Осталось на всю жизнь
В детские годы в своём окружении я постоянно видел пожилых ветеранов Великой Отечественной войны. Они неизменно присутствовали на парадах 9 Мая, а накануне праздника Победы получали поздравительные письма от президента страны. Им вручали награды и почетные грамоты. Они жили среди нас, их можно было встретить на улице, пожать им руку, послушать их мудрые советы и ощутить на себе невероятно мощную жизненную энергию, которая исходила от них.
Все это воспринималось как данность, как обыденное явление. Почему-то тогда казалось, что ветераны будут с нами всегда. Шли годы, их поколение редело. И страшно осознавать, что наступит день, когда на свете не останется ни одного из живых носителей памяти о самом трагическом и в то же время самом величественном событии в истории России. А потому спешу рассказать о Тагире Тагирове – одном из героев Великой
Отечественной войны. В память о нашей встрече берегу фотографию, на ней я вместе с ветераном и его супругой. Берегу этот снимок, чтобы не только родные и близкие помнили его, но и все, кто благодаря таким героям имеет сегодня возможность радоваться жизни.
Солдатами не рождаются
Тагир Насрулаевич Тагиров родился в 1918 году в высокогорном с. Бухты Гунибского района. Его и младшего брата Омара воспитывал отец, так как их мать рано ушла из жизни.
В конце 30-х годов Тагир добровольно отправился служить в армию (закон о всеобщей воинской обязанности в СССР приняли только в 1939 г.), попал в пограничную часть на границе с Финляндией. Прослужив положенный срок, сержант Тагиров уже собирался было демобилизоваться, но началась Советско-финская война. О возвращении домой пришлось надолго позабыть.
С первых же дней войны взвод, в котором служил Тагиров, был задействован в активных военных операциях. В одном из первых боёв его ранило в обе ноги. Обездвиженный, он категорически отверг помощь своего товарища по оружию Матюхина, который вызвался вынести его с поля боя на спине. Мол, беги и спасайся сам, не то бессмысленно погибнем оба. Единственное, что Тагир завещал другу, – известить отца о своей безвременной кончине.
Хождение по мукам
Поле боя было усеяно телами погибших солдат, искореженной военной техникой, изрыто воронками от снарядов. Финские солдаты, которые прочесывали территорию, подобрали раненого Тагира и поместили в лазарет. Как только он немного поправился и набрался сил, его с другими советскими военнопленными отправили работать на крупную ферму. Оттуда попытался бежать к партизанам. Но, увы, побег не удался: группа беглых пленных была застигнута врасплох и захвачена немецкими патрульными.
Тагира и его товарищей по несчастью фашисты отправили в концентрационный лагерь Нойенгамме в Германии. Там он познал все тяготы плена.
Нойенгамме являл собой классический лагерь смерти, оснащенный газовыми камерами, в которых безжалостно травили неугодных узников: евреев, калек, инвалидов, а также больных и безнадежно истощенных пленных, не способных к тяжелому физическому труду. Горы трупов сжигали в печах крематориев, расположенных в непосредственной близости от газовых камер.
Очередную партию пленных, прежде чем посылать на изнурительные работы, подвергали расовой и биологической селекции. Славян, как правило, сразу же сгоняли на тяжёлую работу; а евреев без оглядки посылали «на заклание». Тагира поначалу приняли за иудея и автоматически определили в еврейскую группу. Обречённых в последний путь сопровождал немецкий пастор, который случайно заметил на груди у Тагира странный треугольный амулет, висящий на шнурке. Пастор попросил у него амулет, распорол черный кожаный чехол и с изумлением обнаружил внутри сложенную бумажку с надписью на арабском языке. Тогда он сказал лагерному офицеру, что зачисленный в еврейский контингент пленный вовсе не еврей, а мусульманин. Так чудом спасся Тагир.
От колючей проволоки до золотых рудников Сибири
В лагере Тагир в основном работал на кухне лагерных служащих. Он никогда не выбрасывал пищевые отходы, а приносил вечером в барак своим товарищам.
Голод – бич всех узников. Он всё время преследовал заключенных и порой доводил до того, что они принимались есть мертвечину, если обнаруживали какую-нибудь падаль. Однажды нашли сдохшую лошадь. От туши они отрезали
кусочки мяса, спрятали добычу за пазуху, незаметно пронесли в барак и съели.
В мае 1945 года наступавшие войска союзников наконец освободили Нойенгамме. Германия капитулировала, война завершилась. Началось массовое интернирование вчерашних советских пленных на Родину. Однако Тагиру не сразу посчастливилось вернуться домой. После войны он принимал участие в восстановительных работах на Донбассе. Возвратился в Дагестан лишь в середине 1949 года. Потом закончил в Буйнакске бухгалтерскую школу, стал работать учетчиком. Казалось бы, можно было наконец вздохнуть свободно и приняться за обустройство личной жизни. Но вышла неприятная история. По его словам, один высокопоставленный военный чиновник при допросе его лагерного товарища военной поры назвал их обоих предателями, на что страшно оскорбленный Тагир резко ответил ему.
За это его осудили на шесть лет исправительно-трудовых лагерей и сослали в Сибирь на золотодобывающие шахты.
Сейчас Тагиру Насрулаевичу 103 года. Он с трудом разговаривает, едва слышит собеседника. Его историю жизни, полную драматизма и тягот военных лет, поведала его жена Тавус Идармачева – верная спутница жизни ветерана уже больше шестидесяти лет…
Постскриптум
С тех пор как я научился складывать буквы, стал читать по слогам, одними из первых прочитанных мною слов были: «Никто не забыт, ничто не забыто». Эти слова вырезаны на граните памятника погибшим солдатам Великой Отечественной войны в моем родном ауле. Рядом на каменной плите рукой неизвестного камнереза искусно запечатлен образ скорбящей матери с закрытыми глазами. На оборотной стороне плиты – лик Неизвестного воина, чей суровый взгляд, кажется, вобрал в себя бесконечные муки страданий, что пришлось пережить нашему народу в трагические годы войны. И рядом золотыми буквами надпись: «Память о вас вечна, подвиг ваш бессмертен…».
Хотя мне было всего шесть лет и я не мог полностью осознать всю глубину и смысл этих скупых слов, они запали мне в душу. Каждый раз, когда эти слова приходили мне на память, меня охватывало чувство благоговения. Осознание пришло позже, но детское сердце уже тогда почуяло сакральное значение написанного на памятнике и приняло его со всей чуткостью и остротой восприятия шестилетнего ребенка. Это осознание осталось во мне на всю жизнь.