Кошачья жизнь
Единственный, кто был мне не рад, – это большой кот Максуд. Максудом он стал в Цунте. Разменял столичную квартиру на горскую саклю. Сменил британское гражданство. Перешел с вискаса на хинкал. Почти как мужик уплетает большими порциями сушеную колбасу, курдюк, запивает бульоном и даже изучает дидойский язык. Сама видела. О прошлой жизни напоминает лишь лоток. Ему он верен.
Максуд встал на задние лапы, поднял передние, выпустил когти и стал устрашающе фыркать. Оказывается, я села на его место. А место было мягким-мягким, и его обдувал вентилятор.
Дедушка Ахмед стал смеяться и показывать на себе максудовы царапины.
«Рокъоб хlелеко, къатlиб гlанкlо», – сказал он, что в переводе с аварского означает: «Дома – петух, на улице – курица». Это про Максуда. Он не выходит на улицу, потому что боится быть побитым соседскими котами. Те не признали его из-за ушей и бубенца на конце хвоста. Чтобы совсем уж не растерять форму, притворяется львом, оттачивает коготки на домашних, держит в страхе меня и все время лакомится пирогами.
— Что такое пироги, даже мы не знали. А он год как на свете живет и все знает! – говорит бабушка Патимат. – Первый раз пирог мне достался в 15 лет. До этого никто в селении не пробовал даже. Моя старшая сестра вышла замуж в Аксай. Кумыки научили ее сладкое тесто готовить. Когда она приезжала в аул, даже из соседних сел к ней женщины пешком ходили, чтобы научиться у нее печь пироги. Только хинкал готовили, сыр, ретерму (национальный напиток из толокна. – Прим. авт.) и мясо, мясо, мясо. Раньше на уразу делали сырные оладушки и суп. Даже суп не всегда. Бульон. А первым в районе посадил картошку дед дедушки Ахмеда. Все были в шоке от ее необычного вкуса. Он притащил два ведра картошки из Ботлиха, отдал за них огромную корову… Сейчас сделаем пирог! – сказала бабушка и, выпрямляя больную спину, пошла на кухню. Максуд – за ней.