Один день в Мококе

В Мококе я знаю многих, познакомились, когда приезжала в командировку по «горячим» следам. Видела, как маленькие дети, бабули и дедули наравне со здоровыми мужчинами разгребали завалы. Многие тогда остались без жилья. Жили у сельчан и как могли отстраивали жилье, верили в новую жизнь. Уверяли, что со временем улягутся их тревоги, рассеется запах гари, хозяйственные заботы заставят забыть о произошедшем.

Больше всех тревожились аксакалы. Были сильно обеспокоены тем, что молодежь и без того торопится уехать в город, а из сгоревшего села и вовсе все разом повалят на равнину. Не сбежали. Жаловались тогда старики на молодых, не знающих ни запаха земли, ни какой ценой добывался хлеб. Недовольны были тем, как торопятся они променять родной дом на душные городские «коробки». И дело здесь, говорят они, не в поиске удобств, а в неправильном воспитании.

– В селе всегда есть работа! А после пожара ее стало еще больше! Вон сколько людей, которым надо помочь со стройкой, сколько высыхающих полей, пустующих сараев! Сын должен делать то, что велит отец! – сказал старик, как отрезал.

Дом жителя Халида Курбанова тоже сгорел. Я встретила его ранним утром, когда ходила фотографировать развалины. Его дом сгорел вторым, за считанные секунды пламя охватило всё.

Стал рассказывать, что село уже пережило однажды пожар и несколько раз переселяли людей, но они вновь и вновь возвращались на родную землю.

— Село было буквально ликвидировано в 1944 году, людей переселили в село Тазен-ала Веденского района. Люди вернулись и восстановили свой Мокок в 1957 году, — рассказывает Халид. Дом его пережил многое. Строил его прадед Курбан, впоследствии раскулаченный, как слишком зажиточный.

— Прадед мой пчел держал. Говорят, когда хозяйство стали грабить, добрались и до пасеки, мед тек рекой. Не был он никаким кулаком, хозяйственник был хороший, пчел любил, баранов держал. Бабушка моя вязанием занималась, а тогда все женщины этим занимались. Дом сожгли, прадеда и его сына, моего деда, связали и забрали. Вели их в НКВД. Деду Джамалу, тогда он был молодым парнем, удалось сбежать, вон туда наверх, в лес убежал. Семь лет он скитался по пещерам и лесам. Государство его простило и попросило вернуться. Сказали, мол, за ним грехов нет, пусть возвращается и живет спокойно, — говорил Халид Курбанов.

После разговора Халид пошел собирать камни для своего нового дома, работать он будет до поздней ночи. Ему тоже выплатят компенсацию. И еще 106 жителям. На сайте района висит список погорельцев, и к нему прилагается такая информация: «В ноябре 2017 года из резервного фонда Правительства РФ было выделено 23 млн рублей оставшемуся без крова 251 жителю села Мокок (107 семьям из расчета по 100 тыс. рублей на человека, но не более 300 тыс. рублей на семью). Пожар в высокогорном селе Мокок повредил 83 строения – жилые дома и хозяйственные постройки. Всего в Мококе насчитывается 96 жилых домов (без учета хозяйственных построек). Сначала загорелось одно частное домовладение, из-за сильного ветра огонь перекинулся на соседние дома террасного типа, которые вплотную прилегают друг к другу. По первоначальным данным республиканского МЧС, без крова остались 480 человек».

Даже сейчас, после пожара и всех тревог, Мокок прекрасен. Хорошо им любоваться из окна дома Магомедовых, откуда открывается настолько завораживающий вид, что не сразу веришь своим глазам. Дом их расположен высоко-высоко. Оттуда видно, как внизу белой нитью тянется река, местами широкая, а местами совсем узенькая. А когда Мокок ложится спать, реку становится слышно.

Можно выйти в сад за домом, сидеть на скамейке у обрыва и общаться с горой напротив. Слушать истории из Корана и историю про сам старинный Коран из ХVIII века. Сходить к соседям за несколько домов за свежим молоком для деда Ахмеда, потому что своих коров уже давно не держит, нырнуть в бурдюк за целебным сыром, приготовить хинкал (очень похожие на аварские, но они дидойские), научиться ловко, как Патимат, вертеть спицы в руках и долго любоваться тайными посланиями на шерстяных носочках цIинтIай. Вдохновиться и пуститься по всей Цунте на поиски мастерицы, которая бы умела вязать настоящие национальные гедо. Это такие шерстяные то ли чулки, то ли сапожки. Мне их долго расхваливали и уверяли, что только цунтинские женщины умеют вязать такую красотищу и никакие другие в мире с ними даже рядом не стояли. Удивляться иностранной малине из Интернета, прижившейся здесь, высоко в горах, за тысячи километров от иностранного дома, вопреки прогнозам бывалых земледельцев.

Один день, проведенный в Мококе стоит сотни, прожитых в городе…