диджейскими миксами. Собрать сет, чтобы он ровно и красиво звучал час-два, не так-то просто, хотя это, конечно, и не квантовая физика.

— В этом году сотню лучших диджеев мира возглавил 20-летний Мартин Гаррикс. Что ты о нем думаешь?

— Сейчас с диджеингом такая же ситуация, как на рынке, — недостаточно иметь качественный товар, нужно его и раскрутить, чтобы о нем все знали, важна реклама. Ты хочешь стать знаменитым диджеем, музыкантом? Это очень легко. Тебе нужно заплатить за продакшн. Это как с поп-певцами. Тебе все напишут, подберут образ.

— 23 декабря у тебя на бельгийском лейбле Lou-Lou вышел новый трек. Трудно было пробиться?

— Сейчас выходить за рубежом — не проблема. Написал музыку, отмастерил, отправил по почте. На лейбле послушали, говорят: вот это поменяй, поменял, взяли. Потом утверждают дату релиза. И всем плевать, из Махачкалы ты или из Москвы. Парадокс в другом: мой трек «Time out» заметили бельгийские продюсеры, но совершенно не поняли на танцполе в Махачкале. До наших это звучание может дойти через год, и то, если я активно буду его крутить. Люди глухи к новой интересной музыке. Приходится действовать, как с детьми, когда хочешь дать лекарство. Крутишь на вечеринке два-три избитых трека, от которых самого уже тошнит, а между ними запускаешь один свежий. Многие накачают себе песен из ВКонтакте и думают, что знают музыку лучше тебя. Но у диджея всегда больше интересной музыки, чем вы себе можете представить, чем есть на вашей флешке или в телефоне.

— У меня в голове два образа диск-жокея. Первый  – это скачущий за вертушками немецкий диджей Армин Ван Бурен, и второй – «ботаник», часами сидящий за компьютером и синтезатором.

— На самом деле диджей — это нечто среднее. Любой диджей немного «ботаник», он часами ищет музыку в Интернете, но в клубе ты должен заводить толпу.

— Что ты стараешься передать людям на танцполе?

— Ну, во-первых, я очень люблю когда на танцполе много людей, от них я заряжаюсь энергией. Я пытаюсь донести свое видение музыки. Дать им материал, который они нигде больше не найдут. Я хочу, чтобы под мою музыку все танцевали, пусть даже реально ее оценят, может быть, два-три человека. Конечно, диджей старается не для пьяного человека, которому все равно, под что танцевать, который даже под хаус танцует лезгинку. Я старюсь для трезвой, слушающей, интеллектуальной публики. Такая публика есть.