«Ну, вы поняли или нет?»

Сегодня Мажейка часто разъезжает по стране и делится опытом с молодыми коллегами, уверяет, что журналистом надо родиться. Говорит, что ему повезло, ведь удалось поработать на переломе двух эпох – оказался в нужное время в нужном месте.

– В 13 лет я начал интересоваться политикой, делал какие-то вырезки из газет, всех политиков знал поименно. А родители все удивлялись: «Как так? Почему это он увлекся политикой, а не музыкой?» У меня отец был оперным певцом, мать – актрисой драмтеатра, сестра пела в оркестре Леонида Утёсова, брат — искусствовед… А я вот выбрал совсем иной путь, – рассказывает опытный журналист. Себя он считает счастливым человеком: детская мечта посмотреть на окружающий мир сбылась!

– Когда-то вас не приняли в МГИМО из-за тройки по немецкому языку. Тогда вы клятвенно пообещали, что добьётесь своего. Сколько раз приходилось давать подобные клятвы и в каких ситуациях?

– На следующий год я поступил в МГУ на философский факультет и на первом же курсе перешел на факультет журналистики. Знаете, больше клясться не приходилось. Я поставил перед собой цель – стать профессиональным журналистом и всегда шел к ней. Это очень интересная профессия: встречи с новыми людьми, новые поездки. И когда в детстве я собирал почтовые марки – мечтал объездить весь мир. Я посетил свыше 80 стран мира, был на пяти континентах, проработал 5 лет в Алжире и 13 лет в Брюсселе заведующим корпунктом Гостелерадио. Мы сегодня живём в эпоху, когда журналист одновременно может быть и телевизионщиком, и газетчиком, и радийщиком. Так вот, я сначала был газетчиком. В 15 лет я в Вильнюсе закончил Общественный университет печати параллельно со школой рабочей молодёжи. И когда в газете «Вечерние новости» вышла моя заметка – 5 строк о комсомольской конференции, я, как кот, который держал мышь в зубах, показывал ее родителям: «Вот, смотрите, ваш сынуля уже пропечатался». В поездках по миру я убедился: самое большое впечатление оказывают не пейзажи с архитектурой, а люди. Я мог не знать языка, но всегда понимал, что они мне говорят.

– Как стать журналистом-международником?

– Изучать языки и всегда интересоваться политикой. Журналистом-международником я состоялся в прошлом веке, а в нынешнем реализовался как наставник и педагог. Я часто езжу по стране, читаю лекции, даю мастер-классы, и не только в России. И сегодня мне гораздо интереснее общаться с молодыми коллегами, ждущими от меня новой, свежей информации, а взамен они дают мне свою энергетику, которая продлевает мое творческое долголетие.

Если раньше путь в журналисты-международники был открыт только мужчинам, то сегодня на эту широкую дорогу вышли женщины. И, кстати, составляют серьезную конкуренцию мужчинам. Обратите внимание: более 60 процентов журналистов – женщины. Женщины сегодня доминируют не только в СМИ. Для меня понятия сильный/слабый пол – смикшировались. Я вижу девушку: гора мускулов, которая сейчас поднимет тяжеленную штангу, поблескивая лакированными ноготочками. Да она трех мужиков разом уложит! И какой же она слабый пол? Или на боксерском ринге, на татами в кимоно с прической а-ля «домашняя хозяйка»… Блеск! Девушки сегодня спокойно играют в мужские игры и занимаются тяжелым спортом.

– И все-таки насколько женская журналистика отлична от мужской?

– Знаете, я бы не стал разделять профессию по гендерному признаку. Неправда, что в аналитике только мужчины. У нас много прекрасных политологов-женщин, которые дают взвешенную оценку происходящим событиям. Женщина в политике – это плюс, и чем больше вас будет, тем лучше, но, к сожалению, в России к этому еще не пришли. В основном женщины уходят в бизнес.

– А почему вы ушли из телевидения?

