Литр томатного сока

Лей полусладкое или сухое

Лей полусладкое или сухое,
Лей до краев, чтобы тонуло море.
Лей за то, что ещё не случилось с нами,
И пей ночами.
Ты сам для себя однажды стал Израилем и Палестиной:
Развёл внутри войну, завел часовые мины.
И в тебе развернулся бесконечный внутренний бой.
А там только ты с тобой.
И снова удар под дых.
Небо рушится,
Атлант опускает руки.
Последние истошные звуки.
Раздаётся оглушительный рёв.
Топи.
Топи раскаленное солнце в бокале с вином,
И подкидывай больше льда.
Пусть замерзнет: сердце/солнце/душа
и все, к чему прикасались твои конечности.
Ты же мечтал о вечности?
А теперь, стоя за барной стойкой,
Ты меняешь ее на стопку.
Так пей, чтобы горела глотка,
горели чувства,
горела плоть,
А в конце на свою же могилу
брось горсть.

Наши дороги с тобой разошлись, Бог

Наши дороги с тобой разошлись, Бог.
Когда ты бросил меня у ног той,
Кому я ни боком, ни даром.
Кстати, а что там еще по программе?
В этой абстракции и голограмме
какой-то глобальный сбой системы.
Сбились настройки, вероятно, ещё полетел и сервер.
И вот мы говорим на совершенно разных с ней языках.
Она почему-то любовью называет панический страх,
и боль —
преподносит ее как благо.
Бог, ты невероятный тролль.
Отослал от себя, а на Земле меня никто не принял.
Я получал удары плетью и языком.
Там не успел, тут опоздал и везде по итогу выставлен дураком.
Но демоверсия уже близится к логическому финалу,
Я почти запомнил каждую карту, и готов играть.
Я адаптирован к жизни, где лгать — это не грех, а бесценный опыт.
Бог, бери колоду.

Я теперь не опускаю взгляд, когда на меня замахнулись рукой,
Тотальный холод. Душевное обморожение.
Осторожно, возможно воздушно-капельное заражение.
Стеклянный взгляд. Отсутствие чувств,
По рёбрам. хруст. Отбой.
Игра окончена. Ты выиграл. Но точечно.
И ты, конечно, интересно задумал правила:
От каждого в программе заложены извинения.
Error. Ошибка 404. Пришло обновление.
Я меняю.
Я меняюсь.
Бог.
Теперь твой черёд.
Хотя знаешь.
Я тебе прощаю.

Женщина

Весь мир твердит о силе духа мужчин,
А я женщина просто. Женщина без причин.
Женщина без права голоса. Женщина, чтобы молчать.
Я женщина, и я научилась стоять
Там, где ломают кости не только души, но и тела.
Я выстояла, я сумела. Я научилась не плакать там, где воют от боли.
Разве есть смысл показывать слабость,
Если, по сути, ты не играешь роли?
Я разучилась верить в Бога, которого нет.
Я ходить начала по углям, перестала оставлять на них след.
Не чтобы доказывать миру, какая сила заложена в женщине,
А чтобы не морщиться сильно, когда окурки тушат на шее.
Я перестала жмурить глаза на ярко палящее солнце,
Чтобы высохла наконец слеза, чтобы ослепнуть и не видеть больше,
Как люди из моей утробы однажды станут точно такими же —
Одни будут дико страдать, другие послужат причиной.
И в этой истории не будет счастливого финала.
Я женщина. И я заранее проиграла.
И если война — мне первой бы убежать,
Но я женщина, и как первая жертва — мать.
И все, чего я добилась и пОтом, и кровью,
И своими слезами, Я бросаю в топку,
А на меня бросают …
полотно,
Как на того,
кто вроде уже погиб.
И отчасти – оно и правда,
Я тело мертвой души.

Я женщина. Я очень устала.
Я женщина. Я не выбирала…

Маски

С самого раннего детства и по сегодняшний день
Каждый заслуженный взрослый
На каждого из своих детей
С утра надевает маску.
Стандартную. Как и у всех.
Но в детстве — она большая,
Вечно с лица спадая,
Приносит немало хлопот.
Но ребёнок растёт. И вот она ему впору:
Он пьёт воду каждый день. Ровно 2 литра. Как приучила мама.
Ходит в спортзал, хотя хотел бы заниматься танцами,
Но в обществе так не принято.
На стене огромными буквами выбито:
«Соблюдайте, пожалуйста, режим! Масочный!».
И так и ходит весь мир в невидимых масках,
И так каждый ребёнок — яркая краска,
Которую общество разводит с серой водой.
Это как попытка одной рукой
вставить огромный ватман в маленькую рамку для фото,
Это как пытаться уместить в стакан целый литр томатного сока,
Это как усадить взрослого в детское кресло:
В нем ему неуютно и тесно,
И не понятно, что ему больше давит,
То ли это самое кресло, то ли стены,
то ли люди, которые сюда его вечно сажают.
Но он привыкает.
Все привыкают.
Он сжимается, наклоняет голову и морщит лоб.
И вот
ещё на одной детской спине появляется взрослый горб.