– С телевидением я навсегда попрощался еще в 1996 году. Я вернулся в страну, которая стала совсем другой, изменилось и телевидение. Не хотелось уподобляться коллегам, которые носили чемоданы и чистили ботинки власть имущим. Без работы я не остался. Ушел в издательское дело, даже освоил маркетинг и научился продавать книжки, поработал в Госдуме, был замминистра. Я никогда не останавливаюсь, все время учусь, считаю себя вечным студентом. Мне до сих пор сняться сны, будто я студент, опаздывающий на экзамен, и мимо меня «пролетает» мой поезд до Питера. Если за день не научился новому, значит, день прожит зря.

– В одном из своих выступлений вы произнесли фразу, очень понравившуюся многим: «Будущее — за региональной журналистикой». Что вы имели в виду?

– Во-первых, у регионального журналиста незамыленный взгляд на происходящие события. Во-вторых, он ближе к людям. Он пишет о простых вещах с душой, и он не имеет права выдавать «лажу», потому что завтра он выйдет на улицу, где его многие знают, и все будут тыкать в него пальцем. Регионалы – универсальные журналисты. Быть таковыми их заставляет нехватка финансов в редакциях. Он и корреспондент, и фотограф, и, когда надо, оператор. Шансов у регионалов пробиться больше, чем у столичников. Но не надо рваться сразу в Москву, вначале стоит заявить о себе в своем регионе. Я считаю, современный журналист должен руководствоваться именно такими принципами: «Не прорвался через Спасские ворота, прорвёшься через Боровицкие».

– Как часто вам становилось страшно?

– Точно не скажу, но кровь закипала. И не раз. Я был первым, кто приземлялся на американском ударном авианосце в Средиземном море, было очень необычно испытывать перегрузки, когда самолёт стремительно гасил скорость с 300 километров до нуля и «ударялся» о палубу. В эти три секунды тебя вдавливает в кресло так, что ты не можешь даже открыть рот. И дальше – абсолютная тишина, открываются люки, ты видишь: стоят самолёты, Средиземное море — такой сюрреализм…

Или, например, я спускался в самую глубокую шахту в мире, в Южной Африке под Йоханнесбургом — 3 км. Там добывают золото, там температура 55 градусов. Подаются сжатый воздух и холодная вода, – иначе там работать нельзя. Клеть, в которой я спускался вниз, летела со скоростью 11 м/с. Или мы с оператором в авиасалоне Ле Бурже по своей профессиональной неграмотности решили проверить себя в испытательном полёте. Нас пригласили. Я оператору говорю: «Вить, пойдёшь в кабину пилота, снимешь Париж с воздуха». Разве бы я дал такое задание оператору, если бы знал, чем это закончится! Витя стоял в кабине пилота, и самолёт пошёл вверх вертикально. Я сижу один, пристёгнутый в салоне, меня вдавливает в кресло, а он в это время, падая с камерой, зацепил какой-то тумблер. Произошла нештатная ситуация, пилоты быстро среагировали, всё восстановили. Однако самолёт пять минут выделывал кренделя, и я испытал всю прелесть ощущений, что испытывает пассажир на самолёте, который падает вниз.

— Есть журналисты, а есть ремесленники. Кто есть кто?

— У каждого журналиста есть выбор поступить так или этак. Ты можешь пойти на поводу у своего начальника, даже если это противоречит твоим убеждениям, но он твой начальник. Идеальный вариант, когда совпадает журналистская позиция с гражданской. Если возникает противоречие позиций, это говорит о том, что, скорее всего, он прошел точку невозврата, когда профессия журналиста превращается в ремесло. И сегодня, к великому сожалению, спрос именно на ремесленников, мало кому нужны журналисты, имеющие собственное мнение. К тому же журналистика сегодня превращается из второй древней профессии в первую. В нашем цеху все друг друга хорошо знают, и никогда нельзя переходить за красную черту, всегда надо помнить об этом. Сеять умное, доброе, вечное все труднее, нежели пустое, сиюминутное